Найти тему

- Я в этом во всём очень плохо разбираюсь, Лера. И понимаю лишь одно – Семён не такой человек, чтобы вот так сдать тебя Стасу.

Бедная жена богатого мужа. Часть 13

Все части романа здесь

Я решаю, что Циля наверняка что-то знает об отъезде Семёна, и нужно пойти к ней. Семён должен был с ней поделиться, ведь они с ним в очень хороших отношениях. И Циля, конечно, не промолчит, скажет мне, что же побудило его вот так срочно, не сказав мне, уехать в город, где прошёл один из этапов моей жизни.

По дороге к Циле я стараюсь дозвониться ему. Но трубку никто не берёт, а спустя какое-то время приходит смс-сообщение: «Лера, я вернусь недели через две-три, всё будет хорошо, не переживай. Прошу тебя, успокой маму и Димку. И не думай ни о чём плохом».

Его сообщение как-то сразу успокаивает меня. Я поняла, что должна позаботиться о Капитолине Егоровне и Димке, и больше времени проводить с ними рядом, ведь Семён поручил их мне, уезжая. «Успокой». У Капитолины Егоровны наверняка сердце что-то чувствует… Что-то недоброе. И скорее всего, она сказала об этом Семёну. Потому Семён и написал мне, чтобы я успокоила её. Неужели Семён? Он поехал к Стасу? Хочет предложить ему деньги за меня, потому снял такую большую сумму? Какие глупости! Стас никогда не пойдёт на это, потому что даже если Семён предложит ему в десять, в пятнадцать раз больше – для Стаса это будет просто мелочь. Да он из принципа не согласится на эти деньги. Нет, тут дело в другом, и единственный, кто может знать об этом – Циля.

Когда я прихожу к ней, она в отличнейшем настроении поливает цветы вдоль террасы. Они у неё просто прекрасны – вьющиеся зелёные плети свешиваются вниз, цветы вот-вот зацветут, и вся терраса станет похожа на сказочный домик. Увидев меня, Циля восклицает:

- О, Лерок пришла! Проходи, дорогая, я приготовила чудный, холодный квас, который выстаивался в погребе в бочке. Только что подняла оттуда, дух – что твоё пиво!

Мы проходим на веранду, Циля наполняет стеклянные высокие кружки тёмно-коричневым напитком, от которого идёт запах свежего хлеба и солода. С наслаждением отпиваю и закрываю глаза от удовольствия.

- Как ты это делаешь? – спрашиваю у неё – он даже в голову шибает!

- Я ж жизнь прожила, деточка! – отвечает она.

На ней просторное ситцевое платье белого цвета в мелкий цветочек, на голове – маленькая соломенная шляпка, где она только их берёт – все разные и в таком количестве, вся она домашняя, уютная и приятная.

- Циля – говорю я, делая ещё глоток – скажи честно, ты знаешь, зачем Семён уехал в тот город, где остался мой муж.

Она не старается прятать глаза и не успокаивает меня, помолчав, говорит лишь:

- Я таки предвидела, что ты придёшь ко мне с этим вопросом. Но я ничего не знаю, детка. Он просил присмотреть за тобой и за своими, сказал, что недели две-три его не будет, управляющим в теплицах вместо себя назначил Генку. Вот и всё, что я знаю. Сказал, что позвонит, если задержится на дольше.

- Вот как! – настроение становится мрачнее тучи.

Циля кладёт свою пухлую, тёплую руку на мою и говорит:

- Он просил, чтобы я успокоила тебя, детка и передала, чтобы ты не сомневалась в том, что он хочет тебе помочь.

- Циля, Капитолина Егоровна сказала, что он снял со счёта большую сумму денег. Что ты думаешь об этом?

- Я в этом во всём очень плохо разбираюсь, Лера. И понимаю лишь одно – Семён не такой человек, чтобы вот так сдать тебя Стасу.

- Думаешь, он хочет предложить ему денег за меня? Но ведь я ему чужой человек.

- После того, как спасла его сына? Какой же ты чужой человек, Лера? Но мне кажется, что у Семёна другие планы. В любом случае, нам остаётся только ждать.

Она подбадривающе похлопывает меня по руке.

- Не боись, детка! Я уверена, что всё будет хорошо! Кстати, он просил, чтобы я кое-что передала тебе. Не знаю, что это может значить, когда я увидела, мне было смешно.

Она выносит из комнаты большой тяжёлый пакет, в котором лежит… боксёрская груша и пара боксёрских перчаток. Там же записка от Семёна: «Представь, Лера, что груша – это Стас. Пока меня нет, у тебя будет время выплеснуть всю злость на него в эту грушу. Всю злость, обиду и ненависть. Удачи в занятиях! P.S. Думаю, перчатки будут в самый раз»

Боже, я никогда не занималась ничем подобным! Что я буду делать со всем этим? Но разочаровать Семёна я не могу, а потому действительно буду выплёскивать все свои чувства на безжизненный кусок кожи. И начну прямо завтра утром, сразу после пробежки и водных процедур. Благо, в интернете сейчас можно найти всё, что угодно, так что, как правильно с этим работать, я, пожалуй, разберусь.

Настрой Цили передаётся и мне, я возвращаюсь домой и сразу думаю о том, как бы подвесить подарок Семёна. В итоге пристраиваю грушу на старый турник за цепь, благо, на конце есть специальный крючок. Надеваю на руки перчатки – с размером Семён угадал, правда, я пока в этом не разбираюсь, но по внутренним ощущениям рукам очень комфортно.

Смотрю на себя в зеркало и мне становится смешно – эдакая паинька в косынке и сарафане, и при этом в боксёрских перчатках. Рядом ошиваются мои пушистики – им тоже интересно, с чего это хозяйка вознамерилась заняться боксом.

После обеда прибегает Димка. Смотри удивлённо на грушу и перчатки, спрашивает:

- Лера, а тебе зачем? Ты же девочка?

- Вдруг на меня кто-нибудь нападёт – с улыбкой отвечаю я.

- А мы с папой на что? – удивляется он – как раскатаем его вдвоём по асфальту, он будет катиться до самого – и Димка называет мой город.

Фото автора.
Фото автора.

От его слов я почему-то вздрагиваю. Подсознательно парнишка понимает, что в том городе живёт человек, который может меня обидеть, и хочет меня защитить. Наверняка что-то слышал либо из нашего разговора с Цилей и Семёном, либо тогда, когда Семён разговаривал с Капитолиной Егоровной.

Я прижимаю Димку к себе, и утыкаюсь носом в его макушку. Он сначала тоже обнимает меня своими ручонками, а потом, смущаясь, вырывается. Гладит Найду и говорит:

- Бабушка сказала, чтобы ты к нам днём на чай шла! Будет тебя булками кормить, говорит, что непонятно, в чём у тебя дух держится. Лера, а как это – «дух держится»?

Я что-то отвечаю ему, иногда невпопад, а сама думаю о своём. Нужно было мне уйти в лес, построить хижину и жить, как Агафья Лыкова, тогда бы, в тайге, Стас меня точно не нашёл. А сейчас из-за меня могут пострадать люди. Конечно, Стас не такой дурак, чтобы действительно убить кого-то, но методов у него достаточно, чтобы воздействовать на человека. А ведь и Димка может пострадать… Только не это. Тогда я просто перегрызу Стасу глотку.

- Пойдём на чай вместе? – грустно спрашиваю Димку.

- Ну, да! Лера, а можно, я пока побоксирую?

- Конечно. Вот тебе перчатки даже, они, скорее всего буду большеваты тебе, но ничего.

- Не, я так, руками…

Я убираюсь в кухне и поглядываю в оконце на Димку. Он изо всех сил молотит кулачками по груше, вокруг него скачет с лаем довольная Найда. Я усмехаюсь – Димка умудряется ещё и смешно пыхтеть, и вскрикивать, как заядлый боксёр.

После уборки кухни надеваю платье, мы с Димкой берёмся за руки и идём на чай к Капитолине Егоровне.

У неё уже накрыт стол – на кипенно-белой скатерти стоит самовар, заварник, блюдо с пряниками и свежими булочками, густое черничное варенье в вазочке, творог, сметана и оладьи с пылу, с жару.

- Садитесь, садитесь – суетиться она. Я предлагаю ей помочь, наливаю всем чай, беру фарфоровый молочник, мы переглядываемся с женщиной, обе улыбаемся, когда смотрим на Димку, с удовольствием поглощающего оладьи. Хватает его ненадолго – он съедает несколько штук со сметаной и вареньем и убегает во двор.

- Вот так и ест – говорит мне Капитолина Егоровна – была бы мать, может, и уговорила бы, а меня он слушать не хочет, ныть начинает, что я его насильно кормлю. А Семён мне всё говорит, что чего ты его закармливаешь, захочет, прибежит – поест. Только ведь не дело это – кусочничать вот так.

Она замолкает и смотрит в окно, её лицо кажется мне озабоченным, такое ощущение, что гложет её что-то ещё, кроме отъезда Семёна.

- Вы не переживайте – говорю я ей, стараясь успокоить – всё будет хорошо, вернётся Семён…

А она вдруг прижимает к глазам салфетку и говорит:

- Ох, детка… Машка-то моя… дура непутёвая. Чё-то у неё там с новым мужиком нелады какие-то. С двумя детьми несладко мыкаться по съёмным-то хатам… Зову её сюда – Сёмка не простит, конечно, но жильё, думаю, найдём для неё. Так она, гордячка, не хочет ехать, надеется, что помирится со своим мужем, в первый раз, мол, ругаемся, что ли. С Сёмкой-то вообще спокойно жила, как у Христа за пазухой, и то, ишь, не хватило ей мексиканских страстей, полетела в город. И теперь так презрительно – «не поеду в вашу деревню» - передразнила она дочь – глядишь ты, городская нашлась. Теперь вот ещё и Сёмушка уехал неизвестно куда.

Она склоняет голову на руки и плечи её вздрагивают. Какой же виноватой я чувствую себя в этот момент! Придвигаюсь к женщине, обнимаю её за плечи. Иногда тактильный контакт действует лучше всяких слов. Она успокаивается через некоторое время, смотрит на меня.

- Ты прости меня, детка, старуху неразумную, рассуропилась тут перед тобой – улыбается мне сквозь слёзы – добрый ты человек, я доброту за версту вижу, Лерочка. И глаза у тебя добрые очень.

- Спасибо вам, Капитолина Егоровна. Всё хорошо будет, вот увидите. И с дочкой вашей, и с Семёном.

Я помогаю ей убрать посуду, а потом иду играть с Димкой. Весь день мы проводим во дворе – я учу его играть в бадминтон, потом мы играем в кольцеброс, потом в его комнате в лото. Помогаем Капитолине Егоровне с огородом, загоняем пришедшую с выпаса телушку, кормим курочек и других птиц. Когда становится темно, я собираюсь домой, но Димка просит меня:

- Лера, почитай мне книжку.

Он быстро чистит зубы и забирается в кровать, кутаясь в детское одеяльце с забавными гномами на пододеяльнике. Я включаю светильник и читаю ему Ганса Христиана Андерсена, сама попутно вспоминая детство и вместе с Димкой погружаясь в необычный мир сказки, где царят Русалочка, Снежная королева и Дюймовочка.

Скоро Димка засыпает, а я спускаюсь вниз и говорю:

- Капитолина Егоровна, Димка уснул, я пойду.

Она встаёт, снимает очки – читала газету – спрашивает у меня:

- Может, детка, ты ночевать останешься?

- Нет-нет, спасибо. У меня же животные там, не оставишь. Найда будет тосковать, Дымок тоже. Пойду.

- Ну, с Богом, детка.

Я возвращаюсь домой, мои хвостики льнут ко мне, трутся об ноги, всем достаётся порция ласки. Ложусь спать, но мне совсем не спится. Я думаю только о уехавшем Семёне и про себя молю Бога, чтобы с ним ничего не случилось.

Утром, как и планировала, приноравливаюсь к груше. Сначала неумело и несмело просто ударяю по ней перчаткой, потом второй. «Представь, что это Стас» - вспоминаю слова из записки и начинаю бить бешено, изо всех своих хилых сил, и вдруг замечаю, что ударяю довольно сильно. Отжимания и упражнения на пляже не прошли для меня даром. Только что это даст – Стас всё равно в разы сильнее, и я против него, как муравей – раздавит и не заметит.

Найде явно не нравится то, чем я занимаюсь, она скачет вокруг и возмущённо лает. Но я продолжаю бить, без всякой направленности, неумело. Сама не замечаю, как вхожу во вкус, молочу изо всех сил, не замечая, как вырывается из горла бешеный, нечеловеческий полурык, потом в изнеможении обнимаю грушу обеими руками в перчатках, почти падаю на колени, так что жалобно скрипит цепь, утыкаюсь лицом туда, куда минуту назад самозабвенно била, и сама не замечаю, как рыдаю – сильно, безумно рыдаю… Я не плакала так сильно с того момента, как ушла.

Агрессия выплёскивается на несчастную грушу, а потом приходит облегчение – отсюда и рыдания. Возможно, Семён прав, и мне это нужно сейчас и пойдёт во благо.

Прихожу в себя только тогда, когда слышу за воротами голос Бориса:

- Лера, с тобой всё в порядке?

- Да! – откликаюсь и наспех вытираю лицо, снимаю перчатки, и иду открывать.

Борис смотрит на мою фигуру в спортивных штанах и майке, на шее полотенце, потом заглядывает в лицо, – наверняка глаза красные – из-за моего плеча видит грушу.

- Ого! Спортом занимаешься? Молодец какая! А чего лицо расстроенное? Тебе не хорошо? Кто-то обидел, может быть, так ты только скажи!

- Нет, всё хорошо, Борь. Ты что-то хотел?

- Просто хотел узнать, как дела. Я в последнее время не баловал тебя вниманием, думал, хоть зайду и спрошу, как ты.

- Спасибо, всё отлично, но у меня нет настроения сейчас общаться, извини.

- Хорошо – он склоняется ко мне – ты просто помни, что я рядом и всегда тебе помогу, ладно. Обещаешь?

- Конечно – я улыбаюсь ему и закрываю ворота.

Я опять на весь день ухожу к Капитолине Егоровне и Димке. На этот раз беру с собой Найду и Дымка.

- Лер, а ты не знаешь – папа скоро приедет? – спрашивает Димка, а во мне опять вспыхивает чувство вины.

Прижимаю к себе парнишку.

- Не знаю, Дим, но думаю, скоро. Мне кажется, надо очень сильно ждать, и тогда тот, кого ты любишь, вернётся быстрее…

- Ты врёшь! – вдруг кричит он со слезами на глазах – ты всё врёшь! Я маму очень сильно ждал, очень! Но она не вернулась!

- Дима! Дима, успокойся – уговариваю я его – ну прости меня, прости! Зато у тебя есть папа и бабушка. А знаешь, что? А пойдём на озеро или на речку! Жарко, Найда вон тоже хочет искупнуться. Пойдём?!

- Да! – с его глазёнок тут же исчезают слёзы – только у бабушки отпросимся.

- И около берега! – говорю ему я.

Он согласно кивает, всё ещё помня недавнюю историю, мы отпрашиваемся у Капитолины Егоровны и идём купаться.

Димка бултыхается недалеко от берега с Найдой, я строю на берегу замок из песка, скоро Димка присоединяется ко мне, и мы приходим в себя после столь увлекательного занятия только ближе к вечеру. Голодные и счастливые, загоревшие на солнце, возвращаемся домой, где Капитолина Егоровна кормит нас ужином.

Потом я также читаю Димке сказку, он засыпает, а мы с моими животными, попрощавшись с женщиной, идём в сумерках домой.

Подходя к Дому, Найда начинает негромко порыкивать и поскуливать, Дымок у меня на руках весь сжимается. На скамейке стоит человек и смотрит через забор во двор. Заслышав шаги, спрыгивает и подходит ко мне. Это Борис.

- Боря? – удивляюсь я – а ты что тут делаешь в такой час?

- Лер, ты только не сердись – отвечает он – я хотел позвать тебя… на свидание.

Продолжение здесь

Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.