Люди обезумели. Они выскакивали на улицу, скидывали обувь. Мужчины подворачивали брюки, а женщины подбирали подолы платьев и юбок. Они танцевали под дождём, кричали, свистели, поднимали вверх руки, смеялись и обнимались. Казалось, это не уставшие и замученные горожане конца двадцатого века, а древние земледельцы, празднующие начало сезона дождей.
Недавно вспомнила, написанный мной, много лет назад, но так ни где и неопубликованный, рассказ по реальным событиям. Поскольку он о моем очень важном мистическом опыте, я решила, что рассказ вполне подойдет для этого канала в раздел о магах. Тем более он повествует о жизни и быте семьи где половина членов обладают личной и родовой силой.
Это случилось довольно давно, в 1994 году, аккурат после окончания Игр доброй воли. В тот год в Санкт-Петербурге было очень жаркое лето. Но руководство страны так старалось провести соревнования на самом высоком уровне, что решило перестраховаться, и, пока спортсмены соревновались в силе и ловкости, военные самолёты с упорством, достойным лучшего применения, разгоняли над городом тучи.
Жара была неимоверной. В городе плавился асфальт. На Невском проспекте, возле станции метро Площадь Восстания, в промежутке между улицей Восстания и автобусной остановкой, весь асфальт был продавлен отпечатками ботинок, туфелек, босоножек, кроссовок. Тысячи или даже сотни тысяч ног прошлись по этому небольшому отрезку улицы и запечатлели своё присутствие здесь.
От жары плавился не только асфальт. Люди плавились вместе с городом, они были похожи на подтаявшее мороженое: расслабленные, уставшие, с пыльными пятнами на одежде и бесконечной тоской глазах.
Казалось, дождь уже никогда не прольется на эти раскалённые улицы. Жители гранитного города, города дождей, туманов и ветров, привыкли прятаться под зонтами, кутаться в шарфы и жаловаться на бесконечный дождь. Им казалось, что огненный шар в небе — это кара небесная, одна из семи египетских казней. Еще немного — и город заполонят мухи, вода в Неве станет красной, и прольется кровь первенцев. За несколько недель адского пекла петербуржцы возненавидели светило.
Все смотрели на небо и искали хоть намёк на облако, смотрели вдаль, вглядываясь в режущую глаз голубизну, в ожидании увидеть на горизонте низкие серые тучи петербургских дождей. Ждали ветра, ждали прохлады, ждали дыхания холодного северного моря. Но всё было тщетно. Технологии и политическая воля были сильнее молитв многомиллионного города.
Все две недели игр диджеи FM-радиостанций, ведущие теленовостей, газеты и журналы бравурно сообщали сводки со спортивных фронтов. Бесконечно сравнивали Игры доброй воли с Олимпиадой, пытались преподнести любую мелочь в свете того, насколько нынешнее игры лучше организованы, чем прошедшая Олимпиада.
Но никто уже не следил за соревнованиями, люди ждали дождя.
Наконец все медали были вручены, поздравления сказаны, и спортсмены разлетелись кто куда. Самолёты, разгонявшие облака, замерли на своих аэродромах. Природа вновь захватила власть над городом.
В Петербурге подул первый прохладный ветер. А потом, над домами, показалась рыхлая, белая, с бледно-серой дымкой в нижних слоях, огромная, на весь горизонт, туча. Она медленно, будто сомневаясь, накрывала своим грузным телом пылающий город. Она ползла и ползла, она медленно, будто хтонический монстр из древних легенд, сожрала солнце, погрузив каменные джунгли прохладную негу.
Упали первые крупные, теплые капли. Дымясь на горячем асфальте, шипя на раскалённых крышах и автомобилях, они наполнили город вязкой тяжёлой влагой. А потом, будто там, наверху, кто-то устал ждать и крутанул барашек душа, на город обрушилась стена дождя.
Люди обезумели. Они выскакивали на улицу, скидывали обувь. Мужчины подворачивали брюки, а женщины подбирали подолы платьев и юбок. Они танцевали под дождём, кричали, свистели, поднимали вверх руки, смеялись и обнимались. Казалось, это не уставшие и замученные горожане конца двадцатого века, а древние земледельцы, празднующие начало сезона дождей.
Первобытная мистерия продолжалось недолго. Скоро подул холодный ветер, и люди стали замерзать: они зябко ежились, прятались под навесами, растерянно оглядываясь, обувались и скрывались в домах, чтобы погрузиться в привычную ежедневную суету.
В те памятные дни жары мы с братьями маялись в городе. Бабушка тяжело болела, и родители не решались отправить нас в деревню без взрослых. Жара пугала мать, и та требовала, чтобы мы каждые два-три часа принимали холодный душ и не были долго на солнце. Но она целый день проводила на работе, дома оставалась только вечно всем недовольная бабушка, которая даже в эту жару куталась в пуховые платки. Поэтому, как только родители уезжали на работу, мы с братьями разбредались в разные стороны по дворам новостроек северной части Купчино изучать дворовую науку: прыгали по гаражам, крутили солнышко на опасной взрослой качели, лазали по подвалам и стройкам, играли с соседскими мальчишками в вышибалу и сдирали коленки об асфальт, выделывая на велосипеде лихие кульбиты.
Иногда случались выезды в центр города. Мама вела нас в Александровский сад к фонтану, потом в знаменитое кафе-мороженое на Невском, то самое, с зелёными плюшевыми креслами, массивными круглыми столами и металлическими пиалками-мороженицами, в которые помещались три или четыре шарика. Это потрясающее мороженое, залитое вишневым сиропом, было объектом нашего с братьями вожделения.
Иногда мы заглядывали в пышечную у ДЛТ. Там меня интересовал, в основном, кофе: с осадком на половину кружки и непередаваемым вкусом запретного удовольствия, потому что во всех остальных случаях кофе в нашей семье был напитком взрослых невыспавшихся людей. Потом мы шли по Невскому проспекту, по теневой стороне, и мама рассказывала, как она в первый день своего приезда в Ленинград любовалась этими невероятно красивыми зданиями.
Вот в одну из таких прогулок по Невскому проспекту, рядом с улицей Восстания, нас и застал благословенный дождь, и мне довелось побывать в самом эпицентре мистического ритуала поклонения силам природы!
Это невероятное действо произвело на меня неизгладимое впечатление. Оно пробудило в моей душе какие-то странные, доселе неведомые волнения. Словно я стала слышать отголоски песни, которую в невообразимой древности где-то у костра пела простоволосая колдунья, глядя на россыпи звезд ночного неба.
На следующий день после дождя мама решилась отвезти нас в деревню, на наш дачный участок.
