Первый раз отказала Альфия мужу в ласке. И до этого бывало, что уставала, без настроения бывала, не хотелось ничего, только бы лечь и закрыть глаза. Но она жалела его и уступала. Первый раз ей не жалко Халима, первый кирпичик не прощаемой обиды лег на ее сердце.
Пройдя по центральной алле парка, по которой снуют возбужденные праздником, нарядные граждане, компания попала на стадион. В честь празднования Первого мая здесь вовсю идут соревнования легкоатлетов.
По беговой дорожке несутся девушки. Молодые, стройные, одетые в красные футболки и черные спортивные трусы. Болельщики кричат, подгоняют, подбадривают, свистят.
Видимо, от шума и громких криков в коляске проснулась Алиюшка. Проснулась и заплакала. Альфия взяла ее на руки
- Испугалась моя маленькая! Не бойся, это праздник, Первое мая сегодня, доченька, смотри, сколько народу! Люди просто громко веселятся.
Самат оставил коляску, развернулся к Альфии
Можно, Альфия, я понесу вашу дочку?
Халим остановил друга, выставив перед ним свою палку.
- Нельзя! Родите своего, носи на руках, сколько хочешь. Коляску, вон, кати. Давайте, обойдем с правой стороны беговую дорожку. Тогда, как раз выйдем на берег напротив причала. Там красиво.
Да! Действительно красиво! Прямо за стадионом плещет синей волной разлившаяся на километры река. Она залила все луга, до самых дальних хвойных лесов, оставив лишь небольшие зеленые остова с мелким кустарником.
Альфия встала у реки и застыла в восхищении. Столько воды, такая ширь! Такая мощь! Глубина, в которой, едва заметно расплываясь, отражаются бело-голубые облака и разливается золото солнца. Кажется, небо сверху, небо прямо у ног, ступи шаг и окажешься на небесах. Женщина чуть повернула дочку в сторону реки
- Доченька, смотри, сколько неба, как много воды и солнца. Видишь, какая красота!
Альфия повернулась к мужу, чтобы позвать его к себе, вместе порадоваться. Глаза ее сияли ярче, чем изумруды в ее золотых сережках, губы улыбались. Ветерок, дующий в лицо, играл завитками волос на висках, закручивая легкое бледно-розовое платье вокруг ее стана.
Лучше бы Альфия стояла нагая! Ветер подробно прорисовал все линии ее тела, облепив шелком платья высокую грудь, тонкую талию и стройные ноги. Халим готов был чем угодно укрыть свою женщину, спрятать, чтобы никто не мог видеть ее такую.
- Альфия, отойди от берега! Чего ты там такого увидела? Хочешь дочь простудить, от воды холодом несет!
Она с недоумением посмотрела на своего мужа. В его глазах была злость, голосе слышалось раздражение. Не поняла Альфия , что она совершила! Халим продолжал
- Ты меня слышишь, иди, сядь на лавку.
Женщина покорно села на лавку, держа на руках дочь. Рядом с ней села и Римма. Мужчины отошли, о чем-то тихо совещаясь. Римма положила руку на колено Альфии
- Халим с тобой всегда так разговаривает? Ты почему ему не ответила, ты не его раба, чтобы он мог тебе приказывать.
- Нет, Римма, он не всегда такой. Я сама не поняла, почему он разозлился. Но, он мужчина, мой муж, я должна его слушаться.
- Фу! Альфия! Что за средневековье? Что значит, слушаться? Он тебе отец что ли? Ты меня просто уби ла, слушаться. Сейчас вот! Ты может быть и свекровке так же послушно покоряешься?
- А как иначе? Она старше, мудрее, сына своего для меня вырастила.
- Не могу, держите меня трое. Это Сария-то мудрая? Тупая, старая карга, как и мать Самата. Теперь я поняла, почему моя свекруха от тебя в восторге. Ты идеальная татарка-сноха. Вы бы с ней жили душа в душу, не то что со мной.
- Тебе плохо живется с Равиля-апа? Она же очень добрая!
- Нужна мне ее доброта! Ей надо, чтобы я в огороде пахала, дрова с ней таскала, я уж не говорю о стирке мазутных штанов ее сыну. В одном тебе повезло, Халим у тебя чистюля, всегда опрятный, отглаженный. Самат слесарем работает, а вывозится, как тракторист в колхозе. Вон, идут!
- Ну, чего, насплетничались? Мужчины называются, как сойдутся, так балабонят, балабонят.
Халим хмуро, исподлобья глянул на Альфию.
- Чего держишь ее на руках, уснула ведь, наверно. Положи дочь в коляску! Ты слышишь меня?
Альфия вздрогнула. Голос мужа злой, недовольный. Она поднялась, одной рукой откинула тюль, которым укрывала дочку от солнца и от чужих глаз, положила ребенка. Низко наклонившись над коляской, сморгнула набежавшие слезы, укрыла дочь, вытерла слезы и постаралась улыбнуться.
Наступило тягостное молчание, которое прервала Римма
- Знаете, у меня пропало настроение отмечать праздник. Халим, я всегда знала, что ты баран, но не думала, что настолько тупой баран. Самат, домой пошли!
- Римма ты чего? Чего он сделал? Зачем домой? Посидим немного, выпьем, поболтаем. Весело же, смотри сколько народу отдыхает!
- Зачевокал! Ты тоже не чище своего дружка. Пошли, сказала! Дома за баней свою бутылку выпьешь. До свидания, весело отпраздновать Первое мая! Да, а ты, Альфия овца, если позволяешь так с собой разговаривать. Проснись, протри глаза, разве ты такого заслуживаешь?
Альфия машинально катала коляску взад, вперед, глядя куда-то вдаль мимо мужа. Халим сел рядом, положив ладонь на руку жены, остановил движение коляски.
- Не надо ее катать, дочка спит. Альфия, ты тоже думаешь, что я баран?
- Не думаю, только я не поняла, чем я тебя обидела? Что я сделала не так, Халим? За что ты так со мной при чужих людях?
- А то ты не знаешь? Самат тебя чуть глазами не сожрал, смотрел на тебя и облизывался.
- Так, ты бы с Саматом поговорил, я-то тут при чем?
- При том, что ты ему тоже улыбалась. Посмотрела бы на него строго, отвернулась, он бы и не стал глазеть.
- Я не стану оправдываться, Халим, потому что не чувствую своей вины. Наверно, ты был бы рад, если я повязала платок на голову по самые брови, косы бы укоротила, как советовала делать твоя мама. Надела бы на праздник синий сатиновый халат. Для чего тогда ты покупаешь мне нарядные платья, туфли?
Халим молчал. Он сам понимал, что повел себя по-идиотски, испортил праздник себе, жене, друзьям. Не смог он справиться со своей ревностью! Однако, разве за это стоило его тупым бараном обзывать? Самат тоже хорош, распустил свою жену. Она его друга оскорбляет, а он молчит. Вообще, пошло оно все к че рту!
- Пошли домой. Я проголодался. Не хочешь, не оправдывайся, но больше чтобы близко рядом с Саматом не стояла. Поняла ты меня?
- Поняла. Это от тебя зависит, не приглашай его к нам в дом, не зови вместе праздновать.
Сария приготовила обед, вышла на улицу, села на лавку. Хорошо было раньше, когда не было Альфии. С Равилей никогда не ссорились, как сестры жили, всем делились. А теперь она приходит только к Альфие. Совсем не с кем даже посидеть, чаю выпить.
Сын все время был рядом. Спрашивается, чего она потащила его на какое-то гулянье. Он, бедный и так еле ходит. Лучше бы сидел в саду, книжку читал. Вон, как сегодня хорошо, тепло, словно летом.
Только по тому, как шагал Халим, тяжело опираясь на палку, Сария поняла, что-то неладно. Молодые подошли к воротам. Альфия закатила коляску во двор, Халим опустился на лавку рядом с матерью.
- Скучаешь, мама?
- Да, сынок! Старость не очень веселое время. Все гуляют, а ты сидишь на лавочке одна, никому не нужная. Что такой грустный? Поругались?
- Нет, Альфия не ругалась, я немного повоспитывал. Не надо было, тем более при людях, тем более в праздник. Испортил настроение и ей, и себе. Она так радовалась!
- Ничего такого, если заслужила, пусть получит, не все радоваться, да улыбаться.
- Мама, ничего она не заслужила! Просто меня зло берет, кажется, что только на нее и смотрят, а она и довольна, улыбается всем без разбору.
- А я что тебе говорила? Красивая жена – чужая жена. Захотел такую, терпи теперь. Пойдем, пообедаем, да полежишь немного. Вижу, еле идешь, сильно болит нога-то?
- Все болит, мама! Муторно на душе, тошно! Зря я Альфию обидел.
- И чего сам себя грызешь? Не обматерил, не ударил, подумаешь принцесса какая, слова ей сказать нельзя. Вон, прошла мимо молча, будто меня тут нет. Никакого уважения к матери мужа.
Альфия переоделась, прилегла на кровать, дала дочке грудь.
- Кушай, моя маленькая, хорошая моя! Да, грустно твоей маме. Никогда у нее не было праздников и, наверно, уже не будет. Не нравится твоему папе, когда маме весело. Такой уж он человек. Ничего, мы с тобой потерпим, да? Зато он нас с тобой любит.
Обедали молча. Халим сразу ушел к себе и лег в кровать. Альфия принялась мыть посуду. Сария вытерла со стола.
- Давай, управляйся тут скорее, пойдем картошку сажать, по радио дожди обещали, надо до этого успеть.
- Хорошо, я сейчас.
Альфия копала лунки, Сария кидала в них картофелины. Работали споро. Сария только успевала кидать клубни, так ловко и быстро работала Альфия. Наконец, свекровь взмолилась
- Давай, немного отдохнем. Уж не так я молода, чтобы за тобой угнаться, устала.
Альфия села на перевернутый ящик, прислонившись спиной к шершавым доскам сарая. Солнце заходит. Слышно, где-то гармошка играет, чей-то далекий голос выводит: «Вьюн над рекой, ой, вьюуун над рекой…» Она не одинока, кому-то сегодня так же тоскливо, как и ей. Альфия закрыла глаза, из-под ресниц ее выкатились слезы.
Сария сердито поглядывала на сноху. Чего ей не хватает? Взяли в приличную семью, считай позор прикрыли, из грязи вытащили. Живет, как королева, никто ее куском хлеба не попрекает, одета в крепдешин и шелка. Муж с нее пылинки сдувает, только ведь не молится на нее. Любая другая на ее месте радовалась бы, благодарна была, а эта сидит, слезы льет.
- Альфия, что такое, о чем ревешь? По деревне своей соскучилась, по мачехе или по ком другом?
- Не о ком мне скучать, просто грустно стало. Праздник, люди гуляют, а я тут с тобой картошку сажаю, будто другого дня не будет.
- Можно подумать, я ее сажаю для себя. Для вас горблюсь, мне одной две картофелины на неделю хватит. Если хотела гулять, не надо было замуж выходить.
- Так ведь и семейные люди ходят на гулянье, и семьями дружат, и в гости друг к другу ходят. Мы одни, как отверженные, сидим за забором и за запертыми воротами.
- Понятно! Мало тебе одного мужа, надо, чтобы еще кто-то вокруг тебя увивался. Бессовестная! Радовалась бы, одетая, обутая, в тепле и сытости! Нет! Этого ей мало, ей еще веселье какое-то нужно.
- Не нужно мне уже ничего, пошли картошку сажать.
Однако, не пришлось дальше работать, ибо открылось окно и Халим крикнул: «Альфия, иди, корми дочку, она плачет»
Наскоро помыв руки, Альфия заскочила в дом. По тому, как груди налились молоком, она чувствовала, пора кормить дочь, но не решилась бросить работу. Халим сидел на кровати, держа дочь на руках.
- Вот, я ее перепеленал. Она не грязная была, просто мокрая.
- Хорошо.
Взяв Алиюшу на руки, Альфия села на кровать, подальше от мужа, дала дочке грудь. Халим сидел, виновато опустив голову.
- Альфия, я был не прав, мне не надо было так грубо разговаривать с тобой. Ты сильно обиделась?
- Халим, ты бы мог дома мне объяснить, чем недоволен. Не надо было портить праздник людям.
- Людям, это кому? Самату? Тебе жалко его стало? А меня тебе не жалко? Терпеть, как моя жена переглядывается с моим же другом.
- А ты, Халим, не терпи! Вот сейчас же иди и разберись со своим другом!
- Сначала я хочу разобраться с тобой. Если женщина не дает повода, мужчина никогда не станет к ней приставать. Может ты и Салиху давала повод?
- Халим, это я тебе дала повод забрать меня в жены. Однако, если бы я знала, что ты будешь мне напоминать про Салиха, бы предпочла утопиться. Воля твоя, Халим! Ты можешь думать все, что хочешь, но я об этом знать не хочу и слышать не хочу. Если еще раз я услышу от тебя имя Салих, уйду от тебя.
- Это еще что за разговоры? Куда ты уйдешь? У нас ребенок.
- Ты, Халим, с рождением дочери очень изменился. Думаешь, если у меня ребенок, я никуда не денусь? Теперь можно мне что угодно говорить, обвинять в чем угодно? Ты, дорогой, не дави слишком сильно, мое терпение может лопнуть.
Накормив и уложив дочь, Альфия пошла, помылась в остывшей бане. После долго расчесывала и переплетала косы, в надежде, что муж уснет без нее. Но, увы, он не спал. Его рука сразу оказалась на ее груди, другая поползла по животу вниз. Альфия убрала с себя руки мужа, отвернулась от него. Халим возмутился
- Альфия, ты чего?
- Ничего, я не хочу, у меня нет настроения.
- При чем тут твое настроение? Хватит злиться на меня, ну, давай, а то я не усну. Альфия, я так тебя люблю, целый день ждал вечера, чтобы это, ну.
- Знаешь, чтобы я вечером хотела это твое «ну», день должен быть хорошим. Сегодня он у меня был очень плохой.
Первый раз отказала Альфия мужу в ласке. И до этого бывало, что уставала, без настроения бывала, не хотелось ничего, только бы лечь и закрыть глаза. Но она жалела его и уступала. Первый раз ей не жалко Халима, первый кирпичик не прощаемой обиды лег на ее сердце.
Продолжение Глава 16