Глава 58
– Возможно повреждение крестцово-поясничного сплетения, – предполагает незнакомый врач из «Скорой», когда идём к другому пострадавшему.
По дороге видим, как к месту происшествия приближается здоровенный кран. Это уже хорошо. Значит, скоро он сможет вытащить снегоуборочную машину, это упростит извлечение пострадавших. Проходит несколько минут, и тяжёлая техника, основательно упершись лапами в асфальт, готова к работе. Но прежде нужно всё обсудить, ведь просто так вытянуть снегоуборщик нельзя – слишком опасно, обломки могут навредить ещё сильнее.
– Когда я начну поднимать, эта штука, ну, снегоуборщик, может качнуться и размолотить всё вокруг, – рассуждает водитель крана, когда я вхожу в палатку с надписью «Штаб». Там уже собрались командиры, в том числе главный – усатый полковник МЧС, на груди слева у которого написано «Борода А.К.»
– Может, тогда стоит подцепить спереди? – спрашивает он водителя.
– Я не знаю, на чём снегоуборщик держится. Так можно стронуть весь автобус, – отвечает усталый мужчина лет 50-ти. Видимо, его выдернули прямо из дома после рабочей смены.
– Надо только приподнять, чтобы мы вытащили детей, – говорю ему.
– У меня в кузове есть трос. Можем пропустить его под шасси, приподнять переднюю часть снегоуборщика с ножами, оттянуть назад, – предлагает водитель.
– Все с этим согласны? – полковник обводит всех взглядом.
Его подчинённые, а также два офицера полиции кивают. Что ж, как говорил один президент, теперь «главное на́чать». Но стоит мне покинуть штабную палатку, как подходит фельдшер. Он что-то держит в протянутых руках.
– Эллина Родионовна! Я нашёл это!
Он раскрывает ладони, а там… кисть человеческая.
– Один палец раздавлен, но вообще целая, – добавляет медработник.
– Заверни в марлю с физраствором, обложи льдом и в больницу! – отвечаю на неожиданную находку. Да уж, и такое случается во время катастроф. Мне, к счастью, уже не привыкать. А ведь были времена, когда подобная вещь могла меня вывернуть наизнанку, лишив содержимого желудка.
Теперь спешу внутрь автобуса проведать Женю.
– Как она? – спрашиваю спасателя, дежурящего рядом с девочкой.
– Поспокойнее, но боли сильные.
– Держись, Женечка, – говорю ей ласково. – Мы тебя очень скоро вытащим отсюда.
– Мне больно, – слабым голоском отвечает девочка.
– Сколько обезболивающего ей ввели?
– 20 миллиграммов. Дыхание стало реже, но всё равно стонет.
– Введите ещё пять и следите за дыханием.
– Доктор Печерская! – слышу со стороны.
– Что такое?
– Мальчик замолчал!
– Когда?!
– Пару минут назад.
– Денис, ты меня слышишь?!
В ответ тишина. Это очень нехороший признак.
– Так, всё. Ждать больше нельзя, – говорю вслух. – Поторопитесь! – кричу наверх, где стоят двое спасателей и прилаживают трос к стреле крана.
Возвращаюсь к девочке. Сижу рядом, обтираю её окровавленное лицо.
– Что это за шум? – интересуется она.
– Мы стараемся тебя вытащить, – объясняю.
– Надо уходить, – говорит спасатель, выбираясь из салона.
– Я останусь с девочкой, – отвечаю.
– Нельзя, тут опасно!
Поднимаю взгляд и смотрю на него очень пристально. Так, чтобы понял: я свою больную одну не оставлю! Спасатель это понимает, кивает и… тоже остаётся.
– Иванов! – звучит сверху басовитый голос полковника Бороды. – Немедленно выбирайся оттуда! Это приказ!
– Есть, – нехотя отвечает спасатель и выбирается.
– Вы тоже, доктор!
– Нет, я остаюсь.
– Ладно, тогда… – он опускается вниз, протягивает мне каску. – Вот, наденьте хотя бы это.
– Спасибо, – беру каску, но не на свою голову её надеваю, а девочке.
– Ладно, давай! – кричит полковник куда-то в сторону. – Поднимай!
– Ничего, не бойся, – поглаживаю Женю по лицу. – Всё будет хорошо. Я с тобой, не волнуйся. Будет немножко шумно, но ничего.
– Давай. Поднимай!
Снаружи раздаётся шум натужно работающего мотора, скрип и скрежет, тяжёлый механический гул. Мы с Женей ощущаем, как автобус задрожал всем массивным телом.
– Уже почти всё, – говорю ей, стараясь перекричать шум.
– Стоп! Замри! – раздаётся сверху команда.
Вижу, как обломки приподнялись над девочкой. Значит, её можно вытаскивать.
– Быстрее сюда! – кричу спасателям. – Подержите ногу с той стороны. Здесь артериальное кровотечение. Я пережму. Держите бедро, открытый перелом. Осторожно! Наложить повязку и шину. И пошли за мальчиком. Скорее!
Женю уносят на носилках, я пробираюсь в другую сторону искорёженного салона.
– Я нашёл его! – раздаётся знакомый голос. Артур! Где он пропадал всё это время? Мы же вместе выехали из клиники.
– Дышит? – спрашиваю коллегу.
– Дыхание 16, поверхностное. Множественные раны. Возможен перелом правого предплечья.
– Мы нашли мальчика! – кричу спасателям. – Он жив!
– Вытащить сможете? – спрашивает полковник.
– Нам нужен щит для переноски!
– Вы там не пролезете. Мы разрежем борт снаружи, – поясняет спасатель.
– Доктор! Вы здесь нужны! – кричит фельдшер с другой стороны.
– Я справлюсь, иди, – говорит Артур, оставаясь с Денисом.
Вскоре я уже снаружи, иду к «Скорой», куда положили Женю. Но прежде чем её везти, нужно стабилизировать состояние ребёнка.
– Нога совсем плохая и кровь хлещет, – докладывает фельдшер.
– Наложи манжету тонометра выше перелом, – говорю ему. – А сосуд перекрой зажимом. До больницы этого должно хватить. Пусть предупредят травматологов и сосудистых хирургов. Времени почти не осталось, – выношу вердикт, осматривая девочку. Хочу уйти, но она вдруг спрашивает:
– Вы поедете со мной?
– Мы увидимся в больнице, хорошо? – улыбаюсь ей.
– Хорошо.
Теперь надо к Денису. Пока я ходила к Жене, его вытащили наружу и несут к «Скорой».
– Давление 90 на 60. Пульс 120. Ушиб верхней части живота. Это кроме того, что нашли раньше, – сообщает Артур.
– Надо исключить разрыв селезёнки. Войди в две вены и в машину его, – даю назначение. – Я сейчас.
– Тяжёлые пострадавшие вроде все. Остались только мелкие травмы, – ко мне подходит Борода.
– Ну, с этим и бригады «Скорых» справятся. Отличная работа, товарищ полковник.
– Спасибо. Вы тоже хорошо постарались, доктор.
Мы жмём руки, я сажусь в «неотложку», и она под вой сирены летит в клинику. Поворачиваюсь и вижу, как Артур смотрит на меня и загадочно улыбается.
– Что?
– Все живы, – замечает он.
– Пока живы, – говорю в ответ. Мне бы его оптимизм! Поворачиваю голову и смотрю в окно. Позади остаётся место аварии, облепленное снегом, заставленное техникой и с копошащимися людьми. Всё это напоминает развороченный муравейник. Но Куприянов всё-таки прав: нам, пусть и пока, удалось совершить маленькое чудо: вытащить всех из этой мешанины металла и пластика.
По дороге звоню няне. Говорю, что у нас массовое ДТП, не могу пока вернуться домой. Спрашиваю, как там Олюшка. Роза Гавриловна, святой человек, отвечает, что всё хорошо. Они кушали, играли, гуляли, она искупала мою радость и уложила её спать, почитав книжку.
– Её любимую, «Волшебник Изумрудного города»?
– Да, – отвечает няня.
Не знаю, почему Олюшке так нравится эта книжка. Она слишком маленькая, чтобы понимать её содержание. Хотя могу догадываться причину этой детской любви: картинки. Иллюстрации Леонида Владимирского – это, буквально каждая, маленький шедевр. Вспоминаю, как сама обожала их рассматривать. Родители в своё время купили мне первую книжку, и я была ей очарована, а потом попросила ещё. Когда же узнала, что всего Александр Волков сочинил шесть книг цикла «Волшебная страна», то извелась сама и замучила маму с папой: купите да купите! В тот день, когда папа принёс стопку новеньких, невероятно вкусно пахнущих книжек, я была на седьмом небе от счастья.
***
– Закрытая травма живота. Инфузия временно помогла, но сейчас опять упало давление, – рассказываю Маше, когда мы возвращаемся в клинику.
– Денис! Денис! Это мой сын! Что с ним?! – из вестибюля подбегает грузный кучерявый мужчина.
– Его прижало. Сейчас он стабилен, но мы должны провести обследование, – успокаиваю его.
– Какое ещё обследование?
– Мы вам всё сообщим, подождите в вестибюле, – отвечает Маша вместо меня.
– Но он поправится?! – кричит отец мальчика.
– Мужчина, вам туда нельзя, – преграждает ему путь одна из медсестёр. – Пусть врачи работают.
Когда оказываемся в палате, констатирую у мальчика шок.
– У него вероятнее всего разрыв селезёнки. Нужен ультразвук или лаваж. Как остальные?
– Ампутация кисти уже в операционной, – отвечает Маша.
– Успели довезти?
– Да, этим сейчас Заславский занимается.
– Правда? – я широко улыбаюсь. – Как? Он уже вышел? – в моей душе сверкает робкая надежда, что Валерьян Эдуардович снова будет возглавлять нашу клинику.
– Да, но только на свою прежнюю должность – заведующего хирургией, – отвечает Маша.
– Что ж, и на том спасибо, – киваю ей.
– Гематокрит, гемоглобин. Совместить шесть доз, – подруга возвращается к лечению Дениса.
– Давление 80 на 60, – сообщают нам. – Пульс 120.
– Как девочка с открытым переломом? Женя её зовут.
– Её взял Куприянов, – и Маша делает знак головой в сторону соседней палаты. Смотрю через окно и вижу, как Артур, уже успев переодеться (как ему это удалось быстрее меня?), занимается школьницей.
– В автобусе не было ремней безопасности? – интересуется Маша.
– Были, конечно. Только ты же знаешь нашу русскую халатность: водитель не стал проверять, сопровождающий учитель сказал, а дети махнули рукой.
Маша смотрит на меня.
– Ты вся перепачкалась. Пойди, приведи себя в порядок.
Смотрю сверху вниз. Верно. На меня дежурная куртка, притом очень грязная. Да и вся выгляжу, вероятно, не лучшим образом. Выхожу из палаты, иду по коридору. В вестибюле настоящее столпотворение: близкие детей приехали, чтобы узнать их состояние. Медсёстры с ног сбились, заполняя анкетные данные.
– Эллина Родионовна! – меня останавливает Дина. – Поступает мальчик с гипотермией.
– Я сейчас приду.
Через пять минут возвращаюсь.
– Найден в снегу в полусотен метров от автобуса, – сообщают медики из бригады «Скорой». – наверное, выбросило через окно. Тупая травма живота. Голова без повреждений. Давление 70, пульс 40. Зовут Антон Митрохин, так его куртка подписана.
– Пошли экстрасистолы!
– Это плохо, – делаю вывод. – Готовим перитониальный лаваж.
Мои опасения подтверждаются. Кровь в брюшной полости. Температура всего 29 градусов. Вероятнее всего разрыв печени. Нужно согреть мальчика. Ставлю мочевой катетер. Подаю через него и ещё желудочный зонд тёплый физраствор. Но температура не растёт. Что же делать? Срочно зову к себе Артура для консультации. Он не может – занят. Тогда вызываю Данилу.
– Что предлагаешь? – стараясь оставаться спокойным, спрашивает он.
– Шунт.
– Пульс 30, давление 60, – слышу от медсестры. – Ой… мальчик весь мокрый.
– Боже! Контактная потеря тепла! – как же я сразу не догадалась! – Надо снять одежду!
– Верное решение. Обойдёмся без шунтов, – соглашается Данила и сразу уходит.
Это усталость на меня так действует. Не понять, что одежда на мальчике пропиталась водой из снега и теперь не даёт ему согреться! Но ничего страшного не случилось. Мокрые вещи летят на пол, укутываем ребёнка. Но ему всё равно потребуется операция. Звоню в хирургическое отделение и предупреждаю об этом. «А если вдруг начнётся фибрилляция?» – рождается мысль в голове. Тут же сама на неё отвечаю: «Тогда Антон не доживёт до операции». Значит, нужно постараться его стабилизировать.
К счастью, мне это удаётся. И, пока мальчик лежит в палате в ожидании своей очереди, разрешаю его навестить бабушке. Та давно ждёт в вестибюле. Сообщаю ей, что ребёнку стало лучше.
– Он поправится?
– Ему нужна операция, но думаю, что всё обойдётся.
– Можно к нему?
– Да, конечно. Идёмте.
Бабушка подходит к внуку, гладит его по голове, целует в лоб. Оборачивается ко мне и говорит искренне:
– Спасибо, доктор.
Улыбаюсь. Самые хорошие слова в моей профессии! Ну, а что ещё операция будет, так это дело техники. Уверена, мальчик выздоровеет. Теперь надо проверить, как там Женя.
– Как она? – спрашиваю Артура.
– На ангиограмме частичный разрыв подколенной артерии, – докладывает он. – Я провёл репозицию, появился слабый пульс. Коллатеральное кровоснабжение хорошее.
Подхожу к девочке.
– Привет, – улыбаюсь ей.
– Здравствуйте, – отвечает она.
– Каска спасателей осталась тебе на память, – сообщаю девочке, видя эту деталь рядом.
– Моя мама приехала?
– Пока не знаю, но я выясню. Как твоя фамилия?
– Дубовицкая.
– Я узнаю, здесь ли твоя мама, Женя Дубовицкая, – затем подхожу к Артуру. – Когда её возьмут в операционную?
– Сначала они закончат с самыми тяжёлыми.
– Прошло три с половиной часа.
– Я знаю. Если не возьмут в течение часа, начну обзванивать другие больницы, – отвечает Куприянов.
– Не жди. Звони сейчас, – советую ему. – И вот ещё… Спасибо, что поехал со мной.
– С тобой – хоть на край света, – неожиданно тихо говорит Артур, заставляя меня немного покраснеть.
Выхожу в коридор, мимо несётся Маша с тем мальчиком, Денисом, на каталке.
– В оперблоке завал, хирургов не хватает, – слышу донесение медсестры.
– Он не может ждать! – резко отвечает подруга.
– Что здесь? – спрашиваю её.
– Кровь в брюшной полости. Срочно на стол! Закажите в банке одногруппную кровь.
– Печень?
– Селезёнка, – отвечает Маша и вместе с бригадой устремляется с больным к лифту.
В отделении становится чуть спокойнее. Это значит, что я могу наконец вернуться домой. Смотрю на часы. Половина четвёртого. Скоро рассвет. Но если не высплюсь хотя бы часов 6-7, не смогу вернуться к работе – голова соображать перестанет, это недопустимо. Сообщаю в регистратуре, что уезжаю. Вызываю такси, благо улицы более-менее расчистили от снега, сажусь и еду, стараясь не заснуть в нагретом салоне. Можно было бы на своей машине, но в таком состоянии лучше за руль не садиться.
Дома, приняв душ и перекусив, валюсь спать, успевая только поцеловать Олюшку и попросить няню остаться, пока не приду в себя. «Конечно, не волнуйтесь, я всё сделаю», – говорит она и закрывает за мной дверь. Стоит моей щеке коснуться подушки, как погружаюсь в глубокий сон.