На память сразу приходят десятки цитат, несколько литературных анекдотов и облик медлительного щекастого мудреца
Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
255 лет назад родился Иван Андреевич Крылов. Что можно добавить к этому? На память сразу приходят десятки цитат, несколько литературных анекдотов и облик медлительного щекастого мудреца.
Крылова ещё при жизни знала вся Россия – от дворцов до дворницких. Ни один из русских поэтов XIX века не вкусил такой – повсеместной – славы. Басни Крылова преобразили русский язык – и литературный, и разговорный. Его книги держали в руках даже те, кто вовсе не интересовался ни поэзией, ни драматургией. А ещё он слыл чудаком, каких свет не видывал.
Ларчик крыловской судьбы открывается не просто. Хитроумный Николай Смирнов-Сокольский назвал свою книгу о нём «Нави Волырк». Это перевёртыш, имя и фамилия баснописца, прочитанные справа налево. Намёк на двойную жизнь писателя. На публике он существовал «под маской», а для себя вёл тайную жизнь, тщательно закрытую от посторонних глаз, хотя в крыловском доме возле Гостиного двора постоянно толпились гости…
Отец поэта, Андрей Прохорович Крылов, служил комендантом Яицкой крепости. Во время пугачёвского восстания едва не погиб, как и его четырехлетний сын Иван, пребывавший в осаждённом Оренбурге. Пушкин, работая над «Капитанской дочкой», записывал детские воспоминания баснописца о пугачевском восстании, об ощущениях того времени. Отец умер, когда Ивану шёл десятый год. Пришлось мальчишке трудиться писарем в уездных канцеляриях… Будущий классик русской литературы не получил системного образования, зато стихами и театром всерьёз увлёкся ещё подростком. Познавал премудрости искусства быстро, почти молниеносно, что трудно было представить тем, кто знал Крылова неповоротливым и медлительным.
Боец на кулаках
«Слаба отрада мне, что слава не увянет...» Александр Сумароков
Первое известное нам сочинение Крылова – комическая опера «Кофейница», которую он сочинил в 15 лет. Разумеется, в стихах. Оперное искусство в России только набирало ход. Первое либретто сравнительно незадолго до Крылова сочинил Александр Сумароков. И Иван Андреевич спешил внести свой вклад в русское театральной дело. Подражая классикам, юный Крылов сложил трагедию «Филомена». А кроме того, уже тогда сочинял эпиграммы, сатиры, басни… Но, конечно, тогда и представить не мог, что именно басни станут его коронным жанром.
В 20 лет он уже издавал собственный журнал под названием «Почта духов». Это издание состояло из аллегорической переписки придуманного Крыловым арабского философа со всяческими волшебными существами. Под завесой аллегории Крылов пытался выводить на чистую воду казнокрадов и льстецов. Эта литературная игра продолжалась 8 месяцев, после чего журнал закрыли – то ли из-за цензурных придирок, то ли из-за отсутствия подписчиков. Первая попытка прославиться вышла неудачной. Но этот сюжет остался в истории литературы, он притягателен. Думаю, что и эстрадный шутник (а также замечательный библиофил) Смирнов-Сокольский не в последнюю очередь полюбил Крылова именно за «Почту духов».
У ранних театральных и журналистских опусов Крылова – еще мальчишки – имелось важное достоинство – он хорошо знал простонародную русскую речь. Мало кто из писателей того времени мог эти щегольнуть. Дело в том, что Крылов был рослым юношей и считался расторопным кулачным бойцом. Любовь к простонародным потехам он сохранил надолго и не терялся в «мужицком» кругу. Нередко делал ставки перед петушиными боями – и, как правило, побеждал. Умел предсказывать победителей и в соревнованиях «стенка на стенку». Испытать силушку молодецкую Крылов любил и в более зрелом возрасте. Кулаки у него были пудовые. А где народные забавы – там и хлесткая речь, которую не услышишь в салонах и канцеляриях, где приходилось служить Крылову.
Дерзость, необходимую в драке, он привнёс и в литературу. Высмеивал не только сильных мира сего, но и популярнейшего драматурга Якова Княжнина, которого вывел в своей комедии «Проказники» под именем Рифмокрад. Его литературные опыты поддерживала Екатерина Дашкова, у которой имелись свои счёты с Княжниным. Не меньше поэзии и театра Крылов увлекал мир четырёх мастей. Картёжный азарт. Когда лёгкое перо не выручало – он добывал средства к существованию за ломберным столом. Причем, любил именно скоротечные игры, где всё зависит от фортуны и можно в два счёта проиграть или выиграть приличную сумму. Правда, богачом Крылов никогда не был и в крупные игроки не рвался.
Во времена Павла I покровителем Крылова стал опальный князь Сергей Голицын. Крылов стал его секретарем, партнёром по шахматам, воспитателем детей и поставщиком пьес для домашнего театра. В тихом малороссийском имении Голицына он написал «шуто-трагедию» «Подщипа» - взрывоопасную сатиру на преклонение перед пруссаками, присущее императору Павлу Петровичу. При Александре I Голицын вошел в силу, стал лифляндским генерал-губернатором. Два года Крылов прожил в Риге, ворочал губернаторскими делами, но не забывал и писать для театра. В то время, несмотря на явную молодость, на Балтике его уважали и побаивались. В Петербург вернулся знаменитым драматургом: незамысловатая комедия «Пирог» покорила столичную сцену. Пьеса истинно крыловская: в центре событий – вкуснейший пирог с начинкой из перепелок. Крылов, как известно, знал толк в гастрономии. Можно сказать, преклонялся перед такими пирогами. Вот и комедия получилась искренняя, хотя весьма простая по сюжету, переполненному смешными нелепостями.
Вряд ли тогда драматург мог представить, что славу – да ещё какую! – ему принесут басни, которые он сочинял потихоньку, в перерывах между более важными делами.
Царь русской басни
К этому жанру до Крылова в России обращались и Симеон Полоцкий, и Антиох Кантемир, и Василий Тредиаковский, и Михаил Ломоносов – но для них «эзоповы» эксперименты все-таки не стали событием, хотя некоторые басни первых русских классиков стали известными. Более плодовитым баснописцем оказался Александр Сумароков, во многом ожививший для русского читателя Эзопа и Лафонтена, но и он предпочитал другие жанры. Когда Крылов стал сочинять басни, мастерами этого жанра считались два Ивана – Дмитриев и Хемницер.
Первый славился певучей поэтической речью, второй считался отменно остроумным. Но у Крылова имелось решающее преимущество: он без натуги и фальши воплощал в басенных сюжетах русский характер. Для французов таким знатоком народной души стал Лафонтен – и его ценили необыкновенно. До сих пор ценят! А ещё Крылов писал занимательно и афористично – это сразу бросается в глаза при сравнении с другими русскими баснописцами. Например, классический сюжет про ворону (ворона) и лисицу до Крылова на русский язык перелагали не раз. У Тредиаковского басня завершалась так:
В 1809 году скромным тиражом 1200 экземпляров вышел в свет первый сборник басен Крылова, принесший ему уже не известность, но прочную славу. Некоторые из тех, первых, крыловских басен стали хрестоматийными: «Ворона и лисица», «Стрекоза и муравей», «Петух и жемчужное зерно». За ними последовали новые басенные книги, каждая из которых многократно переиздавалась. Крылов сделал открытие. Оказывается, басни – это не только притчи про животных и современников Эзопа. В этом лукавом жанре можно представить всю Россию – как Данте вывел всю ренессансную Италию в «Божественной комедии». В «Воспитании льва» Крылов критиковал Фредерика Лагарпа, который учил будущего русского императора Александра I, но не знал Россию, в «Квартете» посмеивался над затянутыми и нескладными заседаниями «Беседы любителей русского слова», в которой сам состоял на первых ролях. Потом стал писать о событиях 1812 года – у него получались патриотические басни.
В баснях Крылов приноровил поэзию к русскому разговорному языку, к живой молве, к просторечной интонации – то саркастической, то дидактической, то открыто насмешливой. Как положено баснописцу, Крылов поучал. Но мог и просто посетовать вместе с читателем: «У сильного всегда бессильный виноват». И это подлинно крыловский оборот, который посильнее чеканных моралите.
Почти у каждой басни Крылова – интересная, а иногда и печальная история. В 1815 году в «Сыне Отечества» вышла новая, как всегда, долгожданная крыловская басня – «Туча». Лаконичная, без отдельно выведенной морали:
За этими строками стоит вполне прозаический сюжет. Тогдашний псковский губернатор Петр Шаховской умел получать от государя и правительства льготы. У него имелись широкие возможности, губернатор тратил средства направо и налево. Когда в губернии разразился голод, он сумел скрыть это от властей, представляя, что дела во Пскове идут благополучно. Даже получил очередной чин – тайного советника. Крылову ничего не оставалось, как только задеть лицемерного сановника басней. И посвященные пересказывали ее, перемигиваясь.
А сколько басен Крылова стали хрестоматийными почти сразу после первой публикации! Уникальный случай.
Почему же нашу словесность покорили именно басни? Почему именно они превратили русскую поэзию в народное искусство, без которого нет живой речи? Можно отметить связь с фольклором, со сказками, в которых тоже хватает притч, в которых тоже действуют животные, в которых мы узнаем самих себя. Ну, а потом, Крылову под маской баснописца легче было излагать вольные, смелые мысли. Эзопов язык, аллегория – это отличная маска. Проверенная. Но он не злоупотреблял политическими «фигами в кармане». Пережмешь с политикой – потеряешь легкость. А у Крылова каждая строчка дышит. Он был вольным философом, а не пасквилянтом. И, сохраняя репутацию монументального чудака, сумел добиться не «палат каменных», но уважительного отношения сильных мира сего. К нему и придираться побаивались. Крылов сказал – значит, так всё и было. В злонамеренности его не подозревали. По крайней мере, в годы зрелой славы.
Более живых сюжетов в русской поэзии не найти, они – как искры мудрой иронии в повседневной речи. И не беда, что многие из них восходят к Лафонтену, а то и к Эзопу. Секрет не столько в фабулах, сколько в интонации, в афористическом сочетании слов. Культура языка – не в витиеватых построениях и уж, конечно, не в точной расстановке ударений. Вот если исчезнет, выйдет из употребления «демьянова уха» – речь обмелеет. Интонация важнее грамматики. Крыловские крылатые выражения расцветили русскую речь. «А Васька слушает да ест», «Да только воз и ныне там», «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник», «Слона-то я и не приметил», «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться», - всё это до сих пор нет-нет, да и слетит с языка.
Басни Крылова знали наизусть даже те, кто сроду не заглядывал ни в какие книги. Впервые у русского поэта появилась столь широкая аудитория! Сам автор от славы отшучивался. Однажды за обедом Алексей Оленин, директор Публичной библиотеки, в которой трудился Крылов, не без зависти молвил ему: «Ни один литератор не пользуется такой славой, как ты. Твоих басен вышло более десяти изданий». Крылов скромно отозвался: «Что же тут удивительного? Мои басни читают дети, а это такой народ, который всё истребляет, что ни попадётся в руки. Поэтому моих басен много и выходит».
Полностью статью можно прочитать здесь.
