О наших Вооруженных Силах в разные исторические периоды России были противоречивые мнения: от восхваления до проклятия. Но одно всегда оставалось неизменным – Российская армия непобедима. И еще те, кто служил, знают, что об армейских буднях вспоминается только хорошее или смешное. Ведь юмор очень здорово помогает солдату в его ратном труде. Есть такие воспоминания и у меня – дембеля 1972 года.
Человек-легенда
Командир части подполковник Другов тоже был фронтовиком, воевал с японцами. Считался человеком-легендой: был строг, но справедлив. К солдатам относился по-отечески. Когда патруль арестовывал в самоволке его подчиненных, тем более выпивших, обязательно интересовался в каком направлении шел солдат? Если в сторону расположения казармы, довольно улыбался:
– Молодец, домой шел, – и объявлял ему три наряда вне очереди.
Ну а в другом, то «губа» была обеспечена.
…Однажды рядовой Пермяков решил смотаться за спиртным в магазин. Бутылки спрятал в сумку от противогаза. По закону подлости, на обратном пути навстречу ехал УАЗик с командиром части. Тот вышел, чтобы узнать, что делает воин у магазина с противогазом на плече. Действовать надо было неординарно и быстро, чтобы хоть как то выкрутиться из создавшейся ситуации и отвлечь внимание командира от главного. Солдат упал на землю, схватился за живот и начал громко стонать и ойкать:
– Ой, ой, – офицер приблизился к лежащему.
Рядовой ничего не нашел лучшего, как запеть:
– Ой, цветет калина в поле у ручья …
Уловка не спасла, водку отобрали. Вместе с тем, подполковник на утреннем разводе отметил находчивость Пермякова и даже не наказал его, не считая, конечно, потерю спиртного.
Маша
Начальник штаба майор Дубинкин был здоровенный дядька с волосатыми кулаками величиной с футбольный мяч. На правом синела наколка в виде треугольника «привет тебе любимая» и внутри его – «Маша».
Он редко наказывал солдат по уставу. Просто вызывал провинившегося солдата к себе в кабинет, подносил к лицу кулак и спрашивал:
– Хочешь познакомиться с Машей?
Солдат тут же клялся не совершать больше проступков.
Бывало, начальник штаба применял кулак по назначению, тогда бедный боец с неделю поеживался от тумака. Но обиды на него никто не держал, так как считали майора человеком справедливым и незлопамятным.
Иван Епифаныч
Командиром роты связи, где я числился, был Иван Епифанович Комиссаров. Уникальный в своем роде офицер. Имея четырехклассное образование, он семнадцатилетним мальчишкой ушел на фронт. Попал в морскую пехоту. Три года фронтовых дорог. Как он сам рассказывал, остался жив, благодаря фронтовому правилу: при бомбежке прятать голову в окоп, при атаке бежать по кривой. Награжден боевыми орденами и медалями, пройдя путь от рядового до лейтенанта. После войны окончил курсы офицерского состава, дослужился до капитана и в 1971 году должен был уволиться из армии по возрасту.
Солдаты его уважали и прощали ему некоторые странности. Ну, например, когда был зол на военнослужащего за проступок, хватался за кобуру, кричал:
– Порешу, твою… мать!
Это выражение он не считал матерщиной. А когда был подшофе часто приходил в расположение части и строго спрашивал у дневального, чем занимается личный состав. Затем объявлял учебную тревогу, и когда воины спешно строились, придирчиво рассматривал их прически. Объявлял, что они не по уставу, и начинал всех стричь самолично наголо. А уж если объявлял солдату наряд на работу, то тут же определял, какого рода она: «Вычерпать туалет пилоткой и побелить до 14.00». Туалеты находились на свежем воздухе, черпать, конечно, не черпали, но белили регулярно.
…Служил я на передвижной радиостанции, на базе автомашины ЗИЛ-157. Командиром отделения был сержант Вотюков, который через пару месяцев должен был уволиться в запас, поэтому, находясь на дежурстве, в основном, валялся на топчане и слушал «вражьи голоса» по радио.
Так вот, лежит он, значит, вдруг заходит Иван Епифаныч:
– Почему лежишь?
Вотюков в ответ:
– Товарищ капитан, вы дембель – я дембель, давайте отдыхать вместе.
От такого предложения офицер опешил:
– Да ты, ты…– он не находил слов, и вдруг посмотрел на пожарный щит, – а где топор?
– Так спер кто-то, – развел руками сержант.
– Ничего не знаю, прояви солдатскую смекалку, но чтобы к утру топор был на щите.
– Где я возьму его? Если только у вас в сарае, – усмехнулся Вотюков.
– Попробуй, но поймаю на воровстве, этим, же топором башку тебе отрублю, – взвился комроты.
Поздно вечером командир отделения приказал мне:
– Пошли к капитану в сарай (тот жил неподалеку в двухэтажном доме, в квартирах стояли водяные титаны, для которых мы частенько кололи дрова по просьбе жены капитана).
Короче, утащили мы топор, покрасили в пожарный красный цвет и повесили в машине на щит.
Утром Иван Епифаныч первым делом подошел к пожинвентарю, убедился в наличии предмета раздора и удовлетворенно сказал:
– Вот видишь, проявил смекалку, выполнил приказ…
Тут он вспомнил о вчерашней угрозе Вотюкова и рванул домой. В общем, капитан долго впоследствии искал с жердиной в руках сержанта в автопарке, чтобы рассчитаться за солдатскую смекалку.
Замполит майор Тумаров
Майор Тумаров был замполитом. Наверное, должность отложила отпечаток на его характер, он отвечал за так называемый моральный облик молодого строителя коммунизма, но был, в основном, спокоен и меланхоличен. Однако если заводился, то это было нудно и долго. Причем, причиной его недовольства мог быть любой пустяк, на который обычный человек не обратил бы внимания.
На втором году службы я решил отпустить усы. Вернее, так себе, усики. Они, как мне казалось, придавали тот шик, который отличал молодого солдата от отслужившего больше года. Через несколько дней на верхней губе появилось нечто – подобие на будущие усы.
Сидим в курилке, коптим небо дешевыми сигаретами. К нам подсаживается замполит, щедро угощает своими папиросами, расспрашивает о житье-бытье, проблемах, службе, в общем, ведет вполне квалифицированный разговор по должности. Его раскосые глаза пытливо скользят от одного солдата к другому и вдруг останавливаются на моей физиономии.
– А ты, что это усы, что ли, отращиваешь. Не дожидаясь объяснений, продолжил:
– Ну, ты это, зря. Во-первых, я понимаю, если бы ты был грузин, у них это национальная гордость. Ты не грузин. Во-вторых, усы должны украшать лицо солдата, а у тебя что? Как у козлушки на одном месте. В-третьих, гигиена, где она? Да ты… ты на китайцев работаешь в идеологическом плане, – неожиданно закончил он. – Сбрей немедленно!
Я обалдело слушал его, соображая, как это я успел стать идеологическим союзником китайцев и недоумевал.
Однажды наблюдал картину, когда майор Тумаров перебирал в солдатском клубе томики марксизма-ленинизма, сваленные беспорядочно в угол темнушки, видимо, за невостребованностью, и сокрушался.
– Руки надо оборвать тому, кто это сделал! Да он на китайцев работает…
Когда ему сказали фамилию офицера, приказавшего сделать это, совсем взбеленился.
– Тем более, он видимо в друзьях у Линь Бяо (был в то время такой министр обороны КНР) числится.
Собрал книги в стопку, бережно стряхнул пыль и с озабоченным видом удалился. Причем тут китайский министр, в общем-то, было непонятно.
