Автор изменил название общины и имена в целях анонимности главных героев
Федя сидел на завалинке и чувствовал, как внутри желудок сжимается от голода. Живот урчит, так хотелось есть. От отварной фасоли и картошки его уже воротит. Быстрее бы праздник, мамка сказала, что испечет пирог сладкий, хоть какое-то разнообразие. Но сейчас пост, нужно довольствоваться скромной пищей. А скромная пища, по уверениям его мамы - это бобы и картофель. Как она говорит - сытно и полезно. Смирение, вот что главное...Но его не было.
Федя был бы рад какому-нибудь фрукту или овощу, вроде огурца или помидора, но это дорого. Мамка говорит, что зимой им это не по карману.
Он услышал, как хлопнула калитка у соседей. Четырнадцатилетняя Вероника вела за руку своего братика Славу. Он понял, что она забрала его из садика. Для него это слово представляло собой сказочную страну. Он разговаривал как-то со Славкой через забор и маленький сосед ему поведал, что он ходит в садик, где его заставляют есть манную кашу, пить кисель и днем спать. Но были и плюсы для него - это игрушки, общение с друзьями и развивающие игры. Федя порой думал, что Славик поумнее него будет и завидовал мальцу. Он бы не отказался от каши, киселя и игрушек. А вместо этого вынужден постоянно читать книги, которые дает им пастырь. У самого Феди друзей не было. Общаться с кем-то кроме общины " Просветление" было запрещено его матерью, а с детьми, которые ходят в общину с родителями, он сам не хотел водить дружбу. Все его нутро этому сопротивлялось. Он хотел жить, как все другие. Вот как соседка тетя Люба, как ее дети. Ах, какой аромат жареного мяса доносится иногда по теплу с их двора, а как он хотел присоединится к Веронике и Славику, когда летом тетя Люба установила во дворе настоящую диковинку - бассейн каркасный!
Но мама не разрешила, нельзя раздеваться перед посторонними людьми. И вообще, она постоянно говорит, что надо держаться подальше от таких, как их соседи. Мол, они смотрят телевизор и у Вероники даже есть компьютер с интернетом, а это большой грех смотреть ТВ и выходить в сеть!
Надо вести скромный, богобоязненный образ жизни, слушать пастыря Павла и во всем с ним соглашаться, приходить к смирению.
А Федю это злило, ужасно злило. Он недавно залез в шкаф из любопытства и увидел там фотографии. На этих снимках его мама сидела в обнимку с мужчиной за накрытым столом и в ее руках был бокал. Потом были фотографии с моря, с тем же мужчиной. И много других фотографий, где была совсем другая обстановка, не как у них дома. И мама была другой - веселой, в красивом платье и без платка!
- Федька, чего сидишь на холоде? - услышал он голос соседки. - Застудишься!
- Мамка снег велела почистить, пока она на работе. Вот, чищу понемногу, присел отдохнуть.
- Чем? Вот этим совком? - насмешливо посмотрела она на лопату, которая стояла у стены.
- Другой нет, - пожал плечами мальчик.
- Сейчас я тебе свою дам, а ты как закончишь, перекинешь через забор.
Тетя Люба сходила в сарай и принесла хорошую широкую лопату для чистки снега. Она подняла ее и подала через забор мальчишке. В этот момент у него предательски заурчал живот.
Люба нахмурилась, но ничего не сказала. Она шла к своему крыльцу, сдвинув брови. Мальчонке семь лет, он должен был пойти в школу в этом году, но не пошел. Может быть Вера решила его с восьми лет отдать в школу? Но почему? Не инвалид вроде, вполне самостоятельный мальчик. Вот она, Люба не рискнула бы своего пятилетнего сына оставить дома одного, а Вера оставляет мальчонку и не переживает. Люба знала, что та работает санитаркой в больнице с утра до пяти вечера, а все это время мальчишка один дома сидит. Странная женщина, ей-богу.
Люба знала, что ее соседка сектантка, правда, не всегда она такой была. Городок маленький, всё на слуху и кое-что она слышала про эту Веру. Что нормальной девушкой была, родителей рано потеряла, но у нее была сестра, старше на три года. Вера замуж вышла, вроде как по большой любви, а спустя два года застукала своего муженька со старшей сестрой. Разразился скандал, муж и сестра вместе уехали в областной город, а Люба осталась одна. Вскоре брошенная жена узнает, что она беременна. Гордость дело такое - вместо того, чтобы рассказать обо всем мужу и подать в будущем на алименты, она, подняв голову в гордыне, подала на развод и скрыла рождение ребенка. А потом она нашла тех, кто ее поддержал. Продав квартиру, которую ей завещала бабушка (сестра тоже была с жильем, за ней числилась родительская квартира - никто не был в обиде), Вера купила маленький двухкомнатный домик. Люба помнила, как у нее появилась соседка. Сперва умерла Таисия Михайловна, с которой они дружили, а через полгода внуки Таисии Михайловне продали дом беременной молодой женщине.
Сперва Люба пыталась с ней по-соседски подружиться, но та ее сторонилась. Вскоре Люба поняла, в чем дело - она сектантка! Как раз в трех кварталах от их домов стоит здание с крестом и надписью с названием. Вот когда Люба увидела ее, выходящую из двухэтажного деревянного строения, она все поняла. Стало ясно, почему соседка отказывается от помощи и почему всегда ходит в платке. Худая как щепка после родов, бледная. И ребенок... Ни разу Люба не видела ни врача у них во дворе, ни скорую помощь, как случается часто с детьми, когда у них жар. Будто и не было у нее соседей - тише воды, ниже травы. И радоваться бы, но Любе было жалко ребенка. Она знала про посты, про молитвы, про их правила и запреты. Вот и сейчас у мальца желудок урчит, она слышала это отчетливо. Опять, небось, постуются. А ведь на дворе скоро Новый год. Тоже пост у христиан, но не до абсурда ведь все доводить!
Она выглянула в окно, которое выходило в сторону дома Веры и Феди. Мальчишка чистил снег, но видно, что сил у него не много. Откуда им взяться у худенького семилетнего ребенка? Люба отвернулась и посмотрела на чашку с пирожками. Как раз сегодня она по просьбе детей напекла сладкие пироги с сухофруктами и ватрушек с творогом.
Взяв ватрушку и пирожок, она накинула на себя "дворовое" пальто и вышла на улицу. Подойдя к забору, она позвала соседа.
- Федя, подойди.
Он взял лопату и подошел к ней.
- Вернуть? Мне чуть-чуть осталось.
- Нет, вернешь как закончишь. Я пирожков тебе принесла сладких, угостить хочу.
- Нет, нет, - он замахал руками, но жадный его взгляд впился выпечку. Люба понимала, что он очень хочет есть, но или боится пост нарушить, или мать, которая обо всем узнает.
- Чего ты? Теплые еще.
- Я не хочу в комнате задумчивости сидеть, - жалобно произнес он.
- Чего? В какой комнате? - не поняла Люба.
- После исповеди, если сильно согрешил, сутки сидишь в комнате задумчивости и думаешь о своих грехах, молишься...
- Федя.. Я вижу, что ты голоден. Ты можешь пойти на хитрость и не говорить никому. - уговаривала она.
- Но Бог же все видит.
- Видит.. Голодного ребенка. А детям голодать нельзя. Давай так - это будет наш с тобой секрет. А если ты боишься наказания Божьего, помолись, но втайне, - Люба понимала, как бредово звучат ее слова, но в ней боролись два чувства - злость на его мать и жалость к ребенку. Пусть сейчас она делает неправильно, вмешиваясь в воспитание чужого дитя, но она, как мать, не может пройти мимо голодного ребенка!
Мальчишка неуверенно взял два пирожка, завернутых в пергамент и поблагодарил ее. Люба развернулась и ушла. Она вошла в дом и тихонько прокралась к окну. Он ел... Жадно проглатывая куски сдобы и озираясь от страха.
- Только бы живот не разболелся, - покачала головой Люба и отошла от окна.
Настучать в органы опеки, что ли? Но будет ли толк? Вон, на соседней улице у пьянчуги Ларисы не забирают детей, а с чего вдруг у Веры заберут? Не больно то они хотят с такими семьями возиться, наслышана уже про их работу..
Посмотреть так с другой стороны - она не пьет, дома, наверняка, как у многих богобоязненных, чисто. Мальчик тоже не грязный ходит. А что не ест вдоволь.. Так много ли на зарплату санитарки разживешься? Вот так, наверняка, отреагируют органы опеки. Ну возьмут ее, может, на карандаш, да что изменится? Да и в школу можно ребенка с восьми лет отдавать, никто не запрещает. Люба вспомнила, что Федя родился в начале сентября. То есть формально он в школу в семь лет и пойдет... Да чего она вообще прицепилась? Ей какое дело?
Но после того разговора Люба часто вспоминала про комнату задумчивости. Что в головах у тех людей, которые посещают эти сборища? ей было жаль мальчонку, все чаще и чаще она вспоминала его грустные голубые глаза. Эх, знать бы где его отец живет или хотя бы сестру Веры найти.. Но за семь лет она ни разу не видела, чтобы к Вере кто-то приезжал.
С тех пор, с последнего разговора, Федя стал доверять своей соседке. Она тайно его подкармливала чем-то вкусным, а когда дома не было детей, которые могли бы проговориться кому-то, она звала к себе Федю и кормила его горячим супом или мясом.
А еще она видела, что ему не по нраву община. Даже странно для ребенка, который вырос в секте. Обычно там так голову пудрят, что истинно веришь в то, что говорят тебе мошенники. А тут детский мозг будто сопротивляется. Конечно, у него есть глаза и он видит как живут другие. Он же ходит по улицам, он видит, как растут ее дети...И он хочет такой же жизни.
Так прошло еще несколько месяцев. На носу было первое сентября и Люба впервые решилась поговорить с соседкой. Не просто кивком головы поздороваться, а именно пойти на разговор. С Федей они прилюдно не разговаривали, только вот оставшись наедине они много о чем говорили и каждый раз Люба ужасалась порядками в общине.
- Вера, здравствуйте.
- И вам здравствовать, - подняла голову молодая женщина, поправляя платок. Она перебирала лук во дворе и Люба подумала, что это самый подходящий момент.
- Вера, вы только не поймите меня не правильно... Дело в том, что я хотела бы помочь вам собрать Феденьку в школу. У меня ведь магазин детской одежды и я могла бы подобрать бесплатно, по-соседски, школьную форму и спортивный костюм.. Я понимаю, что на вашу зарплату сложно подготовить ребенка самостоятельно к школе, поэтому, хотела попросить вас посетить магазин. Не чужие ведь люди, один забор на двоих, - Люба понимала, как абсурдно звучат ее слова, но вдруг?
- Нам ничего не надо, - Вера опустила глаза и продолжила обрезать хвостики лука.
- Ну как же, первое сентября скоро.
- У нас своя форма.
- Может быть вы не знаете, - вкрадчиво проговорила Люба, - но в школе у нас ввели единую форму. Или вы его отправите в 56?
- Он не пойдет в ваши школы, у нас своя есть, вот и будет учиться с теми, кто близок ему по духу. А ваши школы развращают личность детей. Всего доброго!
Люба развернулась и пошла домой, где большими шагами мерила комнату. Да есть ли мозг у этой женщины? Сама как зомби, и из сына хочет такое же зомби сделать! Да только вот дело в том, что Федя как раз мечтает ходить в школу, быть как другие дети. Но и в то же время боится, что над ним смеяться будут...Интересно, а к Вере приходили из школы? Обычно летом приходят и записывают детей, ведут учет. По крайней мере, к ней приходили, спрашивали, в какую школу пойдет Славик и будет ли она в октябре отдавать его на подготовку.
Славику недавно шесть исполнилось, а они уже пришли. Не могли не прийти к Вере.. Если только ребенок вообще нигде не числится.
Впервые Люба задала себе вопрос - а где рожала Вера? Ее не было три дня, а потом она появилась дома с ребенком. Она была вообще в роддоме или в общине своей дитя на свет произвела?
На следующий день, когда Вера ушла на работу, к ней пришел Федя. Вероника и Славик были у бабушки, поэтому мальчишка без опасения сидел и поедал жадно борщ.
- Федя, а у вас там еще и школа есть?
- Есть, - грустно кивнул мальчик. - Но я так боюсь туда идти. Недавно Ивана розгами по руке ударили за то, что он сделал четыре ошибки в тетради. Это мне Оксанка сказала, сестра его.
Люба вздрогнула.
- Скажи, Федя, а ты готов к учебе в вашей школе?
- Я боюсь, тетя Люба. Но ведь мама сказала, что мне нельзя туда, где учатся другие дети, что они ничего не знают о Боге, что в них сатана живет. Я этого тоже боюсь.
Люба достала альбом с фотографиями Вероники. Там были запечатлены утренники, где она в красивых платьях, с подарками. Вот фото с экскурсии, вот фото с чаепития.
- Посмотри, как весело.
- Да, но мама никогда не позволит, - грустно покачал головой мальчик. - Знаете, какая у меня мечта? Быстрее вырасти и стать взрослым. Тогда я буду делать что захочу...И в церковь ходить не буду, и есть буду то, что захочу. И прятаться не буду от мамы.
Люба чуть не заплакала. Господи, ну почему так? Почему такой ребенок растет у этой сектантки? В очередной раз она воздала хвалу небесам, что он родился с не запудренными мозгами и всячески сопротивляется тому, что происходит у них в общине. Несмотря на то, что с рождения там проводит в молитвах и всяких проповедях.
- А мы скоро переезжаем, - заявил он.
- Как? Куда? - Люба чуть не подпрыгнула.
- Мама сказала, что наша община теперь будет жить в деревне. Мы будем вести хозяйство, ловить рыбу, а не покупать ее на рынке. Что заведем козочек. Жаль только, что с вами мы не увидимся. Только вы знаете все мои секреты.
На следующий день Люба пошла в социальную защиту. Она должна была попробовать. Да, может быть это не ее дело, но недавно по телевизору Люба смотрела за одно такое "эко-поселение". И представляла примерно, что ждет Веру и Федю. Женщину ей было не жаль, а вот о мальчишке душа ныла. У Веры своя голова на плечах есть, она ведь не в замкнутом пространстве живет, санитаркой работает, с другими людьми общается. В конце концов она ведет этот образ всего несколько лет, должна помнить, что есть другая жизни. У нее есть выбор, а у мальчика нет...
Сев перед инспектором, Люба выложила все, как есть. То, что она услышала от мальчика, как они живут и какой образ жизни ведут.
Молодая женщина с серьезным лицом выслушала ее.
- Знаете, я работаю здесь недавно, про ваших соседей не слышала, ни одной жалобы не поступало.
- Так никто и не жаловался. Понимаете, мальчик тайно со мной общается.
- Вы какие-то ужасы мне рассказываете.
- Вы считаете меня сумасшедшей? - Люба подумала, что она зря сюда пришла.
- Нет, что вы.. Просто не может быть так, чтобы она не обращалась за медицинской помощью ни разу за восемь лет. У вас дети есть?
- Двое, - кивнула Люба.
- Болели?
- Как все. Я ходила с ними в поликлинику.
- Наверняка и она ходила, просто вы этого не знаете, - улыбнулась Наталья Сергеевна. - Мне кажется, вам просто показалось. И в школу мальчик пойдет, если возраст подошел. Ну хотите, для вашего успокоения я сделаю пару звонков?
Наталья Сергеевна набрала номер.
- Ольга Андреевна, добрый день. Из органов опеки вас беспокоят. Тут такая ситуация, просто наиглупейшая. У вас на участке должен быть пациент, Федя... - Наталья Сергеевна обратилась шепотом к Любе: - фамилия?
- Не знаю, - прошептала Люба.
Она и правда не знала его фамилию, всегда обращалась к нему ласково - Феденька.
- Фамилию не скажу, но адрес: Луговая 8А. 1998 года рождения. Да, подожду.
- Наталья Сергеевна смотрела в бумаги, пока врач искала записи. - Как такого нет? Вы уверены? Может, на другом участке? Нет? Спасибо.
- Видите, я не придумала ничего.
- Это ничего не значит, может быть она его в другой поликлинике наблюдает. Хотя знаете, мне это тоже не нравится. Пожалуй, я навещу эту семью.
- Можно только не говорить, что это я сделала наводку? - попросила Люба.
- Не беспокойтесь. Вы говорите, она санитаркой работает?
- Да. в нашей районной. Пятидневка. В субботу она в своей церкви.
- Ну я после пяти заеду.
Вечером Люба ходила от окна к окну и, когда у ворот соседнего дома остановилась машина и вышла из нее недавняя собеседница с милиционером, она облегченно вздохнула.
Она ходила из угла в угол и вдруг услышала ругательства во дворе. Удивительно, но это был голос Веры. До этого она никогда не слышала, чтобы женщина повышала голос.
- Вы не имеете права! Это мой сын и я решаю его судьбу!
- Вы нарушаете права ребенка, - Наталья Сергеевна была зла. Люба слышала их в открытое окно, стараясь дышать как можно тише, боясь пропустить каждое слово. - Он не получает медицинской помощи, вы не устроили его в школу. Да у него даже документов нет!
- Все ваши документы - это от сатаны.
- Да? А почему же у вас они есть?
- А как бы я в этом бесовском мире работала? Мы уезжаем в поселение, где ваши бумаги никому не нужны!
- Вам бы к психиатру сходить, - посоветовала Наталья Сергеевна, в то время как милиционер отводил растерянного мальчика в машину.
- Вы не имеете права! Я судиться буду с вами!
Наталья Сергеевна села в машину и, когда она уехала, Вера взвыла и села на землю. На миг у Любы мелькнула жалость, но она взяла себя в руки. Вера сама виновата. И просто чудо, что ребенок ни разу серьезно не заболел, ведь насколько она поняла, лекарства им пить нельзя, только то, что дала матушка-природа.
В понедельник Люба пришла в органы опеки, чтобы узнать что дальше будет с мальчиком.
- Надеюсь, вы не хотите взять опеку? - нахмурилась Наталья Сергеевна. - Понимаете, пока у вас в соседях его мать - это невозможно. К тому же мальчишке нужно полное обследование. И у психиатров тоже.
- Он не так тронут умом, как его мать, - покачала головой Люба. - Но тем не менее нет-нет да проскальзывает страх перед божьим наказанием. Все же ребенок вырос в секте.
- Спасибо вам за сигнал, Любовь Леонидовна.
- А что дальше?
- Сперва больница, потом реабилитационный центр. В народе приютом называют. Я бы лишила ее родительских прав, но это суду решать.
- Могу ли я его навестить?
- В больнице вряд ли, а вот в приюте.. Почему бы и нет? Это не запрещено.
Люба возвращалась домой уверенная, что все сделала правильно. Да, может быть ее это не касалось, но перед лицом стояли глаза мальчика - большие, голубые. Она помнила, как жадно и со страхом он ел в дни поста. Да и не в постные дни их еда особо не отличалась от той, которой они питались в дни воздержания...
Что же, может быть для Веры это будет уроком. Где она увидит просвет? В общине, или все же оглядится по сторонам и поймет, что есть другая жизнь, где ее ребенок может быть счастлив и здоров?
Продолжение