Старый долг 7
Томка посмотрела на себя в зеркало: «Да, годы не красят». Пролетели они одним мигом, оставили морщины, подарили болячек. Да еще на душе груз.
«Как там певица Слава, из этой молодой поросли, поёт? Кто у неё «одиночество»? Во-о-от! Всё правильно. Точно «одиночество – с…ка.» Оно вот такое и есть. Заставляет тётку уже в годах, у которой всё в жизни было… такое было, что многим добропорядочным и не снилось – сидеть теперь и бухать наедине с зеркалом. Ну что, Тамара Батьковна, вздрогнем?»
Тамара неуверенным движением поднесла стакан с янтарной жидкостью к зеркалу и в самом деле чокнулась со своим отражением. Чтобы тут же с отвращением поставить выпивку на место. Хватит. Так и в самом деле сопьёшься к чертям.
Пора было идти спать, но даже шевелиться не хотелось. Но и не уснёшь ведь здесь, сидя, никуда не вставая. Тем более, что старый кот Юрген, уже в третьем поколении потомок того, первого, что был у неё с конца 80-х, упорно бодал её ногу лобастой башкой. Зовёт в кроватку, мужичонка охолощённый.
Сколько в её жизни было таких мужичонок – дееспособных в постели или совсем по нулям, как этот кот? Со счёту сбилась. Не то, что подруга детства Лизка. У той только один мужчина и был в жизни – её Саша. По крайней мере, так Тамара о ней слышала. Как там она, интересно?
В последний раз Тамара живо интересовалась жизнью подруги детства, лет этак десять назад, когда бизнес у неё попёр особенно активно, и даже было поползновение вернуть Лизе тот, старый, стыдный долг из фактически украденного. Но она так и не придумала повода и объяснения: что и в честь чего она отдаёт. А сказать неприглядную правду духу у неё никогда бы не хватило.
Тамара встала, пошатнулась, но тут же, опершись рукой, выпрямилась и понесла своё постаревшее тело в спальню. Мимо откупоренного виски. Мимо трюмо с батареей кремов. Мимо начатой разборки вещей в шкафу. Завтра. Всё завтра. Спешить некуда. Она продала свой успешный бизнес и теперь живёт только на, приносимую с процентов, прибыль.
Ну а что? На жизнь, и весьма комфортную, хватает. А что там будет дальше, жизнь покажет.
Она присела на разобранную постель, стала стаскивать с себя блузку – и охнула от острой боли, которая прошила грудь слева, отдав в лопатку. Потом эта боль стала ноющей и жгучей. Всплёскивалась от каждого, даже самого малейшего движения. Тамара, едва дыша, взяла с прикроватной тумбочки телефон, набрала 003 и прохрипела:
«Приезжайте, пожалуйста. Быстрее! Я сейчас загнусь. Сердце… И это… к двери подойти, скорее всего не смогу. Возьмите ключ у консьержки, - и лишь после этого позволила себе откинуться на высокую подушку.
Ничего. Дай Бог, дождётся. Не кинет кони. Не щёлкнет ластами, не… как там ещё говорят в сериалах и молодняк в подъездах, дующий из жестяных банок пивасик и «бабу-ягу»? Бело-коричневый кот вспрыгнул к ней под бок, поставил когтистые лапы на предплечье, искательно и испуганно заглянул в глаза и жалобно мяукнул.
Господи, с котиком-то кто теперь будет возиться, если она, Тамара, того… Она зажмурила глаза. Ладно. Потом. Всё потом. Сначала нужно выжить.
В приёмном покое городской клинической кардиологии была обычная суета. Понятие «ночь» здесь было весьма относительным, больные с разной степенью тяжести сердечных приступов поступали круглые сутки. Причём, самые тяжёлые именно ночью.
Заведующая отделением Татьяна Александровна до 23 часов так и не прилегла ни разу за всё время дежурства. День сегодня был какой-то особенный. Да ещё эти вспышки на Солнце. Лишь около полуночи удалось пристроиться на диванчике в ординаторской. И вот в четыре утра снова доставили тяжёлую больную.
Татьяна наскоро ополоснула лицо и руки, взяла сопроводиловку, переданную бригадой скорой помощи. Ага… угу… всё как обычно. Да вот ещё что – алкоголь в крови. Она досадливо поморщилась: плохо дело. Не все препараты, вводимые при неотложной помощи, совместимы с этой гадостью. Да и дама возрастная, семьдесят два. Ровесница мамочки Лизы. И тут глаз Татьяны споткнулся на имени и отчестве пациентки. Господи, неужели…?
Догадка оказалась верна – на больничной койке лежала та самая Тамара Владимировна, что так выручала их с мамой в самые тяжёлые годы жизни в 90-х.