Арина Петропавловская продолжает рассказ о бабушке - во всех ее ипостасях. И о дедушке тоже. Ссылки на предыдущее - внизу.
Лениться бабушка не умела
Готовить бабушка очень любила. Кормить людей было для неё самым важным делом. Подходила к готовке и кормежке она творчески, скрупулёзно, но без догм. Были блюда, которые она готовила всю жизнь, по рецептам заученным с детства. Были новые, попробованные в гостях или прочитанные в журнале. Все получалось вкусно. За её кухонным творчеством всегда стоял огромный ежедневный труд. Лениться бабушка не умела.
Бабушка всегда волновалась при серьёзных работах, охала, вдруг недокиснет, вдруг перекиснет, её надо было успокаивать и уговаривать: чтоб у неё да перекисло, да такого быть не может! Она была рада такому нашему мнению и польщённая затихала. Ну - ритуал.
Существовало несколько принципов очень трудоёмких, но дающих на выходе отличную еду и экономное хозяйство. Первое и главное: всё, что можно вырастить и сделать самим, надо выращивать и делать.
Бабушка с дедушкой засаживали участок картофелем. Среди картофеля незаметно располагали тыквы. Земля была лёгкая, никакого сравнения с каменистыми участками других огородов. Но всё это надо было прорастить, посадить, довести и досмотреть. Два раза обильно полить, два раза окучить, раз прополоть, собрать, высушить, рассортировать - на крупный и мелкий, целый и повреждённый, засыпать в мешки и перевезти через весь город. Дома опять разделить: что-то для готовки, что-то - на семена. Основную часть спустить в подвал сарая и укрыть так, чтобы, не промёрзло.
Крахмал
Последние дни перед снятием урожая, дед очень нервничал и уезжал спать в шалаш на участке - «чтобы, кто-то не выкопал вместо нас». Картофеля было много, часть мы отвозили родственникам. Из мелкого картофеля бабушка тёрла в корыте крахмал, промывала его в нескольких водах до полной белизны порошка и прозрачности раствора. Тяжелый крахмал садился на дно корыта, последняя вода сливалась. Готовились чистые поверхности, на которых порошок должен был сохнуть. Время от времени перемешивались слои. Крахмал белел на глазах, ударялся в голубизну с искоркой, хрустел в ладони, сыпался романтическими струйками. Такой был красивый! Бабушка одаривала белым порошком всех орских родственников и соседей, и нам оставалось на всю зиму. Из этого крахмала ею готовились клюквенные и молочные кисели, клейстер для моих детских, а потом и школьных нужд. Да мало ли ещё куда мог он пригодиться.
Рассада
За картошкой следовала капуста. Капусту сажали из рассады, выращенной дедушкой. В таких вопросах дед был педант и ювелир. Всей рассадой он занимался сам. Замачивал зёрнышки и семена в марлечках, не давал пересыхать, гнить, всё время проверял. Пока будущая зелень, полёживая, нежилась в тряпочках, дед мастерил бумажные стаканы.
Для этих целей весь год не выкидывались прочитанные газеты. Дед надевал на кончик тонкого орлиного носа дальнозоркие очки, сразу становясь похожим на разведчика-нелегала «при исполнении». То ли на Абеля, то ли на Рихарда Зорге. Вооружался огромной иголкой с толстыми суровыми нитками, ставил на стол высокую консервную банку-болванку, оборачивал её ловко свёрнутой в несколько слоёв газетой, что-то подворачивал, подшивал, закреплял, и толстый бумажный стаканчик был готов.
К тому моменту, когда из семян, вылупливались клювы будущих капуст, помидоров, огурцов, армия стаканов уже стояла с землёй, привезённой дедом с дачи, в аккуратных длинных ящичках на широких подоконниках. Малышей засаживали в стаканы и пестовали до определённого листа. Потом их, крепеньких, веселых - это тебе не с базара! - везли на дачу и заселяли в грядки. Ну и росло всё при таком уходе по-гренадёрски.
Бочку провожали в сарай всей семьей
Итак, капуста. Дед привозил на тележке из сарая красивую важную бочку, уже вторую за сезон. Первая недавно уехала назад в сарай, полная солёных огурцов. Бабушка начинала бочку скрести, тереть, мыть и напоследок шпарить крутым кипятком. Делала она всё это очень вдохновенно, время от времени бочку уговаривала, временами ругалась с ней, выбивалась из сил, но, в конце концов, всё было сделано «как надо». Толстуху оставляли сохнуть, остывать и отдыхать, а сами принимались за капусту и морковь.
Овощи, снятые с дачных грядок, мыли, чистили, опять мыли. Дед брался за тёрку моркови, бабушка крошила капусту. Из моркови у деда получались весёлые выгнутые клинышки, из капусты у бабушки лезли просто кружева. Дед с морковью и металлической тёркой, располагался за кухонным столом, а бабушка склонялась над специальным чистым корытом, энергично водя половинкой капустного кочана по большим сдвоенным лезвиям закреплённым в деревянной прямоугольной раме. Выглядело это очень похоже на стирку белья. Готовая продукция кидалось в эмалированный таз, солилась, перемешивалась, мялась и высыпалась в остывшую сухую бочку. И так раз за разом, пока бочка не наполнялась почти до краёв. Провожали мы её в сарай всей семьёй, очень тяжёлой она становилась.
Я - "трудяжка"
Маленькой, я просто вертелась вокруг, став большой - помогала. Но вот чудеса: из каждой, даже самой грязной работы бабушка устраивала праздник! Работать с ней было не обузой, а удовольствием. Если мы копали картошку, то радовались, что уродилось так много и такой крупной. Нравилось, что день, «очень удачный», так повезло!
Рядом гомонили Елисеевы, владельцы соседнего участка. Они работали споро, весело и громко. Умаявшись к обеду, семьи делали перерыв. Бабушка быстро выкладывала на общий стол вкусности, привезённые из дома, суетилась, пыхтела, сажала поудобнее детей. Ели всем миром. Дружненько было и весело.
Со всеми соседями по участку у стариков были прекрасные отношения, и это тоже предавало работе оттенок праздника. К бабушке с дедушкой все подходили поздороваться, внимательно, заинтересованно поглядывали на меня. Было приятно. Мои называли меня "помощницей", "трудяжкой", хвалили за помощь.
Убийственное слово "лентяйка" не произносилось никогда, бабушка понимала, что со мной лучше похвалой, чем хулой. Я за похвалу из кожи вон вылезу, чтобы сделать всё на "отлично", а от хулы только уйду в себя, стану долго перебирать обидные слова, после чего они приобретут характер приговора. Тут уж можно идти вразнос - чем хуже, тем лучше! Всё это бабушка видела, слепой её любовь не была. Но обращалась она всегда к светлой моей, дневной стороне, а тёмная, ночная при ней почти никогда не проявлялась.
Предыдущие воспоминания о бабушке: