Я растворилась в буре, в хлещущей с неба и бурлящей на земле воде, в порывах ветра, в его вое, в лиловом небесном зареве. Рвала небо на кончике молний где-то за горизонтом. Вращалась вместе с завихрениями тучи, растекалась её волнами. Я была бурей, буря была мной, буря была внутри меня.
Пока я разглядывала происходящее за окном, ветер вновь набросился на наше маленькое убежище: он тряс стёкла, рвался в двери, бился о стены, волнами и перекатами наваливался на дом, будто пытался свалить его с хлипких бетонных столбиков. Опять с треском грохнуло, оглушая. Яркая, в этот раз малиновая вспышка озарила небо, открывая мне жуткую и умопомрачительную картину. Всё вокруг было залито водой. Вода поднялась сантиметров на десять, не меньше. Грязные пузыри бурлили под потоками дождя, ветер гнал волны. Подчиняясь уклонам местного ландшафта, потоки воды носили оборванные ветки и листья в разные стороны. А над бурлящей водой простиралось грандиозное небо: огромные тяжёлые кучевые облака и рваные клочья слоистых туч неслись по небу с бешеной скоростью. Где-то высоко и, видимо, далеко, то тут то там вспыхивали беззвучные зарева молний. Они окрашивали небо во все цвета радуги, но основными в этой гамме были красный и лиловый.
За спиной завозились братья — они сонно ворчали, требуя не шуметь. Я вернулась к раскладушкам успокоить малышню. Поняв, что шумят гроза и ветер, мальчишки почти синхронно что-то пробурчали, нырнули под одеяла и накрыли головы подушками.
Мать с самых первых дней жизни приучала нас спать при любом шумовом сопровождении: открывала окна, включала громко телевизор, гремела посудой, разговаривала и смеялась. Так что заснуть под шум разыгравшейся стихии для нас не было проблемой, и братья уже через минуту дружно сопели, смотря прерванный сон.
А меня червячком терзала мысль: времянка стоит в двух метрах от ирригационной канавы, и, если ее размоет, не ровён час, наш пряничный домик сползёт в воду. Само по себе это было не страшно — как-то после зимы времянку уже вытаскивали из этой канавы, но если дом поплывёт, как бы нас не завалило вещами во сне, да и вообще, может случиться всё, что угодно.
Я перебралась через раскладушки, перевесилась через кухонную плиту и, с трудом дотянувшись, на ощупь закрыла вентиль газового баллона. Мама всегда говорила, что это нужно делать в первую очередь, если случилось что-то непредвиденное.
А ещё я собиралась выйти на улицу — посмотреть, насколько прочно стоит дом, — заранее обдумывая, к кому в случае опасности бежать за помощью.
Перед дверью я остановилась, подсвечивая фонариком обувь. Поняв, что она в текущей ситуации бесполезна, я зачем-то натянула сарафан и вышла из домика босиком.
Воды уже было сантиметров пятнадцать, лесенка крылечка скрывалась под водой почти наполовину. Я обошла дом по периметру, ногой ощупывая края канавы.
Ветер немилосердно хлестал холодными струями дождя, он толкал то в спину, то сбоку, прижимая меня к стене дома, то остервенело дул в лицо, выплескивая на меня целые пригоршни воды. Стараясь удержаться на ногах, я хваталась за стены дома, за ветки деревьев, что росли с противоположной стороны канавы и тогда мне на голову обрушивался целый водопад холодной воды, сохранять равновесие было трудно, и, несколько раз упав в мутную воду, я перепачкалась в земле и глине.
Вновь добравшись до крылечка, ухватившись за дверь, я попыталась под дождем смыть с себя грязь. Ловила струи стекавшей с крыши воды, но беспощадный ветер разбрызгивал их мелкими каплями.
В этот момент всё затихло, даже дождь ослаб и лишь осторожно барабанил каплями по крыше.
Меня охватило какое-то странное предчувствие. Я сошла с крылечка и, сделав несколько шагов, остановилась в центре небольшой лужайки перед домом. С неё открывался широкий обзор. На западе из-за деревьев показалась низкая клубящаяся, будто живая, фиолетовая туча. Она быстро наползала, закрывая собой темно-серые облака, которые поливали землю дождем. На несколько секунд дождь совсем затих.
А потом грянуло. Вода потоками обрушилась с неба, ветер завыл, как голодный зверь, зарычал. Небо осветили десятки молний, они вспыхивали несколько минут, не переставая, окрашивали тучи в лиловые, синие, красные, зеленые тона. Гром взрывался сухим треском, раскатистым эхом, протяжным рокотом. Мир вокруг ходил ходуном.
Меня охватило невероятное чувство! Это были возбуждение, радость и даже ярость. Эти чувства смешались в груди в бурлящую клокочущую энергию и с очередным выдохом вырвались из меня диким криком, звериным воем, боевым кличем древнего воина. Я кричала, но не слышала своего голоса — ветер уносил его прежде, чем звук достигал моих ушей. Мое тело звенело от крика, горло саднило, но я слышала только небесный рокот. Я кричала, с каждым новым выдохом пытаясь пересилить стихию, но мой голос тонул в голосе бури.
Ветер бил с разных сторон, дождь швырялся целыми потоками воды, уже не размениваясь на капли и струи. В небе клубилась тёмно-синяя туча, закручивалась в спираль, накатывала свинцовыми волнами из-за верхушек леса. Молнии ломаными трещинами рвали небо. Вокруг меня танцевала буря.
Поначалу я дрожала от холода и возбуждения, но потом дрожь прошла. Вместе со звоном собственного крика внутри растеклась волна тепла, и вскоре я потеряла чувство границ своего тела.
Я растворилась в буре, в хлещущей с неба и бурлящей на земле воде, в порывах ветра, в его вое, в лиловом небесном зареве. Рвала небо на кончике молний где-то за горизонтом. Вращалась вместе с завихрениями тучи, растекалась её волнами. Я была бурей, буря была мной, буря была внутри меня. Мы танцевали над землёй, празднуя победу над людьми, возомнившими себя богами.
Этот танец продолжался и мгновение, и целую вечность. Но даже вечность заканчивается. Синяя туча вытянула свое огромное тело из-за верхушек леса проползла над деревней и скрылась где-то вдали на юго-востоке.
Серые облака ровным одеялом застилали небо, ветер больше не метался взбешённым зверем, он дул ровным холодным дыханием, наклоняя тугие струи дождя.
Я смотрела вслед туче и чувствовала себя брошенной, будто я — клочок той стихии, что скрылась за горизонтом: оторвалась от этой безумной пляски и упала на землю, оставленная здесь, на лужайке, в одиночестве. Постояв ещё немного, я вернулась в дом, вытерлась и переоделась, а затем, затопив старую буржуйку, грелась и смотрела на огонь сквозь ряд круглых отверстий в дверце печи.
Под утро дождь закончился, и, едва спала вода, к нам прибежала соседка баба Рая. Она охала и причитала, жалуясь, что не смогла заснуть, переживая за нас с братьями, боялась, что наш домик сдуло ветром. Я живо представила дорогу из желтого кирпича, и как мы с братьями топаем по ней к волшебнику Гудвину.
Заверив старушку, что мы крепко спали всю ночь, я успокоила её совесть и избавилась от навязчивой заботы. Вскоре вода совсем ушла, и по центральной дороге в сторону выпасов потянулось деревенское стадо, а за ним к нашему домику началось паломничество. Кто-то подходил, стучал в дверь и спрашивал, как мы пережили ночь, кто-то заглядывал на участок и, удостоверившись, что больших разрушений нет, продолжали путь по своим делам, были и те, кто, удовлетворившись простым взглядом с дороги, спешили скрыться в глубине деревни.
Проснувшись и позавтракав, мы с братьями выбрались на участок проводить ревизию. Пособирав садовый инвентарь, который разметала по участку стихия, поправив, как получилось, покосившиеся парники, мы решили, что делать что-либо в жидкой жиже, которой стала земля, невозможно и удалились в домик играть в карты, читать книги и пребывать в блаженном ничегонеделании.
Родители вернулись после обеда. Как ни странно, нам не влетело ни за безделье, ни даже за не помытую посуду. Мама быстро, в армейском режиме, собрала вещи и мы, погрузившись в машину, поехали в город.
Вдоль трассы были видны разрушения, которые учинила буря: вырванные с корнем огромные тополя, поваленные столбы, а в некоторых поселках —дома без крыш. По радио сказали, что сколько-то тысяч домов остались без света.
Уткнувшись лбом в стекло, я смотрела на следы светопреставления отрешенно и безразлично. Умом понимая, что эти разрушения могли пасть и на наши головы, глубоко внутри я знала, что такого бы не случилось. Встретившись со стихией, мы узнали друг друга, мы сказали друг другу: «Ты и я одной крови». И она, станцевав со мной свой победный танец, унеслась прочь утверждать свою власть там, где её не признали.
Мы много раз возвращались из деревни в город, но сегодня всё было по-другому. Сегодня я была другой. Я знала, о чём пела в невообразимой дали времен у костра колдунья. Я знала, кого приветствовали обезумевшие от жары горожане, прыгая под дождём. Я знала, кто крутил этой ночью в небе вихри, разгонял ветер и обрушивал потоки воды на землю.
В моей душе навечно поселилась буря — она танцевала свой безумный победный танец, наполняя меня своей силой.
Сидя в металлической коробке машины, сквозь шум мотора я слышала летевший раскатистым эхом шепот. «Ты и я одной крови», — шептала буря.