Глава 28
Моё предположение, к сожалению, оказывается верным. У привезённого бабушкой мальчика в самом деле патологическое заболевание – ангидротическая эктодермальная дисплазия или ангидроз. Оно связанно с полным отсутствием потоотделения. Приходится всё подробно объяснить, но пожилая женщина настолько шокирована услышанным, что мне кажется, до неё не доходит моя информация.
– Но это же как-то можно вылечить? – горестно спрашивает она.
– К сожалению, полностью нет, поскольку причины возникновения этой болезни изучены в настоящее время не до конца. Но хорошо помогает профилактика ангидроза и терапия. Марьяна, поясните, пожалуйста, – обращаюсь к ординатору, и за заученно произносит:
– Поддерживающая терапия включает применение витаминов, дезинтоксикацию организма с помощью сорбентов, применение жирных мазей, кремов или охлаждающих растворов; использование антибактериальных средств…
– Я понимаю, – тяжело вздыхает бабушка, прерывая Марьяну и утирая глаза платочком.
– Вас скоро переведут в педиатрическое отделение, я распоряжусь, – говорю ей и, сделав знак Завгородной, выхожу из палаты.
– Неужели правда ничего нельзя сделать? – спрашивает она меня грустным голосом.
– Ты будущий врач и должна это сама понимать, – отвечаю ординатору с грустью. – Бывают ситуации, когда мы ничего не можем сделать.
– Это так… несправедливо, – шепчет расстроенная Марьяна.
– Наша задача – помогать людям. Мы не боги с Олимпа, и потому не всесильны, – кладу девушке руку на плечо, чтобы поддержать. Сама когда-то сильно переживала из-за подобных случаев. Такое происходит со мной и теперь, но уже меньше. Нет, я не стала циничной, как некоторые мои коллеги, или хладнокровной, как заведующий кардиологией Иван Валерьевич Вежновец, который любит свою собаку больше, чем любого из пациентов. Но всё-таки за годы работы в медицине выросла на сердце пусть и не слишком прочная, но броня.
Иду в свой кабинет. Пора собираться домой, рабочий день почти закончился.
– Эллина Родионовна! – окликает меня начальник службы охраны, крупный высокий мужчина, у которого красивое старинное имя – Аристарх, а отчество и того лучше – Всеволодович. Да и фамилия хороша – Грозовой, под стать внешности. Он пришёл к нам недавно, сменив ушедшего на пенсию коллегу. Майор морской пехоты в отставке. На него все наши возрастные дамы засматриваются с тайным воздыханием. Не пьёт, не курит, и хотя внешность у него суровая (чертами лица напоминает актёра Олялина, такие же резкие), но исходит от Грозового мужская сила и уверенность в себе.
– Да, слушаю, – подхожу к нему.
– Что будем делать с тем извращенцем, тёзкой бывшего президента? – спрашивает Аристарх Всеволодович.
– Какого п… президента? – заикаюсь от удивления.
– А вы не заметили его сходства с Горбачёвым? Ну, который был первый и единственный президент СССР? И зовут так же, – усмехается начальник охраны.
– Простите, как-то не подумала…
– Вы слишком молоды, не застали тот период, – улыбается он, хотя в его исполнении лицо остаётся каменным, а смеются лишь глаза.
– Да, наверное. Вы полицию вызвали?
– Они просят этого не делать, умоляли позвать вас на разговор.
– Хорошо. Только вы будьте рядом, ладно? У меня дрожь от этого Михаила Сергеевича, – прощу Грозового, глядя на него снизу вверх: он выше меня почти на две головы. Рядом с ним чувствую себя маленькой девочкой. Он молча кивает. Идём в палату.
– Послушайте, вы!.. – начинает было мнимый больной, когда я захожу. Но тут же теряет дар речи, узрев за моей спиной Аристарха Всеволодовича. Кажется, на разговорном языке такой манёвр, исполненный извращенцем, называется «засунуть себе язык в…» Он хлопает непонимающе глазами. Азиза стоит рядом, вся из себя такая скромница, опустила глазки.
– Послушайте, – уже почти ласково повторяет Михаил Сергеевич. – Мы не могли бы решить наше недоразумение мирным способом? Понимаете, я занимаю важный пост в администрации… Санкт-Петербурга, – признаётся вдруг. Видимо, в надежде, что это произведёт на меня сокрушительное впечатление. Упаду на колени, стану рвать волосы и умолять простить меня.
Как бы не так!
«Ещё один чиновник на мою голову!» – думаю сокрушённо, но безо всякого страха.
– Мне бы очень не хотелось, чтобы это дело получило огласку. Да, я поступил неправильно. Но ведь никто не пострадал, верно? – умоляющим тоном произносит «больной», когда понимает, что его «высокая должность» впечатления на меня не произвела.
– Если бы кто-то пострадал, мы сейчас бы с вами не разговаривали, – гудит глубоким баритоном Грозовой.
Михаил Сергеевич смотрит на него чуть испуганно.
– Да-да, конечно, я понимаю, – продолжает лопотать. – Может быть, я могу как-то… Содействовать развитию вашего медицинского учреждения?
Я поднимаю брови. Хм, а что? Не собирались его шантажировать, но уж коли сам предложил…
– Об этом вам нужно разговаривать не со мной, а с и.о. главврача Заславским, – отвечаю «больному».
На его лице замечаю просветление.
– Да! – улыбается он. – Я всегда готов! Когда это возможно?
– Могу пригласить Валерьяна Эдуардовича прямо сейчас. Если он сочтёт нужным с вами беседовать, – отвечаю.
– Будьте так любезны, конечно! – радуется Михаил Сергеевич.
Выхожу из палаты, Грозовой остаётся внутри. Чтобы те двое не улизнули. Звоню Заславскому, прошу прийти. Говорю, что дело срочное. Он ворчит: «Элли, рабочий день окончен, я устал». Но убеждаю: очень надо. «Только ради тебя», – бухтит Валерьян Эдуардович.
Он прибывает через пять минут. Кратко ввожу его в курс дела. Он смотрит на меня округлившимися глазами.
– Элли, ты опять?!
– Что опять? – не понимаю я.
– Снова пытается бодаться с чиновниками? Мало тебе Мураховского? Или истории с Вежновцом и его собакой? Напомнить, как ты его шантажировала видеозаписью?
Опускаю глаза.
– Валерьян Эдуардович, так ведь не для себя – для клиники стараюсь. И между прочим, скандал с депутатом принёс нам новенький аппарат МРТ. Разве плохо? – спрашиваю негромко, но твёрдо.
– Ах, Элли, Элли. Никогда не стать тебе главным врачом, – сокрушается Заславский. – Не умеешь ты политически мыслить. Да ведь этот Михаил Сергеевич потом нам же мстить будет! Завтра сделает одолжение, а после станет палки в колёса вставлять. Нет уж, спасибо. Выпроводи его к чёртовой матери! Надеюсь, видеозаписи у тебя нет, как ему катетер вставляют?
Вижу в глазах Заславского саркастические искорки.
– Нет, – отвечаю, поджав губы.
– Ну, не дуйся, как маленькая, – улыбается Валерьян Эдуардович. – Ты сама всё прекрасно понимаешь. Ладно, мне пора домой. До завтра.
Он уходит. Возвращаюсь в Михаилу Сергеевичу и говорю, что он может уходить. Протягиваю папку – пусть согласие на выписку подпишет. Тот махом ставит закорючку, а потом, схватив Азизу за руку, улепётывает прочь. Даже не пытается больше предлагать никаких услуг. Сразу память отшибло! Видать, не такой уж и важный, даже не попробовать давить «телефонным правом». Ну и хорошо, мне же проще. А Валерьян Эдуардович, конечно же, прав. Не стоит мне втягиваться в новую войну с сильными мира сего.
– Привет! – счастливая Маша подходит, улыбается во весь рот. – Ты домой идёшь?
– Собираюсь. А ты чего такая счастливая? – спрашиваю, чуть прищурившись. Интересно, что ответит.
– Кто? Я? Да просто так, – и глупо хихикает.
– Ничего не хочешь мне рассказать?
– О чём?
– Ну, как у вас дела с Данилой. Вы вроде бы собирались вместе в Норвегию, к твоей родной тёте. Помнится, ты говорила недавно.
– Неда-а-авно! – тянет Маша с улыбкой. – Два месяца назад это было!
– Так и что?
– Да ничего. Сложно стало. Ну, визу там оформлять и всё такое, – она говорит, отводя взгляд, и понимаю: не договаривает чего-то. Видать, их отношения с Данилой дали большую трещину.
– Так у вас правда всё хорошо?
– Конечно. Чего ты спрашиваешь? – начинает нервничать подруга.
– Как насчёт поужинать сегодня? – задаю вопрос в лоб.
– Сегодня? – теряется Маша. – Ну, я как бы не собиралась…
– Приглашаю тебя к себе. Купим пиццу. Посидим, поболтаем.
– Прости, мне завтра рано на смену, – отнекивается подруга. – Честно! Я бы очень хотела, но не могу. Может, в другой раз?
– Конечно.
Прощаемся. Иду на парковку, сажусь в машину и еду домой. Провожу вечер в обществе Олюшки, и в какой-то момент становится очень одиноко. Борис как-то странно себя ведёт последнее время. То у нас бурный роман с яркими ночами, во время которых я летаю на седьмом небе от простого женского счастья, а то вдруг… Северный ледовитый океан какой-то. Может, я ему наскучила? Со мной непросто, понимаю: постоянно на работе, ухожу рано, возвращаюсь поздно и порой уставшая так, что впору прямо на пороге спать повалиться. Или, может, он себе уже другую нашёл?
Мысли кружатся в голове, и с ними ой как безрадостно. Беру телефон и собираюсь позвонить, но… а как же моя гордость? Неужели сама буду навязываться? Ну уж нет, – и кладу аппарат обратно на тумбочку. «Нужна буду, соскучится, – пусть звонит. Приглашает на свидание или просится ко мне в гости. А я ещё подумаю, соглашаться или нет», – думаю с нарочитой гордостью. И сразу после этого на ум приходит почему-то… Никита Гранин.
Что-то давно от него ничего не слышно.
Есть такая поговорка: не поминай чёрта к ночи, – появится! И как в воду я смотрела. Телефон завибрировал, появилась фамилия моего бывшего. Тактично здоровается, дежурно спрашивает, как мои дела. Отвечаю, что всё хорошо, и только из вежливости интересуюсь, как его.
– Как сажа бела, – смеётся Никита с грустинкой. – Помнишь, я говорил, что меня вызывали в комитет по здравоохранению?
– Конечно.
– В общем… – Гранин тяжело вздыхает. – Сняли меня с должности главврача.
Несколько секунд молчу, пытаясь переварить новость.
– Но… за что?
– За скандал с Мураховским, конечно, – усмехается Никита. – Вернее, за оба сразу. Сначала за тот, который ты устроила, потом за якобы взятку.
– Но ведь все оправдали? – удивляюсь я.
– Да, только моей репутации был нанесён весьма ощутимый урон, – грустно отвечает Гранин. – Об этом мне на комиссии прямо и сказали. Мол, потеряли вы, уважаемый Никита Михайлович, оказанное вам высокое доверие. Может, когда-то снова его вернёте, а пока побудьте простым врачом в своей клинике. Или ищите другое место работы.
– Что, прямо вот так и сказали? – я всё ещё не могу прийти в себя от услышанного. Думала, конечно, что Никите крепко достанется за приятельство с Мураховским. Вызовут на ковёр, мозги прочистят, выговор с занесением организуют. Но чтобы так…
– Да, – говорит Никита. – Знаешь, я тут попросил Заславского кое о чём. Он, в общем, не против. Но нужно услышать твоё мнение.
– Какое? – спрашиваю машинально, хотя внутри что-то щёлкает в плане догадки.
– Я бы хотел работать в твоём отделении. У тебя ведь есть вакансия врача, верно?
Я молчу, нервно сглотнув. Вот так поворот! Никита Гранин станет моим подчинённым?! Мы снова будем видеться каждый день, лицом к лицу?!
– Знаешь… мне нужно подумать, – говорю стандартную фразу.
– Да, конечно, – вздыхает Гранин. – И не думал, что ты сразу согласишься. Я всё понимаю…
Снова повисает пауза. На сей раз она длится почти минуту.
– Как Олюшка? – спрашивает Никита.
Морщусь, как от зубной боли.
– Всё хорошо, – отвечаю коротко.
– Ну ладно тогда… До связи, – говорит Гранин и отключается.
Опять двадцать пять! Следующие два часа вожусь в постели, не в силах места себе найти. Лишь потом с трудом засыпаю.
Утром, сразу после обхода и планёрки спешу к Заславскому. Нахожу его в ординаторской отделения. Сидит грустный, пьёт кофе. Вокруг никого. Он выглядит, словно командующий, армия которого погибла в неравном бою, он же остался один на руинах своей воинской славы. Когда вхожу, поднимает голову.
– Слышала уже, да? – спрашивает грустно.
– Гранин вчера ночью позвонил, сообщил. Как вы?
– Нормально, как видишь, – усмехается Заславский. – Эх, плакала моя карьера простого хирурга…
– В смысле?
– В прямом. Сразу после того, как Гранина сняли, мне позвонили из Смольного и предложили возглавить клинику.
– Так это же замечательно! – восклицаю с улыбкой. – А я уж думала, случилось что. Сидите тут, такой тоскливый.
– Ах, Элли… – вздыхает Валерьян Эдуардович. – Да я же всегда хотел быть только хирургом, понимаешь? Не нужны мне ни слава, ни власть. Ненавижу эту административную ерунду! – и он в сердцах отталкивает от себя папку с бумагами, на которой выведено большими буквами: «На подпись».
– Так вы бы… отказались, – говорю тихо.
– Наивная ты, как ребёнок, – снова усмехается Заславский. – Это как в «Крёстном отце», понимаешь? Сделали предложение, от которого нельзя отказываться. Или… будут последствия.
– Какие?
– Какие! – горько вздыхает Валерьян Эдуардович. – Да чёрт их знает. Но жизнь испортить могут. Эх… попал, как кур в ощип.
– Что же вы будете делать? – спрашиваю осторожно, чтобы не начал Заславский нервничать ещё сильнее.
– Что делать… работать! – отвечает он.
Поднимаю брови.
– Так вы…
– Ну да. Согласился… – и добавляет крепкое выражение, которое я от него услышать ну никак не ожидала и никогда. – Прости, вырвалось. Нервы.
Молчим. Я очень хочу поздравить Заславского с новой должностью, поскольку он – лучший выбор главного врача, который можно было бы себе представить. Не варяг, а наш, родной. Он тут очень давно, всю клинику знает, как свои пять пальцев. А если чего не знает, – поможем, поддержим! Только вот с поздравлениями надо поблуждать. Волнуется очень.
– Да, Элли. Вчера мне аж в одиннадцать часов, – усмешка, – Гранин звонил. Спрашивал, согласен ли я, чтобы ты взяла его к себе. Ответил, надо с тобой посоветоваться. Слышал, между вами чёрная кошка пробежала. Так?
– Нечто вроде того. Мы судимся. Гранин хочет опеку над нашей дочкой.
– Да, непросто… – вздыхает Заславский. – Так ты его берёшь?
Я думаю. Да, с Никитой рядом мне будет очень непросто. Но, может, удастся отговорить судиться? А главное в другом: он очень хороший врач, и потерять его клиника не должна.
– Да, – отвечаю, набравшись смелости.
Валерьян Эдуардович смотрит на меня несколько секунд.
– Смотри. Потом не жалуйся.
– Не буду.