Так писал епископ Боссюэ в середине 17-го века о королевском дворе Людовика XIV. Жан де Лабрюйер, философ и моралист, многие годы проведший при дворе и написавший серию зарисовок, описывающих жизнь окружения Людовика XIV, был автором афоризма:
«Двор не делает человека счастливым; это не позволяет человеку быть таковым в другом месте».
Конечно, даже тем, кто весьма критично относился к этому институту, было трудно от него оторваться.
Герцог д'Антен, имевший репутацию самого непревзойденного придворного своего поколения признавал:
«Очень трудно покинуть это место, проведя здесь часть своей жизни».
Одна из причин, по которой люди пристрастились к жизни при дворе, заключалась в возможностях, которые она предоставляла для общения. Герцог д'Антен мог сокрушаться, что нежная и искренняя дружба была практически неизвестна при дворе, но там, где остроумие ценилось превыше всего, во всяком случае никто не мог жаловаться на скучное общество. Веселость проявлялась там с предельной самоотдачей.
В феврале 1667 года герцог Энгиенский рассказывал своему другу, новому герцогу Анри де Шабо-Рогану, что за последние недели в Версале было так много балов и праздников, что все почувствовали облегчение, когда начался Великий пост, и добавил: «Подобные вещи занимают столько же времени, сколько и другие серьезные дела, и чрезвычайно утомительны».
Через какое-то время это безумное веселье и бессмысленное существование некоторым надоело: г-жа де Севинье отметила, что при дворе был «постоянный круг удовольствия, но не было ни минуты настоящего удовольствия». Однако тут она оставалась практически в одиночестве, поскольку большинство людей, оказавшихся в суматошном водовороте бесконечных увеселений, были неспособны увидеть это различие.
Помимо регулярных развлечений, которые были частью светского календаря двора, для придворных периодически устраивались еще более зрелищные развлечения. Праздники длились несколько дней и были такими роскошными и экстравагантными, что заставляли наблюдателей ахать. Их цель ни в коем случае не была легкомысленной, король считал, что они преследовали важную пропагандистскую цель.
Он объяснял своему сыну, что когда «иностранцы видят, какие значительные суммы тратятся на расходы, которые можно считать излишними, это производит на них очень выгодное для нас впечатление великолепия, власти, богатства и величия».
Теофраст Ренодо писал в 1671 году в «Газетт де Франс», журнале, освещавшем события при дворе, щедрое гостеприимство короля «служило… примером даже для самых изысканных принцев своего времени», демонстрируя, что Людовик был «первейшим в изысканных делах развлечений, поскольку он был величайшим в славе и силе».
Донести это послание до иностранных монархов король решил с помощью послов, находившихся за границей, чтобы они получали подробные описания развлечений, которые он устраивал для всего двора в течение шестинедельного периода летом 1674 года. Несмотря на то, что Франция в то время была вовлечена в жестокую европейскую войну, эти торжества отличались беспримерным великолепием и роскошью.
Они начались 4 июля с пиршества, которое проходило на поляне в садах Версаля. Под тихую музыку гости завтракали за мраморными столиками, расставленными среди зелени с видом на специально построенный пруд. В центре находилось реалистично исполненное искусственное дерево, отлитое из бронзы, из его ветвей струилась вода.
Струи также били из бронзовых чаш, установленных в центре столов, спроектированных так, чтобы свести к минимуму разбрызгивание. Среди фарфоровых корзин, полных цветов, окружавших столы, стояли ледяные фигуры различных форм и размеров — особенно впечатляющее зрелище в разгар лета, в эпоху, когда охлаждение до состояния льда еще не было известно.
Позже гости вернулись во дворец, где каждое окно было освещено свечами. Затем в мраморном дворе, превращенном на вечер в роскошный театр, украшенный апельсиновыми деревьями в кадках на мраморных постаментах и освещенный хрустальными люстрами, состоялось представление «Альцесты», 3-актной оперы на мифологический сюжет.
Пять дней спустя в садах Фарфорового Трианона, очаровательного павильона из дельфтской плитки, который король первоначально построил для свиданий с г-жой де Монтеспан, состоялся концерт.
28 июля король дал ужин для придворных дам в восьмиугольном зверинце, а девять дней спустя за ним последовал пир под открытым небом в специально построенном амфитеатре. Место было окружено травяными террасами, поднимающимися ярусами, и украшено яблонями, грушами и абрикосами в кадках и усыпаны экзотическими фруктами. Гостям была предложена «роскошная закуска», а в хрустальных графинах подавали множество видов ликеров. Вечер завершился оперой и фейерверком над каналом.
Этот триумфальный цикл развлечений закончился состоявшимся десять дней спустя праздником в другой роще Версаля. Там поставили круглый стол диаметром двадцать четыре фута с обычным набором деликатесов. По его окружности были расположены пирамиды из фруктов, увенчанные золотыми шарами и связанные гирляндами цветов. После этого король и королева поехали в карете посмотреть «Ифигению» Расина в оранжерее, где был импровизированный и исключительно сложно устроенный театр.
Чтобы приблизиться к этому сооружению, надо было пройти по тропинке, окаймленной гротами и фонтанами, и войти через мраморный портик, поддерживаемый колоннами из лазурита. После спектакля гости снова собрались в саду, чтобы увидеть фейерверк и яркую иллюминацию на канале.
Для этой финальной картины огромные фигуры, искусно освещенные, были установлены на каменные постаменты, украшенные барельефными фризами. На одном из них были изображены пленники, прижавшиеся к ногам торжествующего Геракла, которого маленькие дети венчали цветами и лаврами. В своем лирическом описании этих празднеств Андре Фелибьен пояснял, что дети «означали любовь народа, увенчавшего столь многие щедрые подвиги» со стороны короля, и что пленников связывали гирляндами из цветов, а не цепями, дабы показать, как «славна и сладостна власть победившего их князя». Сомнительная интерпретация, беря во внимание тот факт, что в течение следующего года гнетущее бремя налогов привело к серии восстаний в различных частях Франции.
Здесь будет уместно привести горестное наблюдение аббата Шуази: «Люди были в жестокой нужде, а мы говорили только о праздниках, балетах и дивертисментах».
- При подготовке текста использованы книги, записки и мемуары Ларошфуко, Сен-Мара, г-жи де Севинье, Пола Соннино, Энн Сомерсет, Сен-Симона, мадам де Ментенон, Вольтера, Прими Висконти и Жана де Лабрюйера.
Больше о жизни французского двора XVII-XVIII веков можно прочитать в моей подборке «За воротами Версаля».
Буду благодарен за лайки, подписку и ваши комментарии. Ниже ссылки на другие статьи канала:
