Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Берём старинный в черепаховой оправе лорнет и созерцаем прекраснейшую картину России 1824 года далее. Переводим наш артефакт на карте Империи севернее... много севернее... нет, не Петербург... ещё севернее. Финляндия! Да, я февралём, помнится, обещал снова оказаться здесь. Пора! В Финляндии тянет унтер-офицерскую лямку набедокуривший по юности (шальная кража в Пажеском корпусе) Евгений Боратынский. Он пишет всесильному другу царя князю Голицыну, ищет заступничества через сердобольного Жуковского, задействован и добряк хлопотун Тургенев, но, кажется, ничто не в силах помочь застрявшему навеки средь скал и снегов поэту.
... Вы знаете, как неуспешны были все представления, делаемые обо мне моим начальством. Из году в год меня представляли, из году в год напрасная надежда на скорое прощение меня поддерживала; но теперь, признаюсь вам, я начинаю приходить в отчаяние. Не служба моя, к которой я привык, меня обременяет; меня тяготит противоречие моего положения...
Весною 1824 к прибывшему к месту службы генерал-губернатору Финляндии Арсению Андреевичу Закревскому адресуется ещё один славный заступник - Денис Давыдов. Он буквально бомбардирует письмами генерал-лейтенанта. Оцените это трогательное "пожалоста"...
- Любезнейший друг Арсений Андреевич!.. Сделай милость, постарайся за Баратынского, разжалованного в солдаты, он у тебя в корпусе. Гнет этот он несет около 8-ми лет или более, неужели не умилосердятся?.. Сделай милость, друг любезный, этот молодой человек с большим дарованием и верно будет полезен. Я приму старание твое, а еще более успех в сем деле за собственное мне благодеяние... Пожалоста постарайся за него, он человек необыкновенного дарования и если проступился в молодости, то весьма продолжительно и горько платит за свой проступок. Право, старание твое приму как собственное себе благодеяние... Пожалоста, брат, постарайся о Боратынском. Ты мне обещаешь, но приведи обещание свое в действие, ты меня сим крайне обяжешь. Грустно видеть молодого человека, исполненного дарованиями, истлевающим без дела и закупоренным в ничтожестве. Пожалоста, постарайся, а пока нельзя ли ему дать пристанище, при тебе ему, конечно, лучше будет, нежели в полку, и он тебе будет полезен...
И вот в начале апреля 1824-го на докладе, касающемся персоны Боратынского, представленном Императору генерал-адъютантом Иваном Ивановичем Дибичем, собственноручно Государем начертано... Что же? Давайте представим себе только - какая тяжеловесная артиллерия задействована, чтобы вызволить несчастного и изрядно наказанного уже Боратынского из беды! Но - нет: "Не представлять впредь до повеления". Боже, будет ли когда-нибудь прощение?! Или этот приговор 16-летнему проказнику - навсегда? "... чтобы они не были принимаемы ни в гражданскую, ни в военную службу, разве захотят заслужить свои проступки и попросятся в солдаты". Так он уже долгих пять лет - солдат!..
В глуши лесов счастлив один,
Другой страдает на престоле;
На высоте земных судьбин
И в незаметной, низкой доле
Всех благ возможных тот достиг,
Кто дух судьбы своей постиг.
Мы все блаженствуем равно,
Но все блаженствуем различно;
Уделом нашим решено,
Как наслаждаться им прилично,
И кто нам лучший дал совет —
Иль Эпикур, иль Эпиктет?..
А нам пора перевесть наш черепаховый лорнет южнее - к столицам, чтобы узнать последние известия от братьев Булгаковых: кому как не им ведать решительно всё? Вот, к примеру, как всё же чувствует себя Александр Павлович, как помним, хворавший в начале сего года?
- За другое радостное известие, то есть за уведомление о появлении государя верхом на вахтпараде, очень тебя благодарю. Я это разнес, как вихрь, по городу и нарочно обедал в клубе, чтобы всем это сказать. Не знаю, как сие сделалось, но никто не знал ничего положительного о состоянии императора. Видно, сомневаются в том, что он совершенно выздоровел. Я рассказал о пешей прогулке по набережной, об одежде его величества по форме, без рейтуз. Всем пришлось согласиться с очевидным. Почему «Консерватор» ничего не сообщал об этом счастливом событии? Европа порадовалась бы
А в Одессе меж тем затевается первый в ней памятник - Арману Эмманюэлю дю Плесси, герцогу де Ришелье, градоначальнику и генерал-губернатору, скончавшемуся во Франции два года назад. Это его стараниями Одесса стала крупным черноморским портом.
- На монумент Ришелье собрано 50 тысяч рублей. Воздвигает его город на прекрасном месте близ порта. Рисунок у Мартоса, велю его списать для тебя. Фигура в 3 1/2 аршина, рукою показывает на порт, а головою обращен к городу; на пьедестале три барельефа, представляющие торговлю, правосудие и хлебопашество. Кажется, будет хорошо. Мартос обещался кончить к зиме 1825 года и тотчас доставит в Одессу
Сам памятник будет открыт апрелем 1828 года. "Герцогу Еммануилу де Ришельё, управлявшему съ 1803 по 1814 годъ Новороссійскимъ краемъ и положившему основаніе благосостоянію Одессы благодарные къ незабвеннымъ его трудамъ жители всехъ сословій сего города и губерній: Екатеринославской Херсонской и Таврической, воздвигли памятникъ сей въ 1826 годѣ при Новороссійском генералъ-губернаторѣ графѣ Воронцовѣ"
Событие в культурной жизни Империи! Выходят десятый и одиннадцатый тома "Исторiи государства Россiйскаго" Карамзина!
- Я читал Карамзина с жадностью и сожалею, что уже кончил. Послал бы тебе свой экземпляр, да отдал его в переплет. Ты можешь взять у Рушковского. Ему Карамзин послал в подарок последние два тома, и он, кажется, их уже прочитал. Прекрасно, привлекательно писано
А вот и светская жизнь москвичей подоспела! Как там наш Пётр Андреевич, помянутый кстати в первой части нашего апреля?
- Вот тебе сочинения Василия Львовича (Пушкина - "РРЪ")... Мы вчера были у Вяземского на обеде, очень вкусном и чрезвычайно веселом. Тут были: князь Дмитрий Владимирович, Рахманов с женой, Виельгорский с женой, Хитрова Анна Михайловна, твоя соседка Ланская, Васильчиков Николай Васильевич, Данзас, Жихарев и я. Все толковали о театрах и опере. Князь хочет открыть к 30 августа Большой театр новый прологом, «Волшебною флейтой» и балетом; но я сомневаюсь, чтобы к этому дню поспело все. Вяземский продал 1000 душ Витбергу под храм, на Воробьевых горах, по 400 рублей душу, а также продает подмосковную Остафьево и дом московский; но в том двор не более твоего кабинета, а, не имея помещения для людей, он для них нанимает комнаты у соседа, князя Шаховского...
О вынужденной распродаже Вяземским своих имений мы уже говорили ранее, в феврале. Насчёт Остафьево Булгаков, право, погорячился... вероятно, либо описался, либо имел в виду что-то другое. Никаких планов по продаже своей главной драгоценности (Остафьево) у князя Петра и быть не может, напротив - деньги надобны ему как раз на обновление усадьбы.
А напоследок Константин Яковлевич поведает нам о новомодном светском увлечении - "потёмкинском висте". Заядлые преферансисты (поколение нынче, увы, вырождающееся), полагаю, смогут понять - в чём тут фокус. Мне же, давно карты забросившему и из всех азартных игр со знанием дела и по пристрастию к логике предпочитающему лишь домино, эти пояснения - что кенгуру - таблицы Брадиса.
- ... Здесь место скороспелки заступил потемкинский вист, еще бешенее того. Играют также четверо, только с закрытыми картами; всякий кладет свою карту в очередь, не зная, что кладет, так что двойка, например, уносит тузов и королей других мастей; записывают и замечают козырные фигуры для замечания преферансов. Козыри делаются в другой колоде, как в бостоне. Это азартная игра, которая очень быстро происходит, ибо не нужно размышлять, какой картой играть, ни припоминать, какие уже вышли. Берут по 3-4 взятки совершенно без козырей. В Английском клубе эта игра в моде
19 апреля сего года в греческом Миссолонги от подхваченной лихорадки в 36 лет умирает поэт, оказавший, пожалуй, сильнейшее влияние на всю российскую культуру начала столетия. Ни один из тех ровесников века, кто - по сути - создал новые русский язык и русское слово, не смог миновать увлечения байронизмом: Жуковский, Вяземский, Пушкин, Батюшков, Боратынский... Творчество всех их в большей или меньшей степени оказалось подвержено обаянию поэзии этого удивительного персонажа. Воронцов - сам по отцу завзятый англоман - так и вовсе заклеймил презрительно Пушкина "слабым подражателем Байрона". Могу, конечно, заблуждаться, но уверен, что за весь XIX век лишь два европейца сумели задать своеобразные векторы развития русской культуры: Наполеон и лорд Байрон. И стихи, и сама удивительно яркая жизнь его, и героическая смерть создали моду на "байронический стиль" на много лет вперёд. "Fare thee well! and if for ever, Still for ever, fare thee well..." "Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай..." Какая концентрация силы в этих строках!.. До России известие о смерти Байрона доберётся лишь в мае, а стало быть, мы нынче можем лишь зафиксировать печальный календарный факт.
Что ж, такой яркий апрель не худо бы и заключить достойной Поэзией. Поразмышляв (хоть, право же, выбор оказался не так-то уж и богат), я выбрал Николая Языкова, уже бывавшего несколько раз нашим "поэтом месяца". 2-го апреля 1824 года он пишет в своём Дерпте пятистопным ямбом "Ливонию" - вещь яркую, самобытную, не без тех самых "байронических" ноток, драматургически очень ярко выстроенную. Языков сегодня - поэт не самый популярный, а жаль... И - откровенно признаться - как по мне, к 1824 году талант его и слог вполне сравнимы с уровнем остальных парнасских небожителей Империи.
Не встанешь ты из векового праха,
Ты не блеснёшь под знаменем креста,
Тяжёлый меч наследников Рорбаха,
Ливонии прекрасной красота!
Прошла пора твоих завоеваний,
Когда в огнях тревоги боевой,
Вожди побед, смирители Казани,
Смирялися, бледнея, пред тобой!
Но тишина постыдного забвенья
Не всё, не всё у славы отняла:
И чёрные дела опустошенья,
И доблести возвышенной дела…
Они живут для музы песнопенья,
Для гордости поэтова чела! –
Рукою лет разбитые громады,
Где бранная воспитывалась честь,
Где торжество не ведало пощады,
И грозную разгорячало месть, –
Несмелый внук ливонца удалого
Глядит на ваш красноречивый прах…
И нет в груди волнения живого,
И нет огня в бессмысленных очах!
Таков ли взор любимца вдохновенья,
В душе его такая ль тишина,
Когда ему, под рубищем забвенья,
Является святая старина?
Исполненный божественной отрады,
Он зрит в мечтах минувшие века;
Душа кипит; горят, яснеют взгляды…
И падает к струнам его рука.
Таким - или примерно таким - увиделся мне апрель 1824-го, а уж хорош он был или плох - решать всяко не мне, я - всего лишь скромный собиратель и огранщик драгоценностей, щедро рассыпанных по отечественной Истории.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Однажды 200 лет назад...", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
