Загородная резиденция нашей семьи представляла из себя двенадцать соток, засаженных картошкой, морковью, свеклой, клубникой, горохом и прочей мелочью. На нём также умещались два люто ненавидимых мной парника с огурцами и помидорами. Эти две жаркие душегубки заставляли меня с содроганием думать о любимых всеми салатных овощах, которые благодаря парникам прочно ассоциировались у меня с лейкой и тяжёлой работой.
Также на участке жили три совершенно не растущих плодовых дерева и шеренга колючих кустов черной смородины, с которыми у меня сложились отношения взаимной ненависти. Они остервенело царапали мне руки, когда я собирала с них спелые ягоды, а я безжалостно ломала их ветки и обрывала листья.
Ещё там стояло два дома. Точнее, две половины дома. Одна — огромный сруб, на фундаменте с крышей, но без начинки, вторая — маленькая времянка, утеплённая и облагороженная цивилизацией так, что, если хорошенько топить старую буржуйку, в ней можно было бы жить круглый год. Времянка стояла на шести небольших бетонных столбиках, шириной и толщиной сантиметров сорок и высотой с полметра. Эти столбики как минимум на одну треть были погружены в глинистую почву под домиком.
С учётом особенностей этих двух построек, единственным капитальным строением на участке был только возведённый из добротных досок на хорошем фундаменте туалет.
Приехав на дачу и выполнив обязательную трудовую повинность в виде поливки, прополки и окучивания, мы с братьями покинули частную территорию семейной фазенды.
Я направилась к своей подруге Ирке — деревенской девахе на три года старше меня, разбитной хулиганке — чтобы вместе совершить вылазку на заброшенную старую плотину. Добраться до намеченной цели мы решили огородами: хотели пройти через деревенский хутор и нарвать на грядках и кустах полные подолы всякой всячины.
С трудом удерживая награбленное добро, мы забрались в тенистую часть плотины. Усевшись на краю каменного сооружения метрах в пяти над водой, мы болтали ногами и языками, обсуждая всё, что приходило в наши ветреные девчачьи головы.
Обильное угощение, собранное на грядках хуторян, позволило нам не отвлекаться на чувство голода, так что разговор затянулся до самых сумерек. Сообразив, что уже достаточно темно и, скорей всего, пропущены все оговоренные сроки возвращения, мы поспешили в сторону деревни.
К сожалению, в тот день удача была не на моей стороне. Когда мы подошли к дороге, мать, одетая в городскую одежду, уже дожидалась меня рядом с нашей машиной. Отец сидел за рулём. Оба хмурились, что не сулило ничего хорошего.
Получив от матери крепкой науки по мягкому месту и выговор («Когда нужно, тебя нет под рукой!»), я узнала, что ей срочно нужно уехать в город по работе. Мне поручается приглядывать за младшими братьями, а она постарается вернуться к завтрашнему вечеру. Также было многозначительно обещано, что за нами будет присматривать бабушка моей подруги Ирки, наша соседка баба Рая. И, выдав список работ в огороде (который по моим прикидкам я бы не смогла сделать и за три дня), родительница укатила в сторону трассы.
Вернувшись на участок, я застала там угрюмо сидящих на ступеньках крыльца времянки братьев. Судя по внешнему виду, оба получили от родительницы нагоняй не меньше моего. Страдальцы посетовали, что на время отъезда мать закрыла велосипеды в гараже, стоящем за пределами участка у дороги, повесила на него амбарный замок и увезла ключ.
А ещё, зайдя в дом, я обнаружила, что на часах лишь начало девятого, тогда как на улице было сумеречно, будто уже глубокая летняя ночь. Та самая белая ночь, что обычно в этой деревне (значительно севернее Санкт-Петербурга) была даже светлее городской. Поделившись своим недоумении с братьями, я получила молчаливый ответ в виде указательного пальца, направленного в сторону заката, от одного и цитату из мультика про Винни Пуха: «Кажется, дождь начинается», — от второго.
Оглядев верхушки леса, за которыми обычно скрывается летнее солнце, я увидела мрачную сизую тучу, тонкими слоями ползущую с запада на юго-восток. Погода обещала испортиться в самое ближайшее время, и лёгкие дуновения холодного ветра подтверждали эти прогнозы.
Поболтавшись еще какое-то время по участку и набрав зелени, огурцов с помидорами, миску клубники и полные карманы гороха, я удалилась в дом готовить ужин. Братья же предоставили мне возможность заниматься женской работой: великодушно убрались подальше от кухни и принялись увлеченно играть в земельки за забором у дороги.
Они ввалились в дом возбужденные и мокрые, когда картошка была уже пожарена, вчерашние котлеты разогреты, а я, закусив губу, с ножом наперевес воевала с листьями салата. Огромный пучок зелени никак не хотел покориться. Моих пальцев не хватало, чтобы удержать упругие листья плотно прижатыми к доске.
Братья громогласно сообщили, что на улице ливень и, скидывая с себя мокрую одежду, избавили меня от салата: вытащили из рук весь пучок, поделили его на три части: одну вручили мне, попутно втолковывая, что салат нужно рвать, а не резать, две же других съели со скоростью, которой позавидовало бы любое копытное.
Ужин прошёл так, как обычно проходит ужин трех малолетних подростков, оставшихся без присмотра взрослых. Сначала братья подрались из-за величины котлет у них в тарелках, и, чтобы прекратить потасовку, я отдала половину своей котлеты пострадавшей стороне. Это вызвало приступ негодования у второго, и, дабы вернуть равновесие, я откусила от остатков своей котлеты большой кусок и вручила её второму брату. На некоторое время за столом воцарился мир, а я, оставшись без вилки, перекочевавшей к брату вместе с остатками котлеты, продолжила есть руками. Потом очередь дошла до клубники. Залив её сметаной, не удосужившись взять вилку, я высыпала в миску с клубникой содержимое сахарницы и принялась всё это перемешивать руками. Перемешивая сладкую массу, я старалась раздавить как можно больше ягод. Видя столь заманчивое священнодействие, братья тут же присоединились к процессу.
Закончилось всё так, как и должно было закончиться: едва в миске оказалось три пары рук, она не замедлила перевернуться. Попытка остановить падение и спасти лакомство привела к тому, что клубника оказалась размазана по столу, кухонному уголку, висящей возле стола полке, полу и, естественно, покрывала нас троих с ног до головы.
Приняв на коротком совещании, стратегическое решение не выбрасывать добро, мы съели всю клубнику со стола, друг с друга и с сидений кухонного уголка, а затем, решив, что с пола есть всё-таки не стоит, в трусах и в майках выскочили на улицу под дождь. Поскальзываясь, падая, пачкаясь в грязи, мы с визгом и воплями бросились к пожарному водоёму, находившемуся в десяти метрах от нашего забора на ничейной деревенской территории.
В маленьком пожарном прудике мы ещё больше взбаламутили мутную от дождя воду, насобирали на себя тины, но избавились от липких клубнично-сметанных разводов на теле и одежде. Возвращаясь обратно, мы старались не падать, но получалось плохо, поэтому у входа в домик нам долго пришлось ловить струйки стекающей с крыши воды, чтобы отмыть следы падений.
Сумерки постепенно сгущались, порывы ветра с каждым разом становились сильнее, и плотные струи дождя больно хлестали по голому телу. Тучи темнели, набирались синевы и клубящимися грозными волнами катились куда-то на юго-восток. Вдалеке, прячась за верхушками леса, глухим раскатистым эхом ворчал гром.
Следующий час своей жизни мы с братьями провели в препирательствах и уборке учинённого разгрома.
Наконец, уставшие, замученные, мы достали из дальнего угла три старые скрипучие раскладушки, расправили постели и улеглись под одеяла. Правда, спать мне предстояло еще не скоро — наступило время сказок. Я достала фонарик, скрутила из одеяла удобный кокон, уселась и оглядела слушателей. Из темноты, откуда-то снизу, на меня смотрели две пары светящихся глаз, вожделевших продолжения истории, что я рассказывала в прошлый раз. Она повествовала о далёких звёздных мирах, о героях без страха и упрека, о воинственных красавицах и страшных злодеях, с которыми герои и красавицы бились плечом к плечу. И даже не всегда побеждали, увы. Они гибли, но на смену им приходили другие, и надежда на финальную победу добра над злом жила в сердцах слушателей этой бесконечной истории. Я вела этот рассказ, словно плела одеяло с затейливым фантастическим узором, включая в него обрывки своих снов, смутные воспоминания о прочитанных в совсем раннем детстве сказках, истории из фильмов, книг, прочитанных недавно, но основным материалом этого эпического полотна была кипящая, не сдерживаемая никакими границами детская фантазия. Она увлекала моих благодарных слушателей куда-то туда, за горизонт, в невероятные приключения по сказочным мирам и незаметно препровождала в царство Морфея, позволяя им самим участвовать в сражениях, погонях и поисках сокровищ.
Убедившись, что слушатели уснули, я уже собиралась сама лечь спать, надеясь быстро заснуть под шум дождя, как вдруг за окном полыхнуло красное зарево, а через мгновение дом сотряс сухой трескучий грохот. Потом — тишина несколько секунд, и удар в стену — будто там что-то огромное: оно толкало и трясло дом, завывало, ухало, билось в окна, трясло двери. Так продолжалось несколько минут, а потом всё затихло, только дождь глухо грохотал по крыше.
Я вылезла из-под одеяла, стараясь в полумраке ни на что не наткнуться, подошла к обеденному столу, стоящему в небольшой нише, проползла по креслам кухонного уголка к окну и осторожно отодвинула штору. За окном всё было серым. Плотная стена дождя скрадывала цвета, размывала очертания предметов, превращала знакомый пейзаж в призрачный мираж. В небе клубилась плотная сизая дымка.