* * *
После окончания войны отец еще некоторое время служил в пехотном училище. Но здоровье его ухудшилось: беспокоили раны и пуля, застрявшая около сердца. Пришлось демобилизоваться, и летом 1946 года мы поселились на острове со странным названием — Козарез. Тут же, в Уфе, у реки Белой—Агидели.
Отцу дали должность лесника и квартирку в старом деревянном доме, имевшем не менее оригинальный адрес: «Кордон № 4». За стенкой — другая семья, еще одного лесника Лукашова.
Крутой берег острова словно выложен белым камнем. Куда ни глянь — вода! Кажется, Белая обняла эту сказочную землю со всех сторон. Ан нет! Ласкает и убаюкивает ее небольшая, но глубоководная старица. По ту сторону старицы — Затон с паромной переправой. Нам, чтобы попасть в город или Затон, надо переправляться лодками.
Весь-то Козарез — несколько домишек, кордоны лесников да контора здешнего полевода. Остальное — вода, поле, лес.
— И здесь мы будем жить?! — восхищается сестренка Лилька, осторожно сбегая с крутого берега к самой воде. А глубина такая, что у берега дна не сыскать, только видно, как ходят стайками рыбешки-мальки, блестя серебряными бочками. Их тут видимо-невидимо!
Я не слышу сестру, молча смотрю на воду и думаю о подружках, оставшихся в городе.
У лесника Лукашова шестеро детей: два сына и четыре дочери. Самой младшей — Таечке — всего полгода. Жена Лукашова — Ульяна — крепкая, по-мужски сбитая женщина, хозяйничает по дому, «смотрит» за детьми. Весь день только и слышно: «Глеб, Настенька, далече вас понесло?.. Не бегайтя долго!..»
Говор тетки Ульяны своеобразен: у кого — Мишка, Гришка, а у нее — Мишкя, Гришкя... Подитя, принеситя... Нам, городским ребятишкам, было смешно слышать такое, но мы, сдерживаясь, лишь хихикали себе в кулак. Только один сорванец Ромка хохотал на весь остров, передразнивая: «Подитя-я!..», за что Лукашова его недолюбливала, жаловалась нашим родителям — и Ромке было сделано «внушение».
Мы сдружились с Лукашовыми на все четыре года, пока жили здесь.
По соседству с нами обитал третий лесник — Ахтямов с семьей. Высокий, рябой, никогда не унывающий, он так заразительно смеялся, что заряжал весельем других.
Его жена — Савия-апа — бойкая, красивая башкирка. Детей и мужа держала в ежовых рукавицах.
Дочери Рабига, Катиба и Флюра лицом и манерами — копия матери. Зато сыновья — Радик и Ринат — удались в отца, чем он по праву гордился: «Мои батыры!.. Орлы!..»
Невдалеке домишко с усадьбой бакенщиков Гавриловых — отца и сына Леньки.
А на самом краю острова в старой, покосившейся избенке обитали молодая вдова Зайнаб-апа с десятилетней дочерью Райсой.
Там, где старица сливается с Белой, на высоком берегу — будка стрелочника Гагина...
Было лето. Козарез буйствовал зеленью леса и огородов. Легким, невидимым пологом накрывал все вокруг цветочный аромат, а прогретый летним солнцем воздух был наполнен щебетом и пеньем птиц. Чуть изумрудная вода величавой Белой играла кругами вертких рыбьих стаек. То-то раздолье здешней ребятне! Пацаны Лукашовы и наш Ромка взялись мастерить удочки. Девчонки всех трех семей лесников отважились на купанье, хотя плавать мало кто умел.
— Вода сама научит! Не надо трусить!.. — бросается с разбега в реку старшая дочь Лукашовых Марья. Отдуваясь и шумно загребая руками прохладную воду, делает небольшой заплыв на глубину и резко поворачивает к берегу.
— Девчонки, давайте... не страшно! — вдохновляет она нас с Лилькой и Настенькой.
Мне немного страшно: до этого приходилось плавать с надутой наволочкой, но так — без всего?!. Да и берег там был не такой крутой! Но, выдержав минутку, все-таки вхожу в воду. За мной — Настя и Лилька, следом — малышня-мальчишки. Каменный берег запестрел многоцветьем маек, рубашек, платьишек, и сам Козарез, казалось, ожил: хохотал, улюлюкал, горланил вместе с ребятами...
Среди нас, ребятишек, были и школьники. В нижегородскую школу № 24 переправлялись на лодке. Перевозил нас туда и обратно веселый и умелый лодочник, хорошо знавший нрав реки, — дядя Антоша. С пышной седой бородой, в стареньком картузе, он напоминал некрасовского деда Мазая. А шутник какой!
Мы быстро освоили весла и гребли по очереди. Дядя Антон правил на корме и смешил нас своими шутками-прибаутками, рассказывал разные истории или пел «Из-за острова на стрежень...». Пока переплывали Белую, на обоих берегах ее слышно было его громогласное пение.
— Я без песни как без заднего места, — весело шутил он. — Все чего-то не хватает!
— А мне хватает... Я совсем не люблю петь. Никогда не пою... — робко откровенничает первоклассница Флюра Ахтямова. — А стиктварения, знаешь, как люблю!
У лесной опушки — домик небольшой,
В том домишке старом жил старик седой.
Знал он, где какая птица гнезда вьет,
Просеки, тропинки знал наперечет...
— Вот какое знаю!..
— Стишок рассказать — ерунда! — перебивает сестру Радик. — А песни петь не каждый умеет... Только артисты и... дядя Антон.
Ребячьи взоры мгновенно обращаются к лодочнику. А у дяди Антоши уже и ответ готов.
— Я, знаете ли, сызмальства — артист. Как родился, так и запел, — маманя сказывала...
...Зима на острове — еще никем не рассказанная сказка! Такого чистого, ароматного снега я никогда и нигде больше не видела. Все бело! И только над дальним лесом темнеют стаи галок и ворон. Самое подходящее время для ребячьих забав, особенно в каникулы. Вся местная детвора высыпает на берег с санками, лыжами, коньками.
Мишка и Сашок Лукашовы принимаются за расчистку льда на реке — готовят каток. Другие, встав на лыжи, торопливо прокладывают лыжню. Девчонки, визжа и хохоча, обкатывают на санках гору прямо с крутого берега — на Белую. Разгонятся — у-ух!.. — не догнать и самому ветру! А остановятся чуть ли не на середине реки.
— Глядите в полынью не завалитесь, — беспокоится мама. Но мы не боимся: глупые еще.
Радостное воспоминание осталось от катания с крутояра на большом листе фанеры: усаживались человек по пять-семь, кто как мог — на корточки, на коленки, упираясь в спины друг друга... С визгом, писком, громким смехом неслись по затвердевшему снежному насту в речную даль...
...И вот первая здешняя весна! Ледоход. По серовато-свинцовой воде медленно ползут льдины причудливых форм — большие и маленькие. Вот громадная ледяная пластина — в полреки — медленно движется, сама не зная куда. Иные льдины, шумно наползая одна на другую, образуют «куча-малу». Тут уж и стар и мал — все на берегу! Взрослые — кто с багром, чтобы зацепить плывущее бревно, кто с веревкой, топором...
Больше всех восторгается Лилька:
— Ой, ледяной дворец Снежной королевы плывет!.. Блестит как хрустальный!
Но страшное и жалкое зрелище представляли собой плывущие дома. Помню, как на крыше затонувшего наполовину дома одиноко распевал чей-то петух. Маленькому Владику особенно жаль петушка. Он хнычет:
— Путесок там... Надо взять...
Мы утешаем его:
— Вон дяденька на лодке. Он спасет петушка. Не плачь!
Мальчонка успокаивается и принимается кидать камушки в бурлящую весеннюю воду, а увидев отца, выбирающего баклю и сорожек из ячеистой черпалки, со всех ног кидается к нему — «на помощь».
Нам, таким голодным и заморенным, питавшимся травой-лебедой, отрубными лепешками да перезимовавшим на поле картофельным крахмалом, удачная рыбалка сулит вкусную, душистую уху.
Мальчишки Лукашовы и Ахтямовы, соблазнившись уловом нашего отца, вытаскивают на берег и свои немудреные снасти. То-то ожил берег!..
Перед тем, как наступила большая вода и затопила почти весь Козарез, оставив только небольшой пятачок около нашего дома, все обитатели острова вместе со скотом и птицей переселились кто куда. Белая слилась с берегами, земли не видать, только стоят в воде дома да деревья.
По жалкому пятачку с Таечкой в охапке носится тетка Ульяна и кудахчет как клуша:
— Машкя, Настя, Мишкя, не подходитя близко к воде! В недобрый час свалитеся — глыбь везде...
— Не бойся, мам, — отвечает за всех старшая Марья. — Мы тут с ребятами с лодок кольями все промерили. Глубоких мест нет, самое большее — мне по пояс.
Мать успокаивается и уходит в дом укладывать малютку спать.
Отцы наши — все три лесника — каждое утро отправляются на лодках осматривать свои лесные владения — свой кордон: не появились ли лесорубы-браконьеры. Все — в разные стороны. С ружьями и топорами. Бывало, приходилось стрелять в воздух, предупреждая особо ретивого вора.
Позже, когда наша семья покинула Козарез, донесся печальный слух о гибели лесника-весельчака Ахтямова. В лесу, от руки злодея-браконьера.
— Зачем губить здоровое дерево, ведь оно еще служит человеку?! — возмущался отец. — Пойди в лесничество — выпиши, тебе отведут делянку без ущерба для леса... Так нет ведь!..
Он и сам любил лес. Где бы мы ни жили, всюду сажал деревья. Сколько берез, кленов, рябин шелестит ветвями во многих местах Башкортостана — там, где мы жили!
А братишки — Ромка и Владик — так и хлопочут у вязанки с отцовскими саженцами.
— Пап, дай я посажу, ты вон сколько уже насажал!.. — просит старший.
— Так ведь я не один, вы мне помогаете: то поднесете саженец, то поддержите, когда надо... — поясняет отец.
— Я тоза хотю... Дай мне плутик! — глядя на Ромку, требует и Владик. У отца теплеют глаза, он улыбается:
— Давайте, давайте, сыны, умножайте красоту нашей земли!
А с мамой в наших скромных палисадниках мы выращивали цветы. Она особенно была неравнодушна к ним, считала, что рядом даже с самыми скромными цветами жизнь становится радостней и уютней...
Продолжение следует...
Автор: Галина Кудрявцева
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.
