Второе открытие Борисоглебского высшего военного авиационного училища лётчиков, имени Валерия Павловича Чкалова состоялось в 1970 году. Я не стану касаться истории этой старейшей лётной школы бывшего Советского Союза, об этом писалось очень много и вполне обстоятельно. Добавить каких-либо новых исторических фактов, к сожалению таковых не имею.
Но являясь уроженцем города Борисоглебска, где я провёл своё детство и юность, где определил свою дальнейшую судьбу военного человека, был наслышан, что в Борисоглебской лётной школе в тридцатые годы прошлого века повышал своё лётное мастерство Герман Геринг. Впоследствии он возглавлял авиацию бывшей фашистской Германии. По городу ходили слухи, что Геринг имел любовницу из местных красавиц, и что она прожила долгую жизнь и ко второму открытию военного училища была ещё жива. Данными обстоятельствами объясняется, почему на город Борисоглебск в период Великой Отечественной Войны не было сброшено немецкими пилотами ни одной бомбы. Был единственный случай, когда немецкий лётчик, выполнявший боевой полёт по правилам «свободная охота» из-за малого остатка топлива и отсутствия подходящей цели отбомбился по Борисоглебскому железнодорожному мосту на слиянии двух рек Вороны и Хопёр, но не причинил ему серьёзного вреда. Герман Геринг, узнав о бомбометании по Борисоглебскому железнодорожному мосту, пришёл в ярость, что был нарушен его негласный приказ. В дальнейшем подобных казусов на этой войне больше не происходило, и этот старый небольшой городок надолго сохранил свой купеческий, провинциальный облик девятнадцатого века.
Железнодорожному узлу станции Поворино, что в двенадцати километрах от города Борисоглебска на этой войне повезло меньше. Его бомбили по всем правилам военного искусства ночного бомбометания того времени. В начале «работы» место бомбёжки осветили, сбросив на парашютах осветительные бомбы, а затем немецкие лётчики устроили карусель, сбрасывая бомбы как на учениях, подавив при первом же заходе все средства противоздушной обороны. От станции Поворино практически ничего не осталось, пострадали и жилые дома, располагавшиеся вблизи железнодорожных путей. Жители военного Борисоглебска с тревогой и страхом наблюдали за отдалённым заревом пожаров и нескончаемым грохотом рвавшихся бомб, опасаясь такой же участи, ведь никто из них не знал о негласном приказе Геринга. Исторические документы утверждают, что Геринг учился летать в городе Липецк, но старожилы уверяют, что именно в Борисоглебске Геринг оттачивал, лётное мастерство и рассказали мне о событиях выше мною изложенных.
После оглашения приказа о зачислении первого набора 1970 года, курсантами БВВАУЛ, из нашей разношерстной команды абитуриентов сформировали классные отделения. Из двух классных отделений курсантские взводы и направили на склады для получения военного обмундирования. С размерами сильно не заморачиваясь нам выдали хлопчатобумажное обмундирование, затем сапоги кому кирзовые, кому яловые в зависимости от подходящих размеров. С полученной амуницией строем нас направили в баню, где мы навсегда расстались с гражданской одеждой и пышными шевелюрами. Из бани мы выходили переодетыми, в только что выданную нам форму без погон и знаков различий и в не привычно тяжёлых сапогах. Форма естественно висела мешком, мы с трудом узнавали друг друга лысых и «нескладных». В наш курсантский взвод вошли 107 и 108 классные отделения.
Меня зачислили в 107 классное отделение. Бывших солдат и сержантов советской армии, поступивших вместе с нами в военное училище, назначили командирами классных отделений. Командиром 107 классного отделения назначили Владимира Сазонова, 108 классного отделения Михаила Дьяченко бывшего матроса. Заместителем командира взвода поставили Михаила Ковалёва, бывшего младшего сержанта воздушно десантных войск. Хотя от славного рода войск у Миши Ковалева кроме торчавшей на груди тельняшки более ничего не просматривалось. В БВВАУЛ младший сержант Ковалёв поступил, обманув медицинскую комиссию. Вместо себя, он уговорил пройти врачебную лётную комиссию Сергея Коляда, на него надели форму младшего сержанта Ковалёва, и Сергей добросовестно повторно обошёл всех врачей. Сергей Коляда впоследствии стал моим хорошим товарищем, но я долго не мог простить ему столь «недостойный» поступок и совершенно не потому, что считал себя очень «правильным». На не совсем благовидный поступок моего товарища я бы не обратил такого пристального внимания, если бы он не имел столь далеко идущие последствия как для меня так для курсантского взвода, в котором мы служили и учились. В 105 и 106 классные отделения командирами назначили курсанта Кокорина и младшего сержанта Виктора Потапова. Из выше перечисленных классных отделений состояла наша курсантская рота. Старшиной роты был назначен бывший военнослужащий срочной службы старшина Оболонский. Командиром нашего курсантского взвода назначили лейтенанта Николая Москоленко, выпускника Московского военного училища имени Верховного Совета («пехота» как мы называли выпускников подобных училищ). Командиром роты был капитан Кистанов.
Разместили наши подразделения в наспех сколоченных щитовых домиках-казармах. Установили в них солдатские двух ярусные кровати, дали каждому по тумбочке для личных вещей и начался для нас курс молодого бойца, до принятия военной присяги. Моими соседями по кровати слева Борис Кузьмин из подмосковного города Струнино. Сосед сверху Валерий Ермолаев, родом из Самарканда. Сосед справа курсант Старостенко из Кременчуга, впоследствии отчислен за неуспеваемость. Непривычная солдатская муштра, начиналась с ежедневного трёх километрового утреннего кросса и физической зарядки. Затем занятия по строевой подготовке по два часа с небольшим перерывом. Изучение уставов караульной и внутренней службы, разборка и сборка личного оружия СКС (скорострельный карабин Симонова), его чистка и смазка, стрельба тремя зачётными патронами и снова чистка смазка оружия, снова строевая подготовка, зачётный проход строевым с песней от «неудержимого веселья». Далее занятия по защите от средств массового поражения, окуривание слезоточивым газом в специально подготовленной палатке. И наконец, трёх километровый кросс в полной экипировке в противогазах, это любимое детище лейтенанта Москаленко.
Стараясь выделиться среди молодых командиров взводов, Коля Москаленко практически каждый день в послеобеденное личное время устраивал подобное мероприятие. Он давал команду «в ружьё» и наш взвод со всей военной амуницией выстраивался перед казармой. Лейтенант Москаленко лично проверял каждого, от подворотничков до сапог, заканчивая осмотром личного оружия. Вот так он заставил меня впервые побриться чужим станком, заметив у меня на бороде десяток проросших длинных, светлых волос. После осмотра, сдавали старшине Оболонскому оружие, вещмешки, подсумки с патронами и выходили строиться перед казармой. «Газы» орал Москаленко и мы по всем правилам, как нас учили, закрыв глаза, не дыша, натягивали себе на голову противогазы и выдох уже в противогаз (между собой мы их презрительно называли презервативами). Взвод «бегом марш» командовал Москоленко, и мы бежали вдоль строевого плаца училища, здания учебного лётного отдела (УЛО), где располагалось командование БВВАУЛ (с показательной целью, догадывались мы) и на грунтовый аэродром, где ныне аэродромный городок, на трёх километровый марш бросок. Моё место в строю «шкентель», как любил козырнуть морской лексикой Михаил Дьяченко. Бегу, задыхаюсь, пот льёт градом, на дворе август. Не перестою удивляться, как же так, я бывший спортсмен, ещё не успевший утратить спортивную форму, а меня легко обгоняют совсем не спортивные ребята. Не говорю уже о Сергее Шестакове, бывший лёгко отлет, он на своих длинных ногах обгонял и лейтенанта Москаленко, бежавшего без противогаза. Даже Ваня Наумов, как и я невысокий, весь такой кругленький, от хорошего подкожного жирка, всё время наступал мне на пятки. Секретом столь неукротимой прыти наших ребят, со мной поделился Сергей Шестаков. Ты вытащи резиновый обратный клапан из противогаза, и тебе будет всё равно как бежать, в противогазе или без него, затруднения дыхания не будет. Жарко, потеют стёкла, но это уже мелочи, с такой армейской действительностью, ещё можно было мириться.
Время движется к отбою, прошла вечерняя поверка, офицерский состав покидает расположение казармы. И тут на авансцену выходил заместитель командира взвода Михаил Ковалёв, в это время он мне напоминал героя из военного Советского фильма, где артист прекрасно сыграл роль фашиста, издевавшегося над военнопленными, «маленький камень» орал он и военнопленный на которого он указывал, обязан под страхом смерти подать ему камень. Фашист снимал с головы несчастного головной убор, вкладывал в него камень и бросал его за колючую проволоку ограды лагеря. «Поднять», орал фашист и военнопленного подошедшего к проволочной ограде расстреливал с вышки часовой. Фашист стоял и улыбался. Как же его улыбка была похожа на улыбку младшего сержанта Ковалёва, когда он давал команду «взвод 45 секунд, отбой» и зажигал спичку. По его расчётам спичка сгорает целиком за 45 секунд. Если кто- то из курсантов не успевал раздеться, уложить форму на тумбочку или табурет лечь в постель и накрыться одеялом в отведённое время, всё повторялось снова. Сон - тренаж, так назывались подобные мероприятия нашими сержантами. Затем подъём и тоже 45 секунд, условия те же. Не уложился, пока горит спичка один, страдают все. И так до десяти и более раз, каждый вечер в течение полугода. Самолюбивых, иными словами имевших чувство собственного достоинства, демонстративно отказывавшихся выполнять распоряжения сержантов, наказывали нарядом на работу, (это уборка казарменного помещения и чистка туалета), или нарядом на службу, (дневальным по роте на сутки). Таких нарядов могло быть до трёх подряд, а в течение месяца до десяти в зависимости от «доброй» воли сержанта. Сергей Шестаков, в задумчивости, стоял перед забитом «очком» солдатского туалета, он получил наряд «на работу» от младшего сержанта Ковалёва. Нечистоты медленно растекались по керамической плитке пола туалета. Сергей знал, что дневальный случайно, вместе с водой слил в унитаз тряпку для мытья пола. Где она застряла в канализационной системе? Одному богу известно, но и сантехнику, естественно.
Курсант Шестаков, вы, почему не работаете? Задал вопрос, вошедший в туалет младший сержант Ковалёв. Товарищ младший сержант, без сантехника и спецоборудования канализационный сток прочистить невозможно. Курсант Шестаков, вы согласны на десять нарядов на работу, если я сам прочищу канализационный сток? Сергей согласно кивнул, ему понравилось предложение заместителя командира взвода. Младший сержант Ковалёв снял с себя гимнастёрку, оставшись в полосатом тельнике ВДВ, энергично принялся за дело. Не мудрствуя лукаво, он по самое плечо запустил правую руку в забитоё очко. Видно успел Михаил Ковалёв поднабраться опыта в армии на этом поприще. Нечистоты чуть-чуть захрюкали в канализационных трубах и замерли в нерешительности. У Шестакова ёкнуло сердце, получить десять нарядов подряд, да ещё по собственному согласию, ему не очень хотелось. Но дальнейшие старания младшего сержанта Коволёва не увенчались успехом. Битых два часа Миша Ковалёв, пытался прочистить канализационный сток. Наконец он сдался, поднял голову, мокрую от пота и нечистот, и приказал Шестакову, идите спать. Утром прибыли сантехники с длинными мотками толстой проволоки и проблема была решена. Наверное, мы бы не поверили рассказу Сергея Шестакова, если бы его слова не были подтверждены другими курсантами, посетившими туалет по нужде именно в это время. Больше других от сержантов получал Володя Филатов, самолюбивый, школьный отличник, он раздражался и в сердцах очень часто возражал им, за что получал огромное количество нарядов. Его мучения закончились через несколько месяцев, с присвоением ему звания младшего сержанта и назначения его командиром отделения. Я предполагал, что были подключены родительские связи, он тоже был местным.
К сожалению и мне не удалось избежать подобной участи, младший сержант Сазонов ставил к тумбочке меня семь раз подряд, причём во время экзаменационной сессии, но это произошло уже гораздо позднее. Подобные методы сержантского воспитания всецело поддерживал лейтенант Москаленко. Своё отношение к своим подчинённым он сформулировал в крылатом с его точки зрения изречении, «курсант это такая скотина, которую надо держать в ежовых рукавицах». Самое интересное, Николай Москаленко не скрывал от командования училища своего презрительного отношения к курсантской среде. Дошло до того, что коммунист Москаленко подобную фразу озвучил на партийном собрании училища, в присутствии начальника политотдела училища. В итоге ему это припомнили, когда под его щегольскими пехотными сапожками заколыхалась почва. Ещё одна мысль превалировала под козырьком его армейской фуражки, которую он частенько озвучивал. Если у курсанта появляется свободное время, он начинает думать, а думающий курсант становится неуправляемым. По этой причине наш командир взвода договорился со своим знакомым прапорщиком из батальона связи на проведение земляных работ, могу предположить, что не на безвозмездной основе. После ужина, получив задачу у Москаленко, заместитель командира взвода младший сержант Ковалёв, выводил нас на земляные работы. Каждому нарезался участок в десять метров, глубина два штыка, откапал, свободен, кто недоволен, предлагался другой способ измерения, копаем от «начала и до отбоя», с той же артистической улыбкой объяснял Ковалёв. Если кому-то из курсантов доставался тяжёлый участок грунта, глинистый с камнями, ему приходили на помощь, курсанты уже прокопавшие свой участок. Иногда, младший сержант Сазонов, видя безуспешные старания своего подчинённого, сбросив с себя гимнастёрку, брался за лопату. Копали мы траншею до наступления холодов, с перерывами на плановые занятия по профессиональной подготовке. С наступлением зимы, нам предложили другие «развлечения», в качестве дежурного подразделения мы занимались разгрузкой вагонов с сахаром, углём и дровами, но это уже по очереди, утверждённой начальником курса майором Расторгуевым.
Иногда вместе с курсантами в подобных мероприятиях принимал участие лейтенант Москаленко. Он вместе с нами таскал мешки с сахаром и разгружал вагоны с дровами. Военную присягу мы принимали на спортивном стадионе, расположенном сразу за домом офицеров. Обстановка была праздничной, было много приглашённых гостей, в том числе родителей курсантов, которые приехали семьями. Мы с волнением зачитывали текст военной присяги: « Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, принимая воинскую присягу, торжественно клянусь …..». Подобную присягу принимали буквально все военнослужащие Советской Армии, к сожалению не все сдержали данную клятву своей стране и своему народу. После принятия военной присяги, один раз в месяц мы ходили в караул, давая передохнуть в выходные дни роте охране. И всё же основное это учёба. На этом поприще, в отличие от гражданских вузов, в военных учебных заведениях существовал свой стиль обучения «не можешь, научим, не хочешь, заставим».
По этому принципу мы сидели на самоподготовке на четвёртом этаже здания УЛО и с тоскою наблюдали за уличной жизнью опускавшегося вечера. Внизу за забором прогуливались красивые девушки, на летней танцплощадке музыканты настраивали электрогитары. Увольнительные, в первом полугодии нам были запрещены, и мы довольствовались лишь своими воспоминаниями о прошедших встречах со слабым полом и рассказами уже «бывалых». Местным, в том числе и мне, было несколько проще, накануне крупных государственных праздников, нас отпускали домой на сутки. Во всём остальном всё тоже, лекции, практика, лабораторные работы, сессии. К сессии, все готовились по-разному. Володя Суслопаров, в будущем наш ленинский стипендиат, усидчиво грыз гранит науки, отсюда и результат. Витя Белоусов, каллиграфическим подчерком писал шпаргалки, несмотря на его прохладное отношение к учёбе, почти все экзамены он сдавал на пятёрки.
У курсантской среды в учебном процессе был сильный стимулятор-отпуск. Не сдал сессию, прощай отпуск и несколько дней свободы и долгожданных встреч. Естественно, мы не ограничивались одной зубрёжкой и разрабатывали всевозможные схемы гарантированной сдачи экзаменов. «Нам не нужен высший бал, лишь бы отпуск не пропал», не терял своей актуальности. После очередных занятий, мы шли в столовую, далее строевым в казарму. Нас там поджидал лейтенант Москаленко со своей методикой воспитания. Взвод «в ружьё», и снова, который месяц бегом в противогазах на грунтовой аэродром. После отбоя всё тот же «сон-тренаж». Скрепя зубами мы терпели издевательства сержантов. Однажды, после очередного, затянувшегося издевательства, ко мне подошёл Володя Тенигин, ты же местный, неужели ты не можешь организовать, чтобы этим «тварям» местные ребята набили их наглые «рожи»? Подобная мысль, не один раз посещала меня, но я терпел, не было возможности. Подобная муштра и издевательство сержантов в старых масштабах прекратились неожиданно.
Сдав первую сессию, мы разъехались в отпуск по домам, когда вернулись в казарму, мы не переставали удивляться разительным переменам. Оказалось, на отход ко сну курсанту отводится не сорок пять секунд, а две минуты. На подъём тоже время. После обеда курсанту положено один час свободного личного времени, использовать которое он мог по своему усмотрению, как правило, мы все его в последствие, использовали на сон. Прекратились ежедневные забеги в противогазах по периметру грунтового аэродрома. Коля Москаленко подрезал иголки на ежовых рукавицах, и нам стало легче дышать. Оказалось, что ларчик открывался просто. Юра Тихонов, приехав домой в отпуск, рассказал своему отцу, пилоту из Кубинки о царящих порядках в нашем воинском подразделении. Майор Тихонов, был настолько возмущён, не считаясь со временем, приехал в Борисоглебск вместе с сыном. Беседа с амбициозным лейтенантом Москаленко результатов не принесла. Я коммунист, с пафосом говорил Москаленко, я буду поступать так, как мне велит партийная совесть. Майор Тихонов был вынужден обратиться к заместителю начальника БВВАУЛ полковнику Носову за разъяснениями. И земля впервые заколыхалась под ногами Москаленко, ему припомнили крылатое изречение, высказанное им на партийном собрании. Лейтенанту Москаленко дали возможность доработать год на должности командира взвода курсантов и перевели к новому месту службы. Но за оставшиеся полгода лейтенанту Москаленко, не удалось изменить психологию пехотного офицера, уже с оглядкой на высокое командование, он продолжал «гнуть» свою линию. Курсанта Тихонова, он тихо ненавидел, мстить не рисковал, но все его промахи озвучивал, как бы доказывая всем и ему в том числе, какой Юра Тихонов бестолковый курсант.
Во втором полугодии обучения в выходные, нам разрешили увольнительные в город, 25% личного состава от каждого классного отделения. Все остальные, свободные от службы, получили право посещать в субботние и воскресные вечера танцы в доме офицеров. И так, очень медленно, из «мальчишек» для битья мы становились курсантами. Нам с трудом верилось, что советский лётчик майор Тихонов, защищая своего сына от бестолковой муштры, помог нам всем жить, служить и учиться в более-менее приемлемых условиях. Находясь в отпуске, я поделился со своими друзьями детства, об издевательствах над нами младшими командирами. Парни потребовали, чтобы в выходные дни, я познакомил их с сержантом Ковалёвым, ему было присвоено очередное воинское звание, за безупречное руководство вверенным ему воинским подразделением курсантов. Понимая, что без «мордобития», здесь дело не обойдётся, я испугался, уж очень сильно «затюкали» нас за прошедшие полгода. Парни обошлись, без моей подсказки. В очередной выходной, в доме офицеров, они расспросили курсантов, как найти Михаила Ковалёва? Миша Ковалёв недоброе почувствовал сразу, как только начались его поиски. Он быстро ретировался, покинув дом офицеров, ещё до окончания танцев. В гордом одиночестве, он пересёк КПП и, оказавшись на территории училища, чувствовал себя в полной безопасности. Но для Борисоглебских хулиганов, забор оказался не помехой. Парни втроём перепрыгнули через забор и спрятались на пути его следования в кустах. Когда он появился в поле видимости, парни, не таясь, пошли ему навстречу. Он всё понял, было поздно. Сильно не били, задача была оставить на лице заметные отметины, чтобы видели все, что зло будет наказано. Резонанс, в училище был большой, расследованием происшествия занимался особый отдел. Командование училища, было возмущено, что сержанта Ковалёва избили на территории училища. Все местные курсанты были опрошены представителем особого отдела, в том числе и я. В этот вечер, я нёс службу в наряде и быть причастным к происшествию не мог. После встречи с местными парнями сержант Ковалёв несколько приутих, я понял, его предупредили, что за каждый свой «выпендрон» он будет получать сполна. На младшего сержанта Сазонова, подобное предупреждение подействовало, как красная тряпка на быка.
Однажды, я не сдержался и в словесной перепалке с Володей Сазоновым, пообещав ему, что он будет следующим. В результате попал под его личный прессинг и получил семь нарядов подряд через сутки, во время экзаменационной сессии. Попытка рассчитаться с младшим сержантом Сазоновым представилась весной, в пору, когда отцветала черёмуха и начала расцветать сирень. Когда неугомонные соловьи нам не давали уснуть в цветущем и благоухающем весеннем Борисоглебске. В один из подобных весенних вечеров, наш курсантский взвод был приглашён в местное медицинское училище на их внутреннее праздничное мероприятие. На всякий случай, меня Сазонов вычеркнул из списка приглашённых, но запретить мне посетить летнюю танцплощадку при доме офицеров он не мог. Там я и встретил своих друзей из моей бурной юности. Где твой «лучший друг» Сазонов? Поинтересовались парни. Он сейчас в медицинском училище отплясывает. Пойдём, ты вызовешь его для разговора. Как умеют разговаривать эти парни, я знал прекрасно? На тот период, они входили в число самых крутых парней города Борисоглебска. Покинуть территорию парка дома офицеров, будет самовольной отлучкой. Но уж очень удачно складывалась ситуация и я рискнул. Мы договорились, что я спрячусь за углом здания, и происходящие события буду наблюдать из засады. Они же сами вызовут Сазонова через курсантов, которые периодически выходили из здания подышать вечерней прохладой. Всё бы так и произошло, но вместо младшего сержанта Сазонова, на встречу с гражданскими ребятами вышел «крутой» младший сержант Дьяченко. В чём дело ребята? Поинтересовался Михаил Дьяченко. Парни, увидев сержантские лычки на погонах ничего выяснять не стали. Я бросился к ним, с криком, стойте, не бейте, это не Сазонов! Поздно, один удар Дьяченко уже успел получить. Он сник, кровь была на лице у него. Не бейте орал я, это не Сазонов и схватил одного за руки. И тут я лицом к лицу столкнулся с Володей Филатовым. Он вышел на разборку вслед за Дьяченко. Сторож пожилая женщина начала свистеть в милицейский свисток. Крутые Борисоглебские парни, так и ничего не поняв, спешно удалились.
Ты привёл ребят? Спросил младший сержант Филатов. Я понимал, он всё видел и слышал. Не твоё дело, огрызнулся я. Тебя теперь исключат из училища, пообещал Филатов. Это было очень похоже на правду. В первых самоволка, во вторых организация побоев младшего сержанта Дьяченко, который вместо Сазонова вышел на разборку. Но я и засветился в этой истории, потому что не хотел избиения Дьяченко. Я бежал в казарму, изыскивая возможные варианты оправдания и не находил их. Принял решение объяснять, возле медицинского училища я оказался случайно, провожая знакомых девушек до их места учёбы, в данном случае праздничного мероприятия. Причём девушки были готовы об этом засвидетельствовать, в случае необходимости. С тревогой я ожидал вечерней разборки.
Курсанты возвращались в казарму, кто из увольнения, кто с танцевальной площадки дома офицеров. Вернулось наше классное отделение с мероприятий медицинского училища. На вечернюю поверку становись, метая молнии, командует младший сержант Сазонов. В двух словах, я успел рассказать курсантам 107 классного отделения о своих приключениях. Все были напряжены, никто не знал, как будут развиваться дальнейшие события. Рота отбой, командует старшина Оболонский. Курсант Тельпов, зайдите в канцелярию роты. Собрав нервы в комок, я открыл дверь. Сержантский состав роты был в сборе. На табурете сидел младший сержант Дьяченко, с распухшим носом, сердце защемило от жалости и чувства вины перед ним. В центре помещения стоял Сазонов, глаза его злобно вращались, руки чуть согнуты в локтях. Я понял всё сразу, будут бить. Вы, почему ушли в самовольную отлучку? Я озвучил свою выдуманную версию. Было похоже на правду, тем более есть свидетели. Сазонов напирал сильнее, готовый в любую секунду взорваться. Михаил Дьяченко пытался его остановить, помня, что я не дал парням его жестоко избить. В дверь постучали, она резко распахнулась, и в канцелярию зашёл дежурный по роте курсант Ермолаев. Товарищ старшина 107 классное отделение построено. Курсант Ермолаев, я не отдавал вам подобного приказа, свободны. Валерий Ермалаев, положил правую руку на ручку штык ножа, губы у него нервно подрагивали, продолжал. Товарищ старшина 107 классное отделение построено. Наконец старшина Оболонский врубился, что может сейчас произойти. Двадцать пять курсантов ворвутся в канцелярию роты и снесут и сержантов и мебель в накопившемся порыве ненависти за перенесённые унижения. Подождите, бросил Оболенский своим сержантам. Он вышел в коридор, где в две шеренги стояло 107 классное отделение. Что вы хотите? В растерянности спросил старшина Оболонский. Отпустите Тельпова, все говорили тихо, срывая голос от волнения, понимая, чем они рискуют. Старшина Оболонский вернулся в канцелярию, подошёл ко мне, обнял за плечи и вывел в коридор. Всем спать, коротко бросил он и вернулся в канцелярию. Я долго не мог заснуть, ребята тоже не спали. Они только что поставили на кон, свою мечту о полётах, о небе, мечту стать лётчиком, стать офицером, во имя сохранения простого человеческого достоинства и дружбы.
Наше 107 классное отделение, было типичным воинским подразделением «тоталитарного общества», так все СМИ мира, в том числе и Российские, вещают о бывшем СССР. Но для меня, наше 107 к\о стало практически семьёй, а казарма, давно была уже домом. Произошедший инцидент не получил огласки, уж очень всё было закручено, стараниями лейтенанта Москаленко и его «командой», результат курсантский бунт. На мой взгляд, аналогичная картина вырисовывается в современном Российском обществе. На фоне несоразмеримого социального неравенства и работой всех государственных структур направленных на обслуживание денежных мешков и себя, власть держащих, экономического прессинга населения, в итоге можем привести к Российскому бунту, кровавому и беспощадному. А мы тем временем сдали очередную сессию и разъезжались по домам, чтобы снова вернуться, уже другими, повзрослевшими со второй нашивкой на рукаве, мы стали курсантами второго курса.
