Многие авторы, пишущие в жанре фэнтези, пытались изобразить существ, более долговечных, прекрасных, сильных и мудрых, чем обычные люди. К примеру, у Толкина, одного из отцов-основателей фэнтези как жанра, это бессмертные эльфы, а также нуменорцы и их потомки-дунэдайн («люди Запада») — наиболее долгоживущий и развитый человеческий народ, испытавший эльфийское влияние. У Джорджа Мартина во вселенной «Песни Льда и Пламени» эту роль играет цивилизация валирийцев, потомками которой являются Таргариены — правящая династия Семи Королевств Вестероса, сохранившая специфические обычаи валирийцев вроде инцестуальных браков и власть над драконами. Представители этой семьи играют важную, если не ключевую роль в истории мира — даже «Мир Льда и Пламени» и «Пламя и Кровь», тексты об истории Семи Королевств, у Джорджа Мартина оформлены как семейная хроника Таргариенов. Интересно рассмотреть то, как именно выглядит в данном случае концепт «высшей расы».
Валирийцы — народ, зародившийся на вулканическом Валирийском полуострове, отличавшийся особой, почти нечеловеческий красотой. Как сказано в «Мире Льда и Пламени» — сочинении по истории мира Мартина: «Всем известна дивная красота валирийцев — их волосы светлейшего серебра или золота, а глаза лиловых оттенков, каких не найти ни у одного народа мира. Зачастую эти особенности приводились как доказательство мнения, будто валирийцы не совсем одной крови с остальными людьми». Валирийцы — единственный известный народ вселенной Мартина, приобретший наследственную власть над драконами и за счёт этого построивший грандиозную империю, завоевывая, порабощая или уничтожая другие цивилизации Эссоса (такие как Старый Гис, ройнары и андалы). Они «научились укрощать драконов, тем самым сотворив из них самое устрашающее оружие, когда-либо виденное в подлунном мире» («Мир Льда и Пламени»).
Кроме того, знатные валирийцы (по крайней мере, Таргариены) до какого-то момента обладали ещё и абсолютным иммунитетом к различным болезням: «Таргариены не умирали от оспы или кровавого поноса, их не трогали краснуха, буроногость или лихорадка, не становились они жертвами костечервя или легочных сгустков, или закиси кишок, или любого из тысяч моров и поветрий, что боги по каким-то своим причинам считали нужным спускать на смертных мужчин и женщин» («Пламя и Кровь»).
Сразу бросается в глаза не столько даже красота, сколько экзотическая внешность валирийцев (необычный цвет не только волос, но и глаз), отделяющая их от остальных, обыкновенных людей. Вместе с тем, в созданном Мартином образе валирийцев заметны не только нечеловеческие, но и звериные черты — они сами официально считали себя потомками драконов (в мире Мартина не обладающих разумом): «В валирийских сказаниях о происхождении самих валирийцев говорилось, что те произошли непосредственно от драконов и были родичами тех, кем стали повелевать» («Мир Льда и Пламени»). То есть валирийцы не только «сверхчеловеки», но и в некотором смысле звери или «сверхзвери» (это наблюдение важно в контексте имморализма валирийцев, о котором ещё пойдет речь). Правдивость версии происхождения валирийцев «от крови дракона» подтверждается периодическим рождением у них вместо нормальных детей нежизнеспособных драконоподобных уродцев.
В мире Мартина аристократы, такие как Старки и Ланнистеры, часто уподобляются своим геральдическим зверям, таким как волки и львы; представители некоторых знатных семей также являются т.н. варгами, то есть могут вселяться в животных (скажем, Старки вселяются в волков), управляя ими. Однако валирийские аристократы — и, в частности, Таргариены — не просто символически соответствуют драконам или даже обладают над ними властью, а являются их биологическими потомками. Бросается в глаза и то, что если рассматривать власть имущих мира Мартина как «пищевую пирамиду», то «драконы»-валирийцы как своего рода сверх-хищники безоговорочно находятся на её верху (кто может сравниться с драконом?).
В образе валирийцев сразу самое характерное это то, что хотя валирийцы задуманы Мартином как высокоразвитая цивилизация, достигшая больших успехов в магии, строительстве и металлургии (см. «Мир Льда и Пламени»), ключевой элемент их образа — их роль драконьих всадников, и именно на драконах — то есть факторе, воплощающем собой чистое силовой элемент без созидательной функции - держалась основанная ими империя, занимавшая значительную часть Эссоса, родного континента валирийцев. После гибели Валирии в результате грандиозного вулканического извержения (Рока Валирии) ни один из Вольных Городов Эссоса, бывших валирийских колоний (даже могущественный Волантис, «первая дочь Валирии»), не смог собрать заново валирийскую империю.
Зато Таргариены — единственный валирийский знатный род, сохранивший драконов за счет своевременной эмиграции из Валирии — несмотря на то, что первоначально он владел лишь несколькими островами к востоку от Вестероса, при Эйгоне I Завоевателе смог захватить все Семь Королевств за счёт всего лишь трёх драконов, создав новую империю. Видимо, именно в роду Таргариенов должен появиться Азор Ахай, также известный как «обещанный принц» - герой, который спасёт человечество от Иных, злых духов холода, и их армии мёртвых. Примечательно, что Таргариены не сохранили знаний древней Валирии, таких как искусство создания обсидиановых свечей, используемых для магической связи, валирийской стали, валирийских дорог или крепостей из черного камня. Нет, ключевые элементы валирийского наследия у Таргариенов — драконы и инцестуальные браки. Напротив, после вымирания драконов Таргариены впали в зависимость от других вестеросских знатных семейств и в конечном итоге оказались свергнуты.
В образе Таргариенов, судя по всему, разрушение важнее созидания (характерно, что даже их трон — Железный Трон — сделан из расплавленных мечей поверженных ими врагов). Не случайно в «Танце с драконами» Дейнерис Таргариен (до этого правившую в Миэрине и пытавшуюся искоренить рабовладение в Заливе Работорговцев и наладить там жизнь, дестабилизированную её приходом), унесенную её драконом Дрогоном в степь, посещают мысли следующего характера: «Вы от крови дракона <...> Драконы не сажают деревьев». То есть настоящий Таргариен — завоеватель, а не преобразователь. Даже фамильный девиз Таргариенов у Мартина звучит как «Пламя и кровь».
Если драконы в образе Таргариенов подчеркивают «звериную» составляющую их «сверхчеловеческой» природы, то инцестуальные браки в их образе отвечают за элитарно-имморалистскую составляющую их образа. История знает примеры культур, терпимо относившихся к инцесту или даже сакрализировавших его (например, древний Иран или древний Египет) — однако у валирийцев, как подтверждал в одном из своих интервью сам Джордж Мартин, инцест являлся именно привилегией власть имущих, а конкретно — драконьих всадников:
«- Практиковали ли валирийцы не из числа драконовластных семейств инцест?
- Нет, не думаю, хотя оставляю за собой право изменить свое мнение. К инцесту их подталкивали вполне конкретные соображения. Как бы объяснить… Это люди времен средневековья и даже античности. У них нет никакого представления о генетике, но всё же есть интуитивное понимание наследственности, которую они связывают с кровью. У одного человека голубые глаза, и у всех его детей голубые, но если он женится на кареглазой женщине, его новые дети будут кареглазыми. Почему так происходит? У них есть власть над драконами, и они не хотят ее потерять, потому что мало кто обладает такими способностями. Так лучше сохранить эту способность внутри своей семьи или, по крайней мере, разделять ее только с другими драконовластными семействами».
Первоначальная цель инцестуальных браков у драконьих всадников Валирии носила прагматический характер (монополизировать драконов как оружие массового поражения — в случае браков с представителями иных родов ещё и драконов пришлось бы отдавать «на сторону»), позднее этот обычай закономерно привел к имморализму как мировоззрению, к идее, что на Таргариенов не распространяются обычные для остального человечества нормы морали. Когда Джейхейрис I в рамках Доктрины Исключительности обосновывал право Таргариенов на инцестуальные браки (которое оспаривало господствующее в Вестеросе Вера Семерых), он прямо провозгласил, что Таргариены неподвластны обычной морали (заметим, что для обычных вестеросцев инцест отнюдь не был декриминализован):
«Законы Семерых, известные из священных книг и проповедей септ и септонов во главе с Отцом Верных, запрещают брату ложиться с сестрой, отцу с дочерью, сыну с матерью, и утверждают, что плоды таких союзов — мерзость пред лицом богов. Все это сторонники Доктрины Исключительности одобряли, но с одной поправкой: Таргариены — другие. Их корень не андальский, но старой Валирии, где были совсем другие законы и традиции. Человеку достаточно посмотреть на них, только чтобы убедиться, что они — совсем не такие, как прочие люди: их глаза, их волосы, сама их манера держать себя говорит об их инаковости. И они летают на драконах. Только им, единственным в мире, был ниспослан дар приручать этих ужасающих зверей с тех самых пор, как Рок обрушился на Валирию.
— Один Бог сотворил нас — андалов, ройнаров, первых людей, — проповедовал септон Альфин со своих носилок, — но Он не сотворил нас одинаковыми. Он сотворил львов и туров, оба — благородные животные, но одни качества Он даровал одному, а другие — другому, и лев не может жить так, как тур, а тур — как лев. Если ты разделишь ложе с сестрой, то будешь великим грешником, сир — но ты, как и я, не от крови дракона. Они делают то, что делали всегда, и не наше дело судить их» («Пламя и Кровь»).
Это объяснение, разумеется, шито белыми нитками — неясно, как из способности валирийцев летать на драконах вытекает моральная дозволенность для них инцеста. В конечном итоге эта концепция сводится к идее свободы власть имущих от любых моральных ограничений вплоть до права ритуального нарушения табу (см. обычаи многих вождей Черной Африки, практиковавших ритуальное людоедство, убийство родичей и инцест как символ превосходства над своими соплеменниками, для которых эти вещи были запретны), что видно и по нарисованному Мартином образу многих Таргариенов (таких как Мейгор Жестокий, «порочный принц» Деймон, Эйгон IV Недостойный или Эйрис II Безумный). А особый статус «элиты» вытекает исключительно из примитивного права силы, вытекающего из обладания аппаратом насилия (в случае валирийцев — драконами):
«Легенда говорит нам, что в одной деревушке крепкий межевой рыцарь, бывший Честный Бедняк, спросил остроумного септона Болдрика:
— Ага, а если я тоже захочу трахать сестру, ты мне тоже разрешишь?
Септон улыбнулся и ответил:
— Отправляйтесь, сир, на Драконий Камень и оседлайте там себе дракона. Если получится, я лично вас с сестрой обвенчаю» («Пламя и Кровь»).
Характерно, что инцест у Мартина и безотносительно Таргариенов маркирует амбициозных «элитариев», за счёт обладания властью ставящих себя над «обыденной» моралью — например, семейства Ланнистеров, своеобразным девизом которых можно назвать хлесткую фразу «льва не волнует мнение овец» (здесь лев, подобно дракону — образ сверх-хищника) — подобно тому, как в сериале «Дом Дракона» Рейнира Таргариен, рассуждая о нежелании простонародья видеть её на троне, говорит, что «их мнение не имеет значения». Скажем, Серсея Ланнистер, оправдывая свою инцестуальную связь с собственным братом Джейме в рассказе с Недом Старком, ссылается на пример Таргариенов (хотя, казалось бы, Ланнистеры не являются ни драконьими всадниками, ни валирийцами): «А почему бы и нет? Чтобы сохранить чистоту крови, Таргариены выдавали брата за сестру три сотни лет» («Игра Престолов»). Джейме Ланнистер, беседуя с Кейтилин Талли в «Битве королей», подчеркивает, подобно валирийцам, свою «уникальность»: «Таких, как я, больше нет. Я один в своем роде». Но то, что в случае Ланнистеров — единичное явление, в случае Таргариенов — общая тенденция (что и неудивительно, поскольку, как я уже отмечал, Таргариены стоят выше Ланнистеров в «пищевой цепи»). Любопытно, что даже «спасителя мира», известного как «обещанный принц» и «Азор Ахай», Таргариены пытались получить посредством инцестуальных браков, сохраняющих валирийскую «чистоту крови».
Ярче всего восприятие Мартином Таргариенов (и, видимо, валирийцев в целом) как людей, даже безумства и злодеяния которых завораживают, выражает образ «порочного принца» Деймона Таргариена (младшего брата короля Визериса I), о котором в рассказе «Порочный принц» сказано буквально следующее: «На протяжении веков дом Таргариенов порождал как великих людей, так и чудовищ. Принц Деймон был и тем, и другим. В его дни в целом Вестеросе не нашлось бы человека, которым так восхищались, которого так любили — и которого так хулили. Он был соткан из света и тьмы в равных долях. Одни почитали его героем, другие — чернейшим из лиходеев».
Правда, в итоге Деймон выглядит не великим злодеем, а мелким злодейчиком. Все его «деяния», описанные в «Порочном принце» и «Пламени и крови», в итоге сводятся в основном к походам по борделям, азартным играм, уличным дракам, любви лично казнить и калечить преступников, провалившейся авантюре по завоеванию архипелага Ступени и участию в гражданской войне, известной как Танец Драконов, где Таргариены в очередной раз едва не перерезали друг друга (его финальный поединок с принцем Эймондом, где он совершает невозможные чудеса акробатики, трудно рассматривать всерьёз — см. разбор по ссылке). Венцом его жизненного пути становится организация убийства ребёнка на глазах у матери несчастного для сведения беззащитной женщины с ума («Кровь и Сыр») — поступок, который стоило бы назвать просто бессмысленным пакостничеством, не будь он так ужасен.
Но важнее другое — по-видимому, для Мартина бесстыдная жестокость (или жестокое бесстыдство) оказывается желательным, если не вовсе необходимым, атрибутом «сверхчеловека». Как он сам сформулировал в эссе с очень показательным названием «Все любят негодяев», «Думаю, я всегда был неравнодушен к негодяям». Задолго до него Гилберт Кит Честертон, анализируя милитаристскую культуру кайзеровской Германии времён Первой мировой войны, сделал следующее наблюдение: «Немец начинает испытывать мрачную абстрактную симпатию к силе, а страх он описывает как некоторую особенность объекта своей симпатии. Немец больше не симпатизирует мальчику, вставшему против гоблина, — он на стороне гоблина, вставшего против мальчика. Все это происходит, как и у всех идолопоклонников, с бесчеловечной серьезностью; люди леса уже строят на горе пустой трон Сверхчеловека» («Краткая история Англии и другие работы 1914-1917»). Сдаётся мне, в случае Джорджа Мартина мы имеем дело с тем же самым феноменом — и в образе Таргариенов и валирийцев в целом (хотя не только в нём), возможно, это проявляется наиболее выпукло.
Морально амбивалентная природа Таргариенов подчеркивается ими самими — например, король Джейхейрис II говорил, что «безумие и величие — это две стороны одной монеты. Каждый раз, когда рождается новый Таргариен, боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет» («Буря мечей»). Правда, на практике за чуть менее чем три века правления «великих и ужасных» Таргариенов Семь Королевств так и не вылезли из феодальной раздробленности и даже не создали полноценного государственного аппарата (что и неудивительно, поскольку наличие абсолютного оружия в виде драконов избавляет власть имущих от необходимости серьёзных общественных преобразований). Но тут важнее даже не неутешительные для Таргариенов факты, а идейный посыл автора — мол, различные отрицательные качества валирийских «сверхчеловеков» и их неподсудность морали есть неизбежная оборотная сторона их «величия». Недаром в «Битве королей» о Таргариенах сказано, что они, «подобно драконам, не отвечали ни перед богами, ни перед людьми».
Напоследок поучительно сравнить образ валирийцев у Мартина с творчеством таких классиков фэнтези, как Джон Толкин и Майкл Муркок. У того же Толкина нуменорцы объективно превосходили все другие человеческие народы — однако злоупотребление этим превосходством и угнетение других народов привело к их падению, закончившемуся поклонением дьяволу-Морготу и гибелью их прекрасного острова. У Муркока в цикле об Элрике из Мелнибонэ народ мелнибонийцев, превосходивший обычных людей и обладавший волшебными способностями, создал жестокую и аморальную мировую империю, заключив союз с демоническими силами Хаоса. Однако этот путь в итоге привел к гибели их цивилизации, а наиболее симпатичны Муркоку те мелнибонийцы, что смогли сохранить некую человечность (например, сам Элрик и его возлюбленная Симорил).
Толкин и Муркок — очень разные в идеологическом отношении авторы (один — крайне правый консерватор, другой — крайне левый анархист), но для них обоих было очевидно, что факт превосходства «высшего» над «низшим» сам по себе вовсе не освобождает «высшего» от моральных ограничений, в том числе и по отношению к «низшему». Увы, в случае созданного Мартином образа валирийцев вообще и Таргариенов в частности незаметно, чтобы он руководствовался тем же принципом — скорее уж он упивается их «моральной неоднозначностью» как некой самоценностью.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
