Глава 72
– Ты с ума сошла? – это первое, о чём меня спрашивает Гранин после того, как рассказала ему о автоподставе, устроенной Майей.
Свожу брови на переносице. Не нравится мне такой ответ.
– Поясни, – говорю спокойным тоном.
– Во-первых, подобными вещами должна заниматься полиция…
– …уж не та ли самая, которая тебя упекла в «Матросскую тишину» по обвинению в коррупции? – перебиваю его.
Никита тоже хмурится.
– Элли, ты не путай. Там было всё совсем по-другому, – замечает вроде спокойно, хотя вижу, как внутренне напрягся весь. – Послушай, может, всё-таки зайдём к тебе? Или так и будем говорить у подъезда?
– Пока здесь поговорим, – отвечаю упрямо.
– Ладно. Как скажешь.
«Надо же, какой сговорчивый стал!» – думаю недоверчиво.
– Так вот, пусть полиция с этим разбирается.
– Ну да, и посадит моего брата за наезд на пешехода.
– Ты же сама показала мне видеозапись. Там же видно, что это подстава, – парирует Гранин.
– Прости, но снова-здорово. Как и в случае с «Матросской тишиной». Быстро разобрались, что ты с депутатом Мураховским не состоишь в сговоре? – знаю, что снова тычу в больное место. Но эта история для меня – то же самое. Речь идёт о родном человеке.
– Не сразу, – пожимая плечами, отвечает Никита.
– Вот именно. Здесь, поверь, будет то же самое. Начнут разбираться, потом Майя подаст на Диму в суд, Борис ей поможет деньгами и адвокатами…
– Постой. Ты же говорила, у вас отношения, – непонимающе спрашивает Гранин.
– Дружба дружбой, а табачок врозь, – слышал поговорку?
– Не знал, что когда двое оказываются в постели, это называется «дружбой», – хмыкает Никита. Видя, как поджимаю губы и прищуриваюсь зло, прикусывает язык. – Прости.
– Кто для него будет дороже: я или сестра? Полагаю, ответ очевиден, – говорю Гранину. – Так. Полиция – это было первое. Второе что?
– Во-вторых, я пойду на встречу вместо тебя, – заявляет Гранин.
Ого. Вот это уже удивительно. Мало того, что сговорчив стал, так ещё и в благородного рыцаря поиграть решил? А прежде был неприступный, своенравный, дерзкий до грубости. «Что же с тобой случилось, Никита?» – думаю и снова недоверчиво.
– Не надо. Если хочешь, составь мне компанию. Но я должна сама во всём разобраться.
– Как скажешь, – опять соглашается Гранин.
Садимся в мою машину и едем в указанное место. Это площадь Старого Театра, что на Каменном острове. Ощущение такое, что Майя собралась, получив деньги, при малейшей опасности сбежать оттуда. Например, рвануть на Елагин остров и там затеряться, недаром же туда можно попасть по трём мостам с Крестовского, Каменного островов и из Приморского района. Да ещё две станции метро рядом – «Крестовский остров» и «Старая Деревня». У меня ощущение, что я ввязалась в какую-то шпионскую игру.
Ровно без десяти восемь останавливаю машину около театра. Выхожу. Осматриваюсь. Около круглой будки с афишами вижу знакомую фигуру и направляюсь к ней.
– Эллина Родионовна?! – Майя вытаращивает на меня глаза. Её лицо бледнеет, она моментально прячет руки в карманах куртки.
– Что, не меня ожидала увидеть? – спрашиваю её строгим тоном. – Надеялась, что придёт Дмитрий и выложит тебе всё до копеечки?
Девица пялится на меня, как баран на новые ворота.
– Дима? Откуда вы… его знаете?
– Оттуда, что он мой старший брат. Родной, – бросаю слова раздельно, как тяжёлые камни в воду.
Это признание словно приковывает Майю к земле. Она не в силах пошевелиться. Замирает и молчит.
Лучшая защита – нападение. Не даю ей ни шанса придумать какую-нибудь ложь.
– Короче, Майя. Служба безопасности нашей клиники предоставила мне неопровержимое доказательство, что ты устроила на парковке автоподставу. Никто тебя не сбивал машиной. Ты сама на неё кинулась, дождавшись удобного момента. Это значит, что никаких денег ты не увидишь. Это первое. Второе: чтобы я тебя больше в клинике не видела. Борису передай… а как хочешь, так и расскажи о своих приключениях. Мне наплевать. Но если снова сунешься к нам или попробуешь шантажировать моего брата, я привлеку таких людей, которые тебя упекут за мошенничество, вымогательство, а заодно те делишки, которые ты проворачивала в Москве. Всё понятно?! И своему брату Борису передай…
– А он мне не брат, – Майя вдруг вскидывает голову. Её лицо преображается. Куда подевалась та несчастная, испуганная девочка, которая стояла передо мной несколько секунд назад? Ого, ей бы в актрисы! Вот, хотя бы в Каменноостровский театр. Теперь на меня зло смотрит мелкая зубастая хищница.
– Не брат? – чуть растерянно спрашиваю.
– Мой мужчина, – довольно хмыкает Майя. Видя, как изменилось моё лицо, хихикает. – Ой, а вы не знали? – она дурашливо прикрывает рот ладошкой. Типа «ой, проговорилась нечаянно». Но тут же становится снова серьёзной. – Ничего, не сахарная. Не растаете, доктор Печерская, – последние два слова звучат издевательски.
Она молчит пару секунд.
– Да, очень жаль, что у нас не получилось. Ни с тобой, ни с твоим глупым похотливым братцем. Но ничего, может, в другой раз? – после этого она, гордо тряхнув головой, уходит.
Я стою на месте, словно молнией поражённая. Прихожу в себя, когда до моего плеча дотрагиваются.
– Элли, с тобой всё в порядке? – это Гранин. – Я смотрю, ты замерла. Всё нормально?
– Д-да, – чуть заикаясь, отвечаю.
Что происходит сейчас в моей голове, в моём сердце? Майя и Борис, они… Первое желание, когда услышала эту дикую новость – расплакаться. От обиды и жалости к самой себе. Вот и ещё один мужчина в моей судьбе оказался предателем и даже хуже. Но беру себя в руки, закусывая до боли нижнюю губу. «Держаться, Элли! – приказываю мысленно. – Не смей раскисать! Ты не имеешь права! У тебя Олюшка, работа, пациенты».
– Да что с тобой случилось? Ты бледная какая-то. Не заболела?
Смотрю в лицо Гранину. А ведь это он. Тот самый Никита, из-за которого я пролила столько слёз. Который заставил меня в своё время корчиться от невыносимой душевной боли. Теперь стоит, весь из себя такой услужливый. Как же вы все, мужики, мне надоели… Лживые, надменные, похотливые… козлы!
– Ты не мог бы… вызвать такси? – говорю ему, ощущая, что не выдержу, физически не выдержу его присутствие рядом с собой в машине. – У меня появилось одно срочное дело, – придумываю на ходу.
– Да, конечно, – откликается Гранин. – Не скажешь, что у вас случилось с той девушкой?
– Нет. Прости. Может, потом, когда-нибудь, – отвечаю кратко, сажусь и уезжаю.
Пока еду по вечернему Питеру, смахиваю слёзы. Не хочу плакать, запрещаю себе. А они, эти солёные капли, предательски набегают на ресницы и потом, стоит моргнуть, скатываются вниз. Когда остаётся километр пути, звонит телефон. Дима.
– Сестрёнка, ты как?
– Тебя я интересую или результат переговоров? – спрашиваю раздражённо. Дима тоже виноват в моём неприятном открытии.
– Всё сразу, – пытается выкрутиться брат.
– Я в порядке. Переговоры прошли нормально. Майя уедет. Ты никому ничего не должен.
Слышу, как в трубке раздаётся облегчённый выдох.
– Элли, ты прости меня…
– Потом поговорим, – обрываю Диму. Не хочу с ним общаться. Опротивели они мне все. Если бы не его хотелки, не пришлось бы мне ехать на эту встречу. С другой стороны, – подсказывает голос разума, – тогда бы и не узнала о Майе с Борисом.
«Стоп. Может, она мне наврала, чтобы сделать больно?» – рождается предположение. Набираю Бориса. Как всегда. Абонент вне зоны действия… Да и к чёрту его! По пути домой захожу в магазин, покупаю бутылку вина. Дома, когда няня уже ушла, а Олюшка блаженно спит после купания, позволяю себе выпить бокал. Глядя на своё отражение в зеркале напитка, вспоминаю присказку: «Мама не бухает, мама отдыхает». Усмехаюсь грустно. Потом иду спать.
***
Рано утром меня будит телефонный звонок. Надо же, Борис!
– Слушаю, – отвечаю равнодушным голосом.
Вежливый, предупредительный, мягкий, нежный мужской голос. «Ох, мамочка, я сейчас растаю!» – думаю с такой долей сарказма, которой бы хватило на сатирический роман. Но продолжаю слушать, попутно приводя себя в порядок, как мой теперь уже бывший мужчина, – я приняла такое решение перед тем, как уснуть, – распинается.
Он говорит, что его младшая сестра («Ага, конечно!») просто глупая маленькая девочка. Ей нужны деньги, чтобы справиться с возникшей в Москве ситуацией, потому она и придумала этот идиотский шантаж. Но если бы она только знала, что это мой брат, то никогда бы не стала («А если бы не мой брат, то стала бы, кто бы сомневался!») устраивать автоподставу. И что её слова про любовную связь – это всего лишь истерика. Мол, не надо обращать внимания, она психанула. И я по тебе соскучился, хочу, люблю, трамвай куплю и всё такое прочее.
Я слушаю отрешённо. «Собака лает, ветер носит» – меня что-то на поговорки потянуло.
– Борис?
– Да, Элли? – он тут же останавливает свой словесный понос.
– Сделай милость.
– Конечно, солнышко, да я для тебя…
– Никогда мне больше не звони. Между нами всё кончено, – отвечаю чётко голосом, каким в армии отдают приказы.
Нет, я не буду нажимать красную кнопку. Мне интересно, что он станет блеять в ответ. Тишина длится секунду, другую, третью…
– Да пошла ты!.. – раздаётся вдруг в динамике и… короткие гудки.
Я кладу телефон на тумбочку, а потом… начинаю смеяться. Точнее, весело хохотать. Как неожиданно быстро вскрылся этот нарыв! Думала, будет долгое нудное расставание, а вышло совсем иначе. Я вдруг ощущаю, словно тяжёлый груз с плеч упал.
– Вот и слава Богу, – говорю вслух и продолжаю одеваться. Внутри почему-то начинает звучать песня «Я свободен!» в исполнении Валерия Кипелова.
«Я забуду голос твой
И о той любви земной…»
***
На работе, после обхода, в мой кабинет заглядывает Ольга Тихонькая. Грустная настолько, что у меня невольно сжимается сердце. Неужели у неё выкидыш случился? Усаживаю, даю попить воды.
– Что случилось?
Она усаживается, вытирает слёзы.
– Он не хочет этого ребёнка.
– Кто?
– Его отец.
Раскрываю рот, чтобы спросить, но лучше пусть сама признается. Тут два варианта. Или Данила Береговой, или Никита Гранин.
– Ты ему сообщила? И уверена, что это именно тот человек?
– Да, всё сходится, – вздыхает Тихонькая. – Сообщила, а он… выразился очень ясно и недвусмысленно.
– А ты хотела, – перехожу на «ты», поскольку за время беременности Ольги мы, кажется, подружились, – чтобы он просто узнал или чтобы принимал участие в воспитании малыша?
– Просто чтобы узнал, а там… Я сотни раз прокручивала в голове разговор с ним. Что я скажу, что сделаю, если он согласится… признать малыша. То есть мне хотелось бы, конечно, чтобы наши отношения продолжались не только потому, что я беременна. Мне никогда не будет хорошо, если мы окажемся вместе только из-за этого.
– Может, он чувствует то же самое?
– И всё-таки я надеялась, что он согласится, – сквозь слёзы улыбается Ольга.
Как же меня подмывает спросить, о ком мы говорим! Аж скулы сводит. Но нет, пусть сама откроет тайну. Увы, Тихонькая, выплакавшись, просит прощения, что оторвала меня от работы и спешно возвращается на административный этаж. И всё-таки, не выдержав, я вызываю Берегового к себе. Когда приходит, едва закрывает дверь, как получается пулю в лоб:
– Это ты сделал Ольге Тихонькой ребёнка?!
Данила замирает на пороге. Вопрос его, что называется, пригвоздил.
– Ребёнка? Я? Так она что, беременна? – спрашивает, растерявшись.
– Да. Ты.
Береговой часто-часто моргает. Потом хмурится. Трёт лоб. Кажется, вспоминает.
– Элли, этого быть не может, – наконец заявляет.
Приподнимаю брови.
– Честное слово! Мы всегда предохранялись. Ты же меня знаешь…
– Что?!
– Ой… прости, я имел в виду, что ты меня знаешь, как врача. Неужели ты думаешь, что я, как медработник, позволил бы себе такую оплошность?
– И на старуху бывает проруха, – отвечаю поговоркой.
– Ты это о ком?
– О себе, конечно, – улыбаюсь неожиданно для себя.
– Какая же ты старуха? – отвечает Данила, растягивая губы. – очень даже красивая молодая женщина.
– ну, хватит подхалимничать, доктор береговой. Идите, работайте.
Коллега закрывает за собой дверь. У меня нет причин ему не верить. Хотя… как же тогда быть с Машей? Она ведь от него забеременела. «Значит, он всё-таки мне наврал», – делаю вывод. – Ну, Данила! Ничего, выведу тебя на чистую воду!»
– Эллина Родионовна! Прибывает вертолёт с пострадавшей.
Вскоре я уже на крыше, пригибаюсь от сильного потока воздуха, создаваемого лопастями.
– Что здесь? – кричу бригаде внутри.
– Алла Боровикова, 34 года. Врезалась на катере в причал из-за приступа тошноты. Проникающее ранение живота, – сообщают мне.
– Давление?
– 95 на 60 после восьмисот кубиков физраствора.
– А это что? – показываю на метровый штырь, торчащий из тела женщины.
– Удилище. Пришлось верхушку отрезать.
– А это кто? – вижу в салоне вертолёта мальчика лет пяти. Он немного испуган, сидит, пристёгнутый ремнём безопасности.
– Борис, он не пострадал, мать не хотела лететь без него, – поясняют коллеги.
«Надо же, ещё один Борис сегодня», – думаю и протягиваю руки, чтобы забрать мальчика.
– Иди сюда, малыш.
Он доверчиво тянется ко мне и крепко прижимается, пока несу к лифту. Хочется верить, что Боря вырастет большим, сильным и никогда не станет обижать женщин, которые ему доверились.