У Сергея Снегова, самого известного калининградского писателя, и собственная судьба – словно сюжет романа
Официальная дата его рождения – 5 августа 1910-го. На самом деле произошло это совсем в другой день. Но причина не только в том, что Россия тогда ещё жила по старому стилю. Если перевести на него, получится, что Сергей Александрович родился 23 июля. Однако в действительности это случилось ещё на целый месяц раньше.
Путаницу с датой своего рождения Снегов с присущим ему юмором объяснил в «Книге бытия». Дело в том, что «у писца Михайловской церкви, где зафиксировали факт появления на свет ещё одного раба божьего, почерк был со слишком красивыми завитушками». В результате чего в документе июнь превратился в июль, а новорождённый «потерял прекрасный день рождения, получив взамен ничем не примечательное 23 июля».
Чем же примечательна истинная дата рождения Снегова? Как написал он сам, 23 июня по старому стилю – это «замечательный языческий праздник Ивана Купала, когда наши предки повсюду разжигали костры и в нарядных одеждах, с венками на головах кричали и пели, прыгая через огонь и славя таким причудливым способом набравшее летнюю ярость светило».
По его словам, «мать никогда не признавала злополучной описки в метрике, но паспортный режим неумолимо строг – я покорился, сохранив в себе привязанность к язычеству и тайное собратство с солнцем».
«Собрат солнца» даже географически родился удачно – в солнечной Одессе. Однако его угораздило увлечься философией, да ещё критически осмысляя марксизм-ленинизм. Тучи над молодым философом сгущались: запретили преподавать в институте идеологические дисциплины, исключили из комсомола, затем уволили даже с бухгалтерской должности плановика в облоно.
Из Одессы ему пришлось, считай, бежать. Уехав в Ленинград, он устроился инженером – «физиком-экспериментатором» – на завод «Пирометр» (без отрыва от философии Снегов смог получить и диплом физмата). В городе на Неве его в 1936 году и арестовали, обвинив в участии в контрреволюционной организации.
Виновным он себя не признал, сорвав запланированный открытый процесс. Что, впрочем, не помешало отправке в лагеря на десять лет. А потом, если выживешь, – вечная ссылка и поражение в правах.
Проходя круги гулаговского ада, «собрат солнца» вдобавок почти физически мучился там, где полгода – полярная ночь. Каждого возвращения светила Снегов ждал как праздника. А однажды… В тот день солнце впервые должно было ненадолго выглянуть из-за горизонта. Но в их низине его ещё не скоро увидишь. Ночью Снегов, который уже имел льготу – был «расконвоированным», ушёл далеко от лагеря на высокое место. И оттуда увидел наконец солнце! То утро стало одним из самых счастливых в его жизни…
В 1953 году, будучи «всего лишь» ссыльным в Норильске, наш герой жил в ожидании второго срока. Однако после смерти Сталина со Снегова сначала сняли ссылку. А потом и вовсе реабилитировали.
При этом он понимал, что и в философию, и в физику пути ему закрыты. И, начав в 45 лет новую жизнь, Снегов решил попытать счастья со своей третьей любовью – литературой. К слову, тогда и стал он Снеговым. По паспорту его фамилия – Штейн*. А свой творческий псевдоним он взял в память о снежных краях, куда судьба забросила на два десятка лет.
Старт был блестящим. В 1955-м – реабилитация. И в том же году – первая публикация его рассказов. А уже в 1957-м увидел свет первый роман. Да где – в журнале «Новый мир»!
Тогда же Снегов наконец вырвался на «материк». А именно переехал в Калининград. Туда, где была хоть какая-то зацепка, – квартира тёщи.
В 1959 году его приняли в Союз писателей. В Калининградской области он стал всего лишь четвёртым человеком с таким статусом, считавшимся в ту пору весьма престижным. Новичка сдержанно поздравили – и тут же поставили на место, раскритиковав за рассказ «Спор».
* Штейн – фамилия отчима, фамилия отца – Козерюк.
На специально созванном собрании областного литературного объединения говорилось, что «рассказ в неверном свете, искажённо отражает события первых пятилеток, ошибочно трактует некоторые проблемы технического прогресса», подчёркивалось несоответствие между хорошим замыслом и слабым художественным воплощением. В общем, ошиблось Калининградское книжное издательство, напечатав «заведомо недоброкачественный рассказ».
Раньше это вполне могло стать путёвкой назад в лагеря. Но времена изменились. Потому дело ограничилось «дружеской критикой». Только, думается, в основе публичной порки лежала не забота о писательском уровне Снегова, а то, что для кого-то нет бывших «врагов народа». Раз осудили – значит, было за что. И никогда вы не будете ровней нам, людям с чистой анкетой…
Чем дальше, тем сложнее было Снегову писать, не кривя душой. Так, он с энтузиазмом взялся за рыбацкую тему, выходил на промысел. Однако уже вскоре ему дали понять, что он пишет не то. Нужен, понимаешь, романтизм. У него же – суровые будни без прикрас. И, читая подобное, иной мечтающий о морях юноша, пожалуй, ещё передумает…
Между тем в его семье подрастало двое детей, которых надо было кормить. Короче, не от хорошей жизни ушёл Снегов в фантастику. Как он потом сам сформулирует, «пишу о будущем, потому что ни о прошлом, ни о настоящем много не нафантазируешь, а будущее для фантазии открыто; рисую общество, в котором самому хотелось бы жить, описываю героев, каких мне было бы приятно иметь в кругу моих приятелей, добрых знакомых. Я одарю их могуществом, о котором боги древности могли бы только мечтать».
И вот ведь как бывает. Именно вынужденный уход в «несерьёзный жанр» принёс Снегову славу. Эта третья ф в его жизни – философия, физика, фантастика – и помогла наконец пробиться через все тернии к своим звёздам.
Самая известная из снеговских книг – трилогия «Люди как боги». Общий тираж – более миллиона экземпляров, переведена на восемь языков. Как и для многих моих ровесников-калининградцев, для меня эта книга тоже стала одной из главных в школьные годы. И мне тоже хотелось жить в мире будущего, придуманном Снеговым. Впрочем, почему хотелось – и сегодня не отказался бы.
Помню и то, как был потрясён, узнав однажды, уже взрослым, его биографию. В книге-то из детства об авторе ничего не сообщалось, а времена на дворе стояли доинтернетовские. В общем, Снегов мне долго представлялся этаким модным физиком-лириком родом из 60-х... И до сих пор по-хорошему не понимаю: как при такой тяжëлой судьбе он сумел не озлобиться, не зациклиться на развенчании «проклятого прошлого»? Нет, свои злоключения Сергей Александрович описал*. Но, несмотря на все показанные там свинцовые мерзости жизни, лично у меня и от этих рассказов нет ощущения беспросветности.
В феврале 1994-го ему было уже 83. Тем не менее он отнюдь не доживал – жил. Работал, строил планы. О чём можно судить хотя бы по его последнему интервью.
* См. книги «Норильские рассказы» (1991), «В середине века» (1996).
Тогда в гости к нему пришла Жанна Азарова – фигура в калининградской журналистике 60–90-х. С большим писателем и разговор мог быть только большим, во всех смыслах. Не успев обо всём поговорить, решили на днях встретиться снова. А 23 февраля Снегов скоропостижно скончался…
Перечитывая много лет спустя тезисы той давней беседы, я удивлялся, насколько она по-прежнему актуальна. С чем-то трудно, не хочется соглашаться. Однако при этом нельзя не оценить то, как Снегов глубоко мыслил, как программно формулировал. Например, «мы – народ великой мечты, идеи, но не исполнения». А вот его ощущение о реалиях разгара 90-х: «Сегодня во имя благополучия России в будущем мы переживаем нищету».
Конечно, был разговор и о творчестве, о писательской кухне.
– Пишу быстро, – признался он. – Долго правлю, часто переписывая всё заново. Как продолжаю править и вышедшие книги. Наваждение, писательский мазохизм? Если высоким штилем, то – ответственность перед читателем. Книга – живой организм…
Ещё в год его смерти, 24 июня 1994-го, появилось постановление мэра об учреждении в Калининграде бульвара Сергея Снегова. Новость эта тогда многих порадовала, а вдова и дочь писателя решили взглянуть на снеговский бульвар. И долго бродили по окрестностям улицы Стрелецкой, указанной в качестве ориентира, но…
– Обошли не раз вокруг – ничего: пустырь да зелёный массив, – рассказывала потом вдова писателя Галина Николаевна. – Если это какой-то новый жилой микрорайон, хоть бы в проект заглянуть, где он, а то, боюсь, и не доживу. Если там будут библиотека или школа, хотела бы подарить книги из собрания Сергея Александровича.
Как в воду глядела – не дожила. В некрологе на её кончину (07.09.1998) было написано: она мечтала пройтись по обещанной улице имени Снегова… Да и сейчас, когда пишутся эти строки, по-прежнему нет такой улицы. По последним данным, снеговский бульвар на местности появится в 2026 году. Причём обещают, что там будет некий футуристический дизайн, отсылающий к роману «Люди как боги».
С 2006 года библиотека на улице 9 Апреля носит имя Снегова. Напротив «Снеговки», как в народе называют эту библиотеку, – дом, в котором он жил последние двадцать лет. На здании установлена памятная доска, рядом – «мемориальное» дерево, посаженный им дуб.
Учреждены общественно-научные «Снеговские чтения». Есть экскурсия «По снеговским местам». А в памятные даты те, кому дорог Снегов, прибираются на его могиле на Старом кладбище, возлагают цветы, читают снеговские стихи…
Незадолго до смерти он успел закончить «Диктатора». Книга необычная, парадоксальная, мудрая, справедливая, честная. И опять же – словно сегодня написано. Потому, читая эту фантастику, посвящённую теме войны и мира, часто ловишь себя на том, что проводишь параллели с окружающей действительностью.
А в особенно трудные времена, которые порой наступают в нашем противоречивом мире, вспоминается снеговская цитата из той его книги, где люди – как боги:
«Мы стоим в переломном пункте развития человечества, и любой неосторожный шаг может оказаться непоправимым. Но и бездействовать нельзя. Осторожность и смелость – вот что сегодня требуется».
Владислав Ржевский,
автор канала «Калининградская Пруссия»
Смотрите также: