Глава 47
Новый вызов.
– Женщина 37 лет, Маргарита Коновалова, упала в обморок. Тахикардия 130, – докладывает медсестра.
– Со мной уже всё в порядке, - произносит пациентка слабым голосом. «Как же, в порядке! – думаю недовольно. – Порой женщины не хуже мужчин: тянут поход к врачу до последнего, а потом, когда прижмёт, соглашаются. Но стоит начаться улучшению, как «у меня всё хорошо».
– Губы сухие. Наверно, обезвожена, – замечает Данила, подключаясь к бригаде.
Везём женщину в палату. Осматриваем.
– Мне пора, – упрямится она.
– Вы не беременны? – спрашиваю её.
– Нет, мы с мужем расстались.
«Как будто это веский повод не рожать детей», – приходит мне на ум. Вспоминаю Машу. Всё-таки нужно с ней поговорить насчёт аборта.
– Когда вы если последний раз? – интересуется Даниила.
– Не знаю. Вчера днём, – неуверенно отвечает Маргарита.
– Вы истощены.
– Моему сыну наверху, в вашей же клинике, делают ЯМР-спектроскопию. Я должна быть там, – и пытается вытащить катетер из вены.
– Мы позвоним туда и всё объясним, – останавливаю её. – За ним присмотрят, не волнуйтесь.
– Без меня он сильно испугается, – продолжает настаивать пациентка. – И нам надо к врачу.
– У нас есть врачи.
– Нам нужно к генетику. Снимите это, пожалуйста, – она показывает на датчики.
– Маргарита, что за болезнь у вашего сына? – спрашивает Данила.
– АЛД, у моего Ромочки адренолейкодистрофия, – слышим в ответ.
– Поздняя стадия?
– Да.
– Вы даёте ему масла?
– Для этого уже поздно.
Пока Маргарита общается с Данилой, я думаю о том, что АЛД плохо поддаётся терапии. Недавно только читала где-то, что врачи и учёные продолжают поиски эффективных методик лечения. Иными словами, случай практически безнадёжный.
– Ваши анализы будут готовы через час, – говорит медсестра. – Зайдёте к нам, когда закончите наверху. Хорошо?
В дверях Маргарита кивает и произносит:
– Возможно. Спасибо.
– Мы сделали, что могли, – пожимает Данила плечами. Потом смотрит на меня и говорит. – Прости за вопрос. Ты не знаешь, у Маши сейчас есть кто-нибудь, – и отводит глаза в сторону, боясь услышать, видимо, нечто вроде «не твоего ума дело, вы же расстались».
– Насколько я знаю, она пока одна.
Меня так и подмывает спросить, зачем он интересуется. Но не делаю это из чувства такта. Они были хорошей парой. Если воссоединятся, будет здорово.
– Эллина Родионовна, там пришёл дедушка с внучкой, – сообщает администратор.
– Хорошо, иду.
В палате сидит пожилой мужчина рядом с койкой, на ней лежит девочка лет 10-ти. Представляюсь, но посетитель вдруг начинает показывать руками знаки. Я сразу понимаю: это язык глухонемых. Увы, ему не обучена.
– Кто же будет переводчиком? – задаюсь вслух вопросом.
– Я могу, меня зовут Тая, – улыбается девочка.
Старик продолжает что-то показывать внучке. Затем она поворачивается ко мне:
– Дедушка думает, что у меня апнек… анеп…
– Аппендицит?
– Да, точно.
Пальпирую животик девочки.
– Где у тебя болит?
– Вокруг пупка.
– Дедушка вёз меня в школу, и нам пришлось остановиться, чтобы меня вырвало.
– Скажи дедушке, что у тебя гастроэнтерит, – делаю предварительное заключение.
– А по буквам? – спрашивает Тая.
– Прости. Иными словами, это желудочный грипп.
Девочка кивает и превращает мой ответ в движения пальцев. Старик нервно жестикулирует в ответ.
– Вы ошибаетесь, – переводит Тая.
– Правда подвздошная область безболезненна, – поясняю старику.
Снова череда движений.
– Дедушка просит вас сделать УЗИ.
– Я осмотрю её через два часа, тогда будет яснее, – говорю в ответ.
Старик уже не просто жестикулирует, мимика его лица стала раздражённой. Он долго машет руками.
– Что он сказал? – спрашиваю девочку.
Та дипломатично опускает глаза.
– Хочет, чтобы вы сделали УЗИ.
Смотрю на старика. Он – на меня. Первой сдаюсь в игре «гляделки».
– Хорошо.
Мужчина сразу широко улыбается и снова что-то показывает.
– А теперь?
– Дедушка говорит, что его зовут Матвей Павлович, и он отро… атрло…
– Отоларинголог?
– Да, ухогорлонос, – улыбается девочка. – На пенсии, конечно.
Теперь становится понятно, отчего старик так упрямится. У него, как у всякого медика, своё мнение. Что ж, пусть так. Я ухожу, поскольку нужно договориться с диагностикой. В процессе, уже находясь в регистратуре, вижу, как Дина словно каменеет, слушая кого-то по телефону.
– Что случилось? – спрашиваю её.
– В Пулково разбился частный самолёт. «Скорая» ожидает до 14 пострадавших. Сколько мы можем принять?
– Троих тяжёлых, семерых лёгких, – сама беру трубку, чтобы не играть в «испорченный телефон». – Когда привезут?
– Не знаем, ждём сообщений с места от МЧС, – отвечает диспетчер «Скорой».
Кладу трубку.
– Всем внимание! Авиакатастрофа. Много пострадавших Всем приготовиться к приёму пациентов. Доктор Береговой, готовьте первую и вторую палаты, третья и четвёртая для самых тяжёлых. Катя, привези штативы для капельниц. Каталки в коридор.
– Нет ничего увлекательнее массовой травмы, – слышу весёлый голос Дениса, когда он ставит каталку у стены в коридоре.
С чего вдруг такое заявление, интересно? Выглядываю. Ах, вот оно что! Круглов окучивает Марьяну Завгородную. Тоже мне, ловелас нашёлся!
– Вы бывали в Мариинском театре?
– В школе водили туда на новогодний спектакль, больше не доводилось, – отвечает Марьяна.
– Да вы что? Сегодня там премьера, опера Джакомо Мейербера «Гугеноты», исполняется на французском языке. У меня есть лишний билетик. Хотите пойти?
– Я подумаю, – уклончиво отвечает девушка.
«Вот это правильно, – думаю, глядя на них. – Незачем сразу бежать, когда едва поманили». Тут же вспоминаю, как сама когда-то рванула за Никитой Граниным, без памяти в него влюбившись.
– Эллина Родионовна! Снова из «Скорой»! – кричит администратор.
Подбегаю, хватаю трубку.
– Тревога отменяется, – слышу на том конце провода.
– В чём дело? Мы готовы принять пострадавших.
– Там никто не выжил. Повторяю: никто не выжил, – звучит голос, как приговор.
Да, и такое случается… К этому невозможно привыкнуть. Несколько минут все, кто находится в регистратуре и около, молчат. Лишь потом понемногу оживают и расходятся по своим делам. Вот и я иду сделать УЗИ для той девочки, Таи. Когда смотрю на монитор, понимаю: аппендикс отёчен и окружён жидкостью.
В палату влетает молодая женщина. Бросается к девочке и обнимает её.
– Мама, – радостно говорит Тая.
Мать и дедушка начинают быстро жестикулировать.
– Это моя мама. Она была на экскурсии с учениками, дедушка её вызвал, – поясняет девочка.
– Будь добра, скажи маме и дедушке… Ладно, не надо.
Подхожу к дедушке. Он выжидательно на меня смотрит.
– У вашей внучки… это… – показываю на животе. – Аппендикс воспалён.
Старик согласно кивает. Потом объясняет девочке жестами.
– Мне сделают операцию? – спрашивает она меня.
– Да, но это не страшно.
Мама девочки привлекает наше внимание.
– Мама просит переводчика. Дедушка не хирург, у неё есть вопросы. Есть в вашей больнице переводчик?
– Да, постараемся найти, – киваю в ответ.
Прохожу мимо вестибюля и вижу там Маргариту. Она сидит рядом с большим креслом с электроприводом, на котором лежит бледный мальчик.
– «Ласточка взвилась стрелой и полетела над темными лесами, над синими морями и высокими горами, покрытыми снегом», – читает женщина.
– Здравствуйте, Маргарита, – приветствую её.
– Простите, не смогла зайти, – отвечает она.
– Ничего, я решила сама вас проведать. А это Рома? Меня зовут Элли, – здороваюсь с мальчиком.
– Добрый день, – с трудом выговаривает он.
– Ему стало тяжело говорить несколько дней назад, а раньше он был таким болтунишкой, – поясняет мама. – Ну что, у меня тоже страшная болезнь?
– Нет, – спешу её обрадовать. – Но, судя по анализам, у вас анемия, поэтому я принесла вам таблетки с железом, – протягиваю Маргарите препарат. – Принимайте их трижды в день, и вам станет гораздо лучше. И прошу вас прийти к нам через три недели на контрольный анализ.
– Постараюсь, – вздыхает Маргарита. – Так далеко мне трудно загадывать.
– Вам кто-нибудь помогает?
– Моя дочь иногда с Ромочкой играет.
– Нет, по медицинской части.
– Я всё делаю сама.
– Если хотите, мы можем найти вам временную сиделку, она проводила бы с Ромой несколько часов в день, пока вы восстанавливаете силы, – поясняю Маргарите.
– Спасибо за предложение, но за сына отвечаю я.
Пока мы говорим, мать достаёт из сумки жестяную банку, вскрывает. Затем закачивает из неё большим шприцом питательный раствор и вводит мальчику в катетер. Из чего делаю вывод, что бедняжка даже есть сам не в силах.
– Если вы не позаботитесь о себе, то скоро не сможете помогать ни сыну, ни дочери, – продолжаю объяснять.
– Это мой крест, и я пронесу его до конца, – упрямо отвечает Маргарита.
Затем она встаёт и, не прощаясь, увозит коляску с сыном.
Возвращаюсь в палату, где лежит Тая. Дедушка и мама с двух сторон.
– Переводчица ещё не пришла? – удивляюсь.
– Медсестра сказала, что она занята.
Смотрю на часы.
– Нам не стоит больше тянуть, – говорю девочке, она переводит.
– Мама согласна. Но дедушка хочет присутствовать.
– Нет-нет, – это ни к чему.
Старик смотрит на меня такими глазами, что… не проходит и пары секунд, как я сдаюсь.
– Хорошо, но будете наблюдать из анатомического театра.
Бывший ЛОР с улыбкой соглашается.
Через полчаса стоим в операционной.
– Впервые вижу глухого врача, – замечает Нина Геннадьевна Горчакова. – Это прямо подвиг!
– Я готова пережать, – говорю в рамках операции.
– Как он прошёл ординатуру? Особенно хирургический цикл. В маске, когда руки заняты, – продолжает удивляться коллега.
Поднимаю на неё взгляд.
– Не волнуйтесь, Элли. Она не видит наши губы.
– Нехорошо говорить о человеке, который неподалёку и смотрит.
– Вы совершенно правы, – отвечает Горчакова.
Операция проходит успешно. В коридоре старик в восторгом жестикулирует дочери, объясняя, как было. Неожиданно женщина подходит ко мне и обнимает. Старик достаёт блокнот и пишет что-то, затем показывает мне: «Отличная работа!»
– Отличный диагноз, – отвечаю ему, стараясь тщательно проговаривать все буквы, чтобы ЛОР смог прочитать по губам.
Он улыбается в ответ.
Тащусь в кабинет. Устала, не то слово.
– Эллина Родионовна! – окликает меня кто-то возле регистратуры.
Оборачиваюсь. Маргарита и Ромой.
– Я уж думала, вы ушли.
– Что-то случилось? – подхожу к ним.
– Я подумала насчёт сиделки. У моей дочери через неделю танцевальное выступление. Для неё важно, чтобы я там была.
– Конечно. Я постараюсь завтра же найти вам помощника. У нас есть медсёстры, ушедшие на пенсию, очень опытные, – объясняю Маргарите. Наклоняюсь к мальчику.
– Как твои дела, малыш?
– Всё хорошо, – отвечает он, словно ветерок шелестит.
– У него небольшой конъюнктивит в правом глазу, – говорю матери.
– Ох… – хмурится она. – Хотела показать его врачу сегодня, но это столько анализов…
– Не нужно. Я выпишу ему гентамицин, он быстро всё вылечит, – отвечаю ей.
– Спасибо вам, доктор.
Сирена «Скорой» оповещает о прибытии больных. Через дверь вкатывают каталку:
– За нами ещё! – кричит фельдшер.
– Я беру. Данила! – зову коллегу.
– Женщина, 42 года, подвесной потолок обвалился на голову. Возможно, спутанное сознание. Жалобы на головную боль и одышку.
– Как зовут?
– Наталья Беляева.
– Везите в первую, – говорю и останавливаюсь, чтобы дождаться следующего.
– Закрытая травма груди и живота, жалобы на боль в животе, давление 100, пульс 110, – докладывают мне. На каталке – мужчина лет 55-ти.
– Данила, он твой, – говорю коллеге и возвращаюсь к женщине.
– Зрачки симметричны, на свет реагируют.
– Домой… домой… – тяжело дышит она, поводя глазами, полными ужаса. Ощущение, что перед ней не врачи, а монстры, которые собрались её сожрать.
– Одышка, тахикардия, – констатирую. – Наталья, у вас болит грудь?
– Болит… везде! – отрывисто отвечает она.
– Давление 130 на 82.
– Возможен пневмоторакс. Общий крови, биохимию, сердечные ферменты. Надо исключить инфаркт.
– Она молода для инфаркта, – замечает прибывший на подмогу Лебедев Валерий.
– Ну мы же не хотим рисковать?
– Верно, – соглашается коллега.
Снова иду к мужчине.
– Давление держится на сотне.
– Он психотерапевт, лечил твою больную, когда на них рухнул потолок, – говорит Данила.
– От чего вы её лечите?
– От агоробофии. Наталья боится людных мест, – поясняет пострадавший.
– В лёгких чисто. Кислород 98.
– Я использовал метод снижения чувствительности, – продолжает психотерапевт. – Собирался вывести её из дома впервые за пять лет, и тут на нас потолок рухнул! Нелепость!
– Нужна МРТ.
– У неё бывают приступы паники? – спрашиваю больного.
– До тридцати в день, – отвечает он. – Кстати, меня зовут Олег Михайлович, фамилия Вистингаузен. Это остзейский дворянский род, происходит от купца из Любека Йоста Вистингаузена, который обосновался в Ревеле в 1636 году.
– Очень приятно, – улыбаюсь больному.
Передо мной, не иначе, как особа дворянских кровей.
