Начало. Глава 19
Бабулька закончила свой рассказ и вытерла морщинистой рукой глаза.
— Страшная она была, Прасковья эта. Никто с ней не ссорился. Умаслить пытались. Пожертвования носили. А Прасковья всю свою жизнь хотела забрать силы у своей сестры и очень злилась, что не выходит ничего.
— Бабушка, так откуда у Прасковьи внучка-то взялась? — спросил Артём.
— Так кто ж её знает. Жила одна, потом глядим, ужо с девчонкой за руку ходит.
— А...как эта внучка выглядела?
— Да как, как. Как Прасковья чёрная, что волосами, что душой. Слышу как-то шум на улице, собаки лают, надрываются. Думаю, что такое. Выбежала на улицу, а там эта стоит и смеётся, прямо покатывается, а возле её ног три огромных пса котёнка дерут.
— Какой кошмар!
— А как звали внучку? — снова спросил Артём. Он не терял голову от рассказа. Я же совсем растерялась и никак не могла мысли в кучу собрать.
— Как же её звали....дай Бог памяти! Инга... Инна... Ида! Ида её звали!
— А как Вы думаете, сколько ей сейчас лет?
— Кому?
— Прасковье.
— Да уже лет....двести. Если жива ещё. А помереть она не может, поскольку грехи не пускают.
Я вытащила фото, которое мы прихватили из альбома бабушки Артёма и протянула ей:
— Это Прасковья?
Бабулька взяла из моих рук фотографию, стала её пристально разглядывать. То подносила к глазам, то наоборот. Потом положила её на стол.
— Да, это она! У, ведьма! — погрозила она пальцем.
Под впечатлением от рассказа бабульки, мы с Артёмом отправились в обратный путь. Она нас уговаривала остаться. Не так уж и часто к ней гости наведываются. Дети и внуки в городе работают, а к ней летом только приезжают. Жалко её. Как и жалко всех в её возрасте. И своё насиженное место бросать не хотят, и уже возраст не позволяет.
— А если что случится? — спросили мы у неё на прощание.
— А коли что случится, дети сразу примчатся. Звонят они, почиатай каждый вечерок звонят. А в город всё едино не поеду. Шум, гам, смрад. И люди проходят мимо друг друга, не замечая. Нет уж. Лучше я в своей избушке помру!
Перекрестила она нас и мы поехали. На горизонте уже было видно зарево. Ещё немного и на землю опустится ночь.
— Оля, ты правда веришь, что Прасковье может быть больше двухсот лет? А внучке её тогда сколько? Сто?
— Мы с тобой вместе читали в моей книге, что Устинье было сто двадцать лет, когда она умерла, Ольге было сто пять. Так что всё может быть.
— И что ты теперь думаешь делать?
Я пожала плечами, а Артём замолчал, о чём-то раздумывая. На трассу мы выехали, когда было совсем уже темно. Попутных машин практически не было. Редкие фуры иногда нас обгоняли или ехали на встречу. Вдруг прямо под колёса выскочил мужик. Его тень мелькнула слишком поздно, поэтому Артём заметил его в последний момент и с большим трудом успел затормозить.
— Оставайся на месте! — сказал он мне и немного опустил стекло со своей стороны.
— Ребята, помогите! Не знаю что делать! Она кричит. А у меня телефон сел! Вызовите скорую, а? — закричал мужик в образовавшуюся щель.
— Где? Кто?
— Да там, у меня в машине!
Он махнул в сторону. Я проследила за его рукой и тут только разглядела на обочине легковушку.
— А чего ты аварийку не включил? — спросил Артём зачем-то.
— Аккумулятор сдох, пусть он не ладен! Чёрт меня дёрнул взять эту попутчицу! Пожалел. Автобусы уже не ходят. А она стоит, голосует на трассе на остановке. Жалкая такая!
— А чего она кричит-то?
— А я знаю?!
Я отстегнула ремень и уже собиралась выйти. Артём придержал меня за руку.
— А вдруг это ловушка?
— Артём, нужно хоть немного верить людям! — сказал я.
— Подожди, я с тобой!
Артём достал откуда-то из-под сидушки баллоник, и мы наконец вышли. Дошли до машины. Я включила фонарик на своём телефоне и посветила в салон. Там на заднем сиденье полусидела молодая женщина. Она стонала и обмахивала себя руками.
— Я врач. С Вами всё в порядке? — спросила я.
— Да куда уж там!!! — ответила она, — Чёртова свекровь! Говорила же с утра ехать надо было ещё! Когда только поясницу тянуть начало. Нет, рано ещё! Мммммммм! Завтра, говорит, Вовка с вахты приедет и увезёт в роддом!
Тут только до меня дошло, что она беременная.
— Какой у Вас срок?
— Да в самый раз! Ой-ой-ой!
— Воды отходили?
— Нет! Я терпела до вечера, а тут чувствую, что всё. Да ещё они со свёкром решили распить пузырёк. Ну я и собралась под шумок. Думала на последнем автобусе уеду! Да не успела! А тут этот!!! Ой, больно-то как!
Она всё чаще хваталась за живот и стонала.
Я повернулась к Артёму.
— Нужно её в нашу машину пересадить! Я её осмотрю. Может, успеем до ближайшего роддома доехать!
Артём кивнул. Он подогнал свою машину к застрявшей. Пока они там пытались оживить аккумулятор, я осмотрела женщину.
— Если поторопимся, успеем. Где ближайший роддом?
— В Вершинках. Это около часа езды. Но роддом там паршивенький. Я хотела в город уехать.
— Милая, в город нужно было утром ехать! А сейчас времени у нас нет!
Мужик сумел завести свою машину и поехать по своим делам, а мы с Артёмом и случайной роженицей отправились искать Вершинки и местный роддом.
— Вас как зовут? — спросила я.
— Ой, Анжела! Ммммм!
Артём хмыкнул.
— Анжела, постарайся не тужится!
А Артёму я приказала:
— Гони!
Анжела стонала, материлась периодически и ещё и успевала о себе рассказывать. Спустя сорок минут мы въехали в посёлок. Роддом встретил нас неприветливыми тёмными окнами. С огромным трудом удалось достучаться. Дверь открыла заспанная пожилая женщина.
— Чего надо????
— Здравствуйте. Мы роженицу привезли! — закричал Артём, пока я помогла Анжеле выбраться из авто.
— А я что сделаю??? Акушер у нас один и он уже дома спит давно!
— А Вы?
— А я не имею правда роды принимать!
— Я врач акушер-гинеколог! Я приму роды! — закричала я., — у неё открытие восемь сантиметров, мы её не довезём!
— Ладно уж, заводите!
Она двигалась медленно. Взяла документы, начала их заполнять, при этом сильно зевая.
— Неонатолога тоже сейчас нет. Он у нас и педиатр, и хирург, и невропатолог. Будет только завтра.
— А как же у вас рожают???
— Да так и рожают. Заранее ложатся. А чаще в город едут.
— А если ночью приспичит кому родить?
— Зову. Коли сильно надо.
Я выпросила халат для себя. Артём остался ждать в коридоре, а Анжелу мы привели в здешний родзал. Маленькое помещение с одним столом Рахманова, но настолько древним, что было непонятно, как он ещё не развалился. Здесь стоял кувез для ребёнка и столик под лампой.
Хозяйка включила лампу над столиком и приготовила пелёнки и инструмент. Между тем Анжела улеглась на столе.
— Можно было и приготовится! — ворчала женщина. Я так и не поняла какое отношение она имеет к медицине. Фельдшер? Медсестра?
— А я и не собиралась сегодня рожать! — заявила наша роженица.
Её схватки были всё чаще. Я подошла, послушала сердечко ребёнка. Да, он готов был появиться на свет.
— Ну, что милая, готова? — спросила я, помыв руки и обработав их антисептиком.
— Нет! Давайте всё отменим? Я не хочу! Мне здесь не нравится!
Как будто мне здесь нравится! Время остановилось в этом месте лет так сорок назад. Всё было старое, облезлое, облупившееся. Хорошо хоть здесь было чисто. Я молилась, чтобы всё прошло без осложнений.
— Давай, милая! На схваточке тужься изо всех сил! — приказала я Анжеле, а сама начала тихонько читать одну из своих молитв.
Мальчишечка родился относительно быстро. Я оценила его состояние и положила на столик под лампу. Нужно было вернуться к матери. Послед родился быстро, но он не был цельным. Этого я и боялась! А у меня не анестезиолога, ни ассистента.
Я немного растерялась, но потом всё же взяла себя в руки. В памяти услужливо всплыло нужное. Подошла к Анжеле и положила одну руку ей на лоб. Мне нужно было, чтобы она уснула.
— Боль, всякая боль, уменьшайся, как месяц под ущерб. Засыхай, как камыш в болоте; истлевай, как старый мертвец. Спи! Аминь! — едва я прошептала "аминь", Анжела уснула. Теперь можно было заняться её маткой.
Спустя полчаса Анжела уже лежала на кушетке со льдом на животе, а её малыш тихонько посапывал в кувезе, туго спелёнутый в байковое одеяльце. Артём спал в коридоре на кушетке. Я села рядом с ним. Он сразу же сел.
— Что? Всё в порядке?
— Да, мальчик у нас. Богатырь! Три восемьсот и пятьдесят пять сантиметров!
— Это хорошо?
— Да. — устала выдохнула я и положила голову ему на коленки.
— Я вам постелила в свободной палате, можете там переночевать. — сказала Антонина Викторовна, местная фельдшер. Она отработала в этой больнице почти пятьдесят лет. Пришла сразу после училища и больше никуда не уезжала. Это всё она мне поведала, пока помогала принять роды в периоды между схватками.
— Спасибо.
— А хотите чаю?
— Да! — практически хором отозвались мы с Артёмом.
Она нас провела в небольшую комнатку, заменяющую ординаторскую.
— Как говорится, чем богаты, тем и рады. Угощайтесь. — Она налила нам чай и пододвинула на тарелочке самое обычное печенье, — А вы далёко направлялись-то?
Мы рассказали, что ездили в Устиниху, а теперь возвращались домой.
— Я заметила, что ты читаешь молитвы. Я уже видела такое. Молодая совсем была. Мне было лет шестнадцать тогда. Может чуть больше. Попала я как-то в деревушку одну. Помогала в местном ФАП. Позвали на роды. Роды тяжёлые. Скорая не успела бы приехать. Тогда пришла туда одна бабулька. Дряхленькая такая. Но она всего прочитала пару молитв, вот так же как и ты, то руки касалась, то на лоб роженице руку клала. И всё. То что не смогла сделать врач, сделала эта старушка.
— А как её звали?
— Да разве я вспомню! Знаешь, здесь ведь раньше хорошая больница была. И рожали часто. Да врачи сюда ехать не хотят. Им всё город подавай. А в районах больницы загибаются. А ты где работаешь?
— Пока нигде. Уволилась.
— И тебя отпустили? Вот шальные! Да таких врачей как ты держать нужно двумя руками. А может к нам пойдёшь работать?
— Я подумаю. Но вначале мне нужно покончить с одним делом.
— А ну подумай, подумай!
Мы с Артёмом легли спать, только сон никак не приходил.
— Оля, что ты хочешь сделать?
— Нужно Прасковье помочь уйти. Только после этого я смогу спокойно работать и помогать женщинам!