Когда гроза стала понемногу утихать, а дождь продолжал лить как из ведра, страх Игната потихоньку улегся.
-- Ну что, как ты? -- Вадим Наумович развалясь на стуле, потягивал бальзам его души, как он после изрядного выпитого количества стал называть херес.
-- Да вроде отпустило, ваше благородие. -- Ответил Игнат заплетающимся языком.
-- Слушай, а расскажи мне о прежнем хозяине, что он тут творил? Почему и как тут появилась эта чертовщина? -- Попросил Вадим.
-- Ой, батюшка, ваша светлость, может как-нибудь потом? Глядите ночь еще не закончилась.
-- Давай, рассказывай, не дрейфь, -- приказывал изрядно набравшийся штабс-капитан.
-- Ну ладно, слушайте, но если чертовщина опять вернется, я не виноват, я вас предупреждал, -- пьяненько сказал Игнат.
-- Все началось, когда умерла барыня Татьяна Петровна добрейший души человек. Поведал свой рассказ дворецкий. А красавица была каких свет не видывал. Умерла она как раз на Крещенский сочельник, мороз тогда стоял на улице лютый.
-- А от чего померла Татьяна Петровна? -- Перебил дворецкого Мамонов.
-- Так знамо дело от чего, очень слаба она была и по-женски сильно болела. Врачи говорили, что ей рожать нельзя, ну а барину вынь да положь наследника. Вот он бедняжку и не уберег. -- Игнат размазал пьяные слезы, которые обильно текли по лицу, замолчал, долго сморкался, а потом продолжил.
Умерла как раз в полночь, все кто подле нее сидели, решили, что не хорошо это. В такую то ночь, да еще ровно в полночь.
-- А, что не так-то? Почему нельзя помирать в эту ночь да еще в полночь? Спросил Вадим Наумович. Игнат покривился, ему не понравилось, что барин опять его перебил.
-- А, вы разве не знаете, что в Крещенский сочельник вся нечистая сила пробирается в наш мир, оборачиваются добропорядочными гражданами и лезут в дом, а потом.... Тут дворецкий испуганно посмотрел на окно за которым громко лил дождь барабаня по стеклу.
-- Ну так вот, -- продолжил дворецкий.
-- Позвали барина, вот тогда мы опять страху натерпелись. Он прибежал, с криком кинулся к своей супруге, стал трясти бедняжку пытаясь оживить. Мы не могли смотреть на это. Стали уговаривать его, увещевать, но он был как одержим. Кое-как вытолкали его из покоев Татьяны Петровны и стали готовить покойницу, обряжать в последний путь. Ох, уж он и бесновался, плакал, рвал на себе и волосы и рубаху. Старуха нянька со страху закрылась в детской с детками, от греха подальше. А потом он затих, Настя служанка, что здесь работала, бегала на верх смотреть, где барин. Говорила, сидит в кабинете, пьет и на портрет Татьяны Петровны смотрит, глаз не отводит. У него раньше в кабинете ее портрет во весь рост висел. Мы потом сняли от греха подальше, что бы на глаза не попадался.
-- А, сейчас, где этот портрет? -- Спросил Мамонов.
-- Так завернули в материю, упаковали и на чердак снесли.
-- И что до сих пор он там стоит? -- Спросил Вадим Наумович.
-- Ну, а куда ему деться, там и стоит, -- ответил дворецкий.
-- А дальше, что было, рассказывай давай, -- его все больше увлекал рассказ дворецкого.
-- А дальше мы обмыли, обрядили нашу красавицу барыню и оставили на кровати лежать пока гроб доставят. Зажгли свечи вокруг, лежала она как живая. Тут дворецкий надолго замолчал. По лицу его пробегала гамма чувств. Видно, был он мысленно в той страшной ночи и переживал опять те чувства.
-- На, ороси горло, -- Мамонов подал стакан полный до краев янтарной жидкостью.
-- Выпей, полегчает, видно и впрямь пришлось вам тут не сладко, -- промолвил Вадим Наумович. Дворецкий с благодарностью принял стакан и не отрываясь выпил. Потом посмотрел на него как бы не веря, что он опустел, поставил его на стол и продолжил.
-- Ну вот обрядили мы ее нашу голубушку, свечи зажгли, и за батюшкой послали Митьку, мальчишку дворового. А сами посидели немного и разбрелись, хоть маленько вздремнуть, перед тяжелым днем. С барыней Татьяной Петровной вызвалась ночевать Настька служанка, она покойниц не боялась. Ну, чтобы одну барыню не оставлять. Я тоже ушел, прикорнул часок у себя в комнате и приснился мне тогда сон, а вроде и не сон. Подходит ко мне покойница наша и зовет меня. А я глаза открываю и не могу понять ничего. А потом до меня дошло, она ведь мертвая. А покойная барыня пальчик к губам приложила и показывает мне, мол, тихо, молчи. И просит:
-- "Игнат Протасович, не дайте душе моей заблудиться, не позволяйте мужу моему над моей душой и телом глумиться. Не отдавайте меня в руки нечистому". Сказала так, и вышла за двери. А я проснулся, и лежу не пойму, сон это был или на яву? Подскочил я тогда и побежал в покои к нашей голубке. Дверь открываю, смотрю Настька сидит спит, а Татьяны Петровны нет. Что тут началось, я стал будить служанку. Она проснулась, я давай ее пытать, где барыня? А Настя глаза выпучила от страху, а сказать ничего не может, только плечами пожимает. От моего крика еще служанки прибежали. Смотрят, а барыни нет, куда подевалась? Кто-то стал предполагать, может она живая? Очнулась, да пошла к барину. Но тут же отмели эту версию, все видели, что барыня наша, Татьяна Петровна была мертва. Я подумал, как же барину сказать, что жена его покойная пропала, страшно, он и так бесноватый. Ну, была не была, пошел к нему в кабинет. Перед дверью перекрестился от страху, потому, как наш барин в гневе был страшен. Не раз под его руку попадала и сама Татьяна Петровна.
-- Он что бил жену? -- спросил Вадим Наумович.
-- Нет, бить не бил, но крушил все подряд вокруг, очень пугал ее этим. Однажды с бала приехали, а наша барыня, красавица была каких свет не видывал, ну вот кавалеры ей внимание уделяли, на танцы приглашали. Константин Петрович и приревновал, домой приехали, так он покои Татьяны Петровны разнес в пух и прах. Да, бешеный был наш барин. Так, на чем я остановился? -- Задумался Игнат.
-- Ну, ты к двери подошел, -- напомнил Мамонов.
-- А, да, подошел я к двери в кабинет, перекрестился и постучал. Мне никто не ответил, я подумал, что кабинет пустой. Открываю дверь, посмотреть так ли это и глаза мои полезли на лоб....
Продолжение следует...
