Глава 53
Что же это за работа за такая, если я едва не пропустила первое слово собственного ребёнка! Стою и слушаю её мурлыканье через трубку, вытирая слёзы. Наконец, няня догадывается, что пора прекращать меня волновать так сильно, всё-таки я на работе. Мы прощаемся, иду дальше, пытаясь вернуться в рабочее русло.
Вижу, что дальше по коридору меня ожидает со снимками в руках Алевтина Сергеевна Самохина – заместитель заведующего отделением функциональной диагностики. Мы здороваемся, и она говорит, что хотела показать мне отдельно, чтобы обратить внимание на нечто интересное.
– А чьи это снимки? – спрашиваю.
– Алисы Карловны.
– Как видите, признаков пневмонии нет. Немного усилен лёгочный рисунок, что можно объяснить многолетним курением. Хотя скорее здесь просто ОРЗ, как и у половины наших лаборантов. Другими словами, практически нормальный снимок, – сообщает Самохина. – Это моё мнение.
– Мне кажется, здесь нужно изотопное сканирование, – отвечаю ей.
– С чего вы заподозрили эмболию?
– Она курит, у неё гипоксия, просидела за рулём 18 часов, это повышает риск тромбоза.
– Какой пульс?
– 85.
– Дыхание?
– 20.
– Ноги болят?
– Нет.
– Ничего не указывает на лёгочную эмболию, – замечает Алевтина Сергеевна.
– У неё плевритная боль.
– Это бывает при бронхите, – отвечает коллега, глядя на меня поверх очков.
– Я понимаю, чётких симптомов у больной нет. Но интуиция мне подсказывает.
– К сожалению, я не могу санкционировать дорогостоящее исследование на основе вашей интуиции, Эллина Родионовна, – говорит Самохина. – У больной лишь кашель.
– Значит, всё дело в стоимости?
– Нет, хотя клинике ни к чему лишние расходы.
– Я заплачу из своей зарплаты. Оформите, как платную услугу, – говорю Самохиной.
Она смотрит на меня, чуть приподняв брови. Пожимает плечами:
– За ваши деньги с нашим удовольствием, – и удаляется.
Ко мне подходит Дина Хворова и говорит, что в вестибюле ещё двое ожидают, у них сильный кашель, и она хочет отвести их во вторую палату.
– Я там ещё не закончила, – отвечаю.
– Разве? Но ваша больная уже ушла.
– В смысле?!
– Ну, та старушка, Алиса Карловна, с собачкой которая. Она с приветом. Сказала, что пошла выгуливать свою Мусю, – отвечает администратор.
Ну что ты будешь делать! Вот же упрямая бабка! Прошу Дину поискать её. Далеко она уйти не могла, ведь без машины Алиса не перемещается на большие расстояния. К тому же болеет, значит, припарковалась неподалёку. И вдруг на самом деле только захотела пинчера выгулять? Значит, есть шанс, что вернётся. Иначе зря были мои старания с организацией сканирования.
Пока Хворова ищет, иду проведать Ильдара Бореева. Тем более что пришли результаты анализов, есть о чём поговорить. По пути обхожу санитара. Он наклонился над ведром, отжимая тряпку, а когда стал разгибаться, взялся за спину и сморщился.
– У вас всё нормально? – спрашиваю его.
– Просто спину потянул, – кисло улыбается он, продолжая мыть полы. – Всё нормально.
Итак, теперь пора пообщаться с Ильдаром. Болей у него уже нет. Экстрасистол тоже, нормальный сердечный ритм. Об этом сообщает медсестра.
– Это хорошо? – спрашивает пациент.
– Да, но меня беспокоит, что холестерин у вас в крови 9,22
– Мне это ни о чём не говорит, – улыбается Ильдар.
– В вашем возрасте нормой считается общий холестерин от 3,63 до 6,27 ммоль на литр.
– Это нехорошо… – задумчиво произносит пациент.
– Не очень. У ваших родных не был повышен холестерин? У отца или брата? Не было у них проблем с сердцем после 30 лет? Есть наследственные заболевания с повышенным уровнем липидов. Надо расспросить близких, чтобы определить риск раннего инфаркта.
– Это невозможно, – качает Ильдар головой. – Я бы усыновлён. Ничего не знаю о семейных болезнях.
– Тогда, пожалуй, мы начнём снижать холестерин и проведём полное обследование, – делаю вывод.
Ильдар кивает. Выхожу из палаты. Ко мне тут же подбегает Дина.
– Я нашла её! – радостно извещает. – Она там, справа. На парковке. Собирается уезжать.
– Что? И ты её не остановила?!
– Но вы же не просили…
– Эх ты! – возмущаюсь и сама спешу на улицу, накинув «дежурную» куртку в ординаторской. Она там висит на отдельном крючке именно для таких случаев, – чтобы было в чём выбегать, когда холодно или осадки.
Подбегая к парковке, вижу старушку. Она стоит возле «Газели», закрывая заднюю дверь. Мне почему-то подумалось, у неё внедорожник, а оказалось нет. Обычная, грузопассажирская.
– Алиса Карловна! – кричу ей. – Подождите!
Старушка оборачивается.
– Вам нужно ещё одно исследование, – говорю ей.
– Я не могу. Мне пора в Крым. Там тепло, – отвечает она. На руках сидит Муся и мелко дрожит всем тельцем.
– Вы можете разболеться посреди дороги, как вы не понимаете?
– Это вы не понимаете. Я не могу держать собачек на холоде.
– Возьмите Мусю с собой. Я никому не скажу, – продолжаю уговаривать.
– Вы опять не понимаете. Речь не только о Мусе, – с этими словами старушка открывает заднюю дверь. Я заглядываю в салон. Мама дорогая! На меня уставились примерно семь пар собачьих глаз.
– Я не специально их собирала. Просто так вышло, – признаётся старушка.
– Хорошо, что-нибудь придумаем, – сообщаю Алисе Карловне. – Только вы, главное, пока не уезжайте. Стойте здесь, включите печку в машине, пусть собаки греются.
Возвращаюсь в отделение, думая о том, ну почему я такая всё-таки дотошная. Ведь руководитель отделения, а веду себя, как обычный врач! К тому же слишком гуманный. Другая бы на моём месте отпустила старушку с миром. Ну, не хочет человек лечиться, дай Бог ему здоровья! Так ведь нет, мне обязательно нужно ввязаться в её дела, которые к тому же сильно пахнут псиной.
Спешу поделиться своими мыслями с Данилой. Друг всё-таки, может, что подскажет. Он поднимает брови.
– Сколько у неё собак? Семь?!
– С Мусей восемь.
– Элли, отпусти её с миром. Старушка явно того, – он крутит пальцем у виска. – Все эти собачники и кошатники, на мой взгляд, чокнутые. Один-два питомца ещё ничего. Но восемь! Да к тому же она мотает их по всей стране. Зачем?!
– Это её личное дело. Чтобы одной не было скучно, – отвечаю Береговому. – Подскажи лучше, как быть? Собак нельзя в «Газели» оставить надолго, они там помёрзнут. Может, в какой-то приют их определить?
– В приют не возьмут, есть вариант собачьей гостиницы. Но это дорого, – говорит Данила.
– Что же тогда?
– Ты же завотделением? – вдруг хитро улыбается Береговой.
– И что?
– Выдели отдельную палату. Пусть там сидят всей стаей вместе со своей хозяйкой. Выгуливать их будет кто-нибудь из санитаров или медсестёр. Ну, приплатишь из своего кармана, если ты такая добрая.
Быстро чмокаю Данилу в щёку и возвращаюсь на парковку. Вскоре собачья стая оказывается в отдельной палате. Слава Богу, питомцы у Алисы Карловны спокойные, не лают. Сидят смирно. Она захватила им из машины мешок корма и миски. Расставила, питомцы поели и улеглись. Стою, смотрю на эту идиллию и понимаю: если Вежновец узнает, что тут происходит, мне крепко не поздоровится.
«Ну, и чем я лучше него в таком случае?» – задаю себе резонный вопрос. Нахожу простое оправдание: эти животные здесь, поскольку их хозяйка больна, а на улице холодно. То есть я упор делаю на лечении человека, а для Вежновца приоритет – его мастиф Босс. Успокоив себя таким образом, иду в отделение генетики. Мне нужно договориться об инфузомате для мальчика Ромы. Для этого иду к Сергею Львовичу Левину, с которым знакомы ещё с университетских времён. Больше того: на старших курсах оказывал мне знаки внимания, но был слишком скромен и нерешителен, чтобы развивать свой интерес. Потому между нами ничего не случилось. Даже ни единого свидания.
Теперь он работает у нас генетиком. Нахожу Сергея там же, где и всегда, – в кабинете, приникшим к окулярам электронного микроскопа. Когда вхожу, коллега отрывается от своего занятия и спешит меня приветствовать. Берёт мою ладонь и галантно целует, говоря, что очень рад видеть. Показывает, куда присесть, и с интересом рассматривает.
– Ты, Элли, как всегда, выглядишь великолепно, – восхищённо замечает Левин.
Смущаюсь немного и сразу перехожу к делу.
– Рома, конечно, не может сам контролировать обезболивание, – говорю коллеге. – Но мама готова это делать.
– Наше отделение предпочитает госпитализировать этих детей. У нас нет опыта домашнего ухода, – отвечает Сергей.
– Детей, больных раком, всегда отпускают домой, в хосписы, – парирую я.
– Так попроси онкологов.
– У меня нет времени на формальности. Мальчик крайне тяжёлый.
– Элли, послушай…
– Серёжа… – делаю голос мягким, обволакивающим. Недавно научилась, когда потребовалось развить в себе это умение, чтобы успокаивать Олюшку, и та засыпала быстрее. – Пожалуйста.
Левин не выдерживает моего взгляда и отвечает:
– Я поговорю с коллегами, ладно? Встретимся послезавтра, и я тебе всё скажу.
– Серёжа, тот мальчик не доживёт до послезавтра, – говорю тихо и печально.
– Тогда извини, – пожимает Сергей плечами.
Что ж, не получилось у меня использовать своё женское обаяние. Но ведь не в корыстных целях! Спускаюсь в отделение, иду мимо той палаты, где видела Марьяну с её «тремя богатырями».
– Ай! Не дави так сильно! – говорит один другому.
Смотрю: молодёжь разбилась на две пары. Вспоминаю, как их фамилии: Дорожкин, Наумов, Шемес.
– Это передние шейные. А это задние шейные, – говорит Марьяна, пальпируя студента. – Пальпируя, сравнивайте размер лимфоузлов с просяным зерном, горошиной и лесным орехом. Здесь два просяных.
– А здесь одно просяное, и один орех, – произносит второй студент.
– Шемес, не шути, – отвечает третий.
– Правда, он гораздо больше горошины.
Марьяна говорит:
– Сперва бывает трудно оценить размер, – идёт щупать сама.
Захожу. Студенты смотрят на меня с почтением. Марьяна кивает и продолжает, но её лицо почему-то меняется. Улыбка сходит.
– Просяное и горошина? – интересуется блондин, которого пальпирует сестра Бориса.
Я наблюдаю молча.
– Вы случайно… не потеете по ночам? Не похудели? – интересуется Марьяна.
– Господи, да в чём дело? – смеётся студент. Смотрю на бейджик: это Дорожкин.
– Похудели?
– Я нормально себя чувствую.
– Ещё где-нибудь есть увеличенные лимфоузлы? – спрашивает Марьяна.
Наумов и Шемес хихикают в сторонке.
– Да вы шутите.
Но девушка очень серьёзна.
– Нет, нигде, – отвечает Дорожкин.
– Уверена, беспокоиться не о чем, но я покажу вас другому врачу, и, можно, понадобится сделать биопсию.
– Биопсию? – удивляется студент.
Марьяна смотрит на меня. Молча киваю головой и ухожу. Пусть сама разбирается. Ей пойдёт на пользу. Проходя по коридору, снова вижу того санитара. Он опять морщится, передвигая какие-то коробки. Это мне уже совсем не нравится. Не люблю смотреть, как люди страдают. Это причиняет мне душевные страдания, как бы пафосно ни звучало. Подхожу и спрашиваю, как его зовут.
– Адельша, ударение на последнюю «а», – отвечает мужчина. – Фамилия Аюпов.
Я смотрю на его явно восточную внешность и пытаюсь понять, откуда он родом. Средняя Азия?
– Мне кажется, вы повредили спину. Позвольте посмотреть, – говорю ему.
– Нет, это давно уже. Всё в порядке.
– Возможно, смещение диска. Я посмотрю. Пойдёмте, – предлагаю, захожу в смотровую, и мужчина идёт следом. – Это недолго. Садитесь.
Адельша располагается. Достаю неврологический молоточек. Надеваю перчатки.
– Вы недавно здесь работаете? – спрашиваю мужчину.
– Несколько месяцев, – хмуро отвечает он, пристально (даже слишком) глядя на мои приготовления.
– Да? Я вас не видела.
– Я работал на других этажах.
Закрываю дверь в помещение.
– Добро пожаловать к нам.
Включаю лампу, направляю Адильше на спину.
– Ну, что ж, – кладу руку ему на плечо, и мужчина неожиданно испуганно дёргается. – Можете снять рубашку.
– Прошу вас. Не надо. Перестаньте. Не надо. Прошу вас. Не надо.
– Я ничего не делаю…
– Хватит! – внезапно мужчина резко вскакивает и выбегает из смотровой, оставив меня в полном недоумении. Дверью он хлопает так сильно, что доводчик ломается и рассыпается железными деталями, стекло трескается, с проёма сыплется штукатурка. Не говоря уже о страшном грохоте. Мне ничего не остаётся, как снять перчатки и попросить медперсонал навести порядок, а заодно вызвать слесаря, чтобы дверь починил. Ещё надо бы пойти к этому Адильше и поинтересоваться, какого чёрта он клинику разносит. Но пока рано. Пусть успокоится и придёт в себя. Есть ощущение, что у мужчины сильное посттравматическое расстройство. Возможно, связанное с медициной.
Теперь надо проверить, как там Алиса Карловна. Захожу, и сразу немного в дрожь бросает: не привыкла, когда восемь пёсьих морд одновременно ко мне оборачиваются. Но они сытые и довольные, судя по всему. В палате не лекарствами теперь пахнет, а собачьим кормом. Старушка лежит в окружении питомцев и абсолютно счастлива.
А вот следующий пациент вызывает у меня опасения. Несчастный Ромочка. Не захожу туда, лишь вызываю медсестру. Говорю ей, что генетики нас продинамили, придётся искать другой вариант, как помочь ребёнку с обезболиванием. Коллега кивает и говорит, что у неё есть знакомая в соседней поликлинике. Может быть, что-то получится?
Киваю и иду к себе в кабинет. На сей раз мне предстоит пообщаться с человеком, который раньше не представлял интереса и даже вызывал негативные эмоции, но теперь… что-то изменилось. Беру трубку и звоню Ольге Тихонькой. Она тоже удивлена моему обращению к ней. Да ещё с просьбой выяснить, кто такой этот Адельша Аюпов.
– Он что-то натворил? – удивляется Ольга.
– Нет, просто стало интересно, – ухожу от прямого ответа.
– Хорошо, я всё сделаю, – просто говорит Тихонькая.
Удивительно! Она и правда стала другой.
– Эллина Родионовна, это вас, – Хворова протягивает трубку. – Из генетики.
– Да, я слушаю.
Начинаю улыбаться. Благодарю и спешу в палату, где лежит Рома.
– Кажется, нам удалось наладить обезболивание, как мы хотели.
– Сегодня?
– Да, мой знакомый из отделения генетики согласился предоставить, конечно временно, инфузомат. Его доставят к вам домой. Он будет настроен на введение определенной дозы препарата ежечасно.
– А когда мне нажимать на кнопку? – спрашивает Маргарита.
– Когда почувствуете, что ему больно.
– Но я не знаю, сколько вводить.
– Об этом не беспокойтесь. Разрешена лишь одна добавочная доза в два часа. Аппарат исключит возможность передозировки, – объясняю женщине.
– Доктор Печерская выпишет вам рецепт, а я вызову «Скорую», чтобы отвезти вас домой, – добавляет медсестра.
– Большое спасибо, – говорит Маргарита.
– Жаль, мы можем так немного, – вздыхаю я.