Найти тему
Георгий Жаркой

Тайна осталась

В пятнадцать лет у меня появилось страстное желание выучить бурятский язык. И хотелось сделать это незаметно, чтобы никто не догадался, чем я занимаюсь.

Закрою глаза и вижу: прихожу в класс, ребята достают из портфелей учебники и тетради, никто на меня внимания не обращает. А я подхожу к своему лучшему другу и говорю по-бурятски: «Дай списать домашнее по математике, я вчера не успел».

У него от удивления уши ползут к макушке, а у меня от радости кружится голова.

Только как это сделать? Тогда не было ни интернета, ни магнитофонов – ничего не было.

И учебник не достать. Спросить в библиотеке не вариант, потому что полсела узнает, что Гоша Жаркой заинтересовался бурятским языком. Будут подходить и ехидно спрашивать: «Ну, что, выучил»? Или задавать какие-нибудь вопросы по-бурятски. Тогда позора не избежать.

Родители знали несколько бурятских слов, но разговаривать не могли. Попросить дядю Кешу, который свободно общался со своими друзьями-бурятами, я стеснялся, потому что не поймет, скажет, что не надо лезть к нему с баловством.

Для начала решил запомнить самые распространенные существительные: книга, стол, дом, тетрадь, корова, собака, свинья, кошка. Еда: хлеб, чай, суп, картошка и прочее.

Потом можно перейти к глаголам. А еще хорошо бы выучить разговорные фразы.

Купил в книжном магазине блокнот за пять копеек и стал записывать бурятские слова.

Спрошу с невинным видом у ребят или у дяди Кеши какое-нибудь слово и незаметно запишу.

Чтобы меня не обнаружили, клал блокнот на дно тумбочки, сверху гора учебников и тетрадей, альбом для рисования и карандаши.

Когда дома никого, достану заветный блокнот, хожу по комнате, заучиваю слова.

Если забуду, суровое наказание: нужно залезть под кровать, лечь на живот и пять минут смотреть в одну точку на полу.

У меня тогда были недорогие наручные часы, положу перед собой и лежу.

Пройдут пять минут, вылезу из-под кровати, и снова блокнот в руках.

А еще хорошо запоминать целые фразы в магазинах. Покупатель спрашивает, продавец подает. Главное – успеть удержать услышанное в голове, чтобы в заветном блокнотике зафиксировать.

Вечерами, когда вся семья дома, сяду за стол, открою тетрадь, а сам смотрю в потолок, шевелю губами – повторяю бурятские слова.

Сестра бросит подозрительный взгляд и спросит: «Ты не помешался»?

Тогда приму независимый вид и скажу с презрением: «Отстань».

Так прошел месяц, приближался новый год. Отец сходил в тайгу и принес елку.

Сделал это вечером, чтобы лесники не поймали.

Елка сначала лежала в огороде за домом и ждала своего часа. Тридцатого декабря отец закрепил ее на крестовине, мама принесла из кладовки большую картонную коробку, а мы, дети, вынимали стеклянные игрушки и развешивали на пушистых ветках.

Тридцать первого числа произошло удивительное событие в моей жизни.

Утром мать отправила отца в магазин, а сама принялась готовить. На столе размораживалась свинина, топилась русская печь, в кадке поднималось дрожжевое тесто.

Гости появились под вечер. Сначала пришли тетя Уля и дядя Кеша, от них пахло морозной свежестью.

Через некоторое время открылась дверь – это дедушка и бабушка. Дед медленно снял телогрейку и вдруг уставился на меня. От его взгляда стало не по себе: такое ощущение, что он видит во мне что-то нехорошее, даже стыдное, и сейчас громко об этом скажет.

Суровая холодность неожиданно превратилась в теплоту. Подошел, почему-то погладил меня – пятнадцатилетнего подростка - по голове и сказал: «Ты сегодня что-то увидишь».

Я и удивился, и испугался, но задавать вопросы было у нас не принято. Оставалось гадать, что он имел в виду?

Была у меня надежда, что дед выпьет пару стаканчиков и подобреет. Тогда можно подойти и смело спросить: «Скажи, дедушка, а что я сегодня увижу»?

Гости сели за стол. Разговоры о самом насущном: про поросят, про дедушкину собаку, которая вчера вечером выла, про сильные в этом году морозы.

Сижу в соседней комнате и жду, когда можно к деду подойти. Справа от него тетя Уля, слева – моя мама. Никак не спросить.

А разговоры все громче и громче, и взрослым захотелось повеселиться.

Отец взял гармошку, первой плясать пошла тетя Уля:

Я любила, ты отбила,

Так люби облюбочки,

Ты целуй после меня

Целованные губочки.

И топот ног, полы из сибирской лиственницы немного трясутся.

Нет, не подойти к деду, а душа волнуется: кого увижу? Что увижу? Надо ли этого бояться?

И такая досада на гостей: весело им, а я томлюсь от странного беспокойного чувства.

Разозлился так, что не было сил находиться в комнате. Оделся и вышел во двор, никто не заметил.

Звездная ночь, которая бывает только в горах Бурятии. Вдалеке от больших городов - прекрасное зимнее небо молча взирало на меня.

Стоял посередине двора, чтобы ничто не мешало любоваться величественной торжественной картиной.

Зимы в тех краях нельзя назвать снежными. Выпадет скудная пороша, возьмешь метлу, и полетят в стороны немногочисленный снежинки. Появляется дорожка до ворот, до бани и курятника, до небольшого домика – пристанища двух свиней.

-2

Вдруг что-то возникло над моей головой – нечто невесомое, как облако, опустилось, окутало меня белой непроницаемой мглой, и шепот в уши: «А ты ведь уедешь отсюда далеко-далеко. Далеко уедешь».

Страшно не было, и никакой тревоги. Чисто и ясно на душе как после вечерней молитвы.

Вернулся в избу: веселье в разгаре. Отец с дядей Кешей вздумали «оперу» петь. Отец подошел к елке и начал завывать: «Налей полней бокалы, кто врет, что мы, брат, пьяны? Ну, кто так бессовестно врет»?

Дядя Кеша дождался своей очереди: «Ты истину сейчас изрек, она, как знак, горит на горизонте».

Дед нахмурился: «Хватит вам, придурки». И мне подмигнул.

Пройдет весна, в начале лета снимется наша семья с насиженного места и переедет на Урал.

И до сих пор неясно: что за облако тогда, в новогоднюю ночь, предсказало мне мою судьбу? И как с этим был связан дедушка?

Ответа не найду, и не надо. Пусть тайной останется, есть в ней что-то теплое и светлое – душу согревает.

А бурятский язык я так и не выучил.

Подписывайтесь на канал «Георгий Жаркой».