***
Катя шла по шумной улице. Тёплый ярморочный день, суета, крики смех — всё смешалось и с одной стороны давило на девушку, прожившую много времени в монастыре, а с другой стороны манило в эту уже почти забытую жизнь.
Девушка держала руку в кармане жилетки, сжимая несколько монет, заработанных в монастыре. Тратить их было на что: где-то остановиться, что-то поесть. Идти к знакомым, которые когда-то были вхожи в родительский дом, она не решалась.
— Эй ты, посторонись! Куда прёшься! Не видишь что ли, корову веду? Как она тебя сейчас на рога поднимет, мало не покажется.
"Черносошница" 6 / 5 / 1
Девушка от страха почти отпрыгнула в сторону.
Суровый старик посмотрел на неё строго, подкрутил торчащие в стороны усы и спросил:
— Корова нужна? Бери! Я недорого отдам.
— Не нужна ей корова, — услышала за своей спиной Катя, — иди дальше. Смеши других. Так тебе и купила корову молодуха!
Катя оглянулась. Посмеиваясь рядом с ней стоял молодой мужчина с трубкой в руке.
Он пустил девушке в лицо густую порцию дыма, отчего та закашлялась и стала тереть глаза.
— Потерялась что ли? — поинтересовался мужчина.
— Нет, — ответила Катя, отвернулась и хотела было идти дальше, но незнакомец схватил её за локоть.
— Обожди, у тебя глаза голодные. Накормить такую красавицу будет мне за честь.
Катя есть хотела и зачем-то пошла с мужчиной так смело, будто знала его всю жизнь.
— Разойтись, — кричал он тем, кто не давал пройти.
В ближайшем кабаке было душно и накурено.
— Жорка! Проветри уже, подохнуть осталось от такого смрада.
— Да вы, Илья Шаламонович, тут не командуйте мне! Поглядите-ка на него! Портрет мой отказался писать, а командовать пришёл. Шли бы вы отсюда, пока и в самом деле не подохли от смраду!
Находившиеся в кабаке стали смеяться, показывая на художника пальцами.
— Жорка! Ну будь человеком! Вот прям щас становись тут!
Хозяин кабака подбежал к Илье и закрутился возле него как собачонка.
— Илья Шаламонович, неужто правда напишете меня? А можно с короной на голове? А можно у меня на плечах погоны будут?
— Можно, всё можно! Ты только замри, а я пока сбегаю за холстом. Нет, отомри! Проветри тут всё, девушку накорми самым лучшим блюдом! Потом встань тут смирно. Я мигом.
Художник выбежал из кабака, оставив там Катю.
Жорка, лысоватый коротконогий мужичок в длинном холщовом платье и коротком фартуке, уставился на Катю.
— И что ест особенного такая милость?
Девушка промолчала.
— И правильно! Лучше молчи. Самое лучшее качество нынешних баб — молчание. А то бывает тут как раскудахтаются, то ничем не выкурить их.
Жорка на некоторое время отошёл от Кати, потом вернулся, усадил её за стол, попросив при этом других посетителей рассчитаться и уйти в связи с закрытием заведения.
Мужчины быстро допивали и доедали, возмущались, но уходили.
И вскоре внутри остались только Катя и Жорка.
— Если этот писарь меня обманет опять, я, ей-богу, заявлю на него. Он карикатуры рисует. Для важных людей такие вольности себе позволяет. Талант, я тебе скажу, у него имеется. А он им играет как картёжник какой-то. Несерьёзный малый. Жених твой что ли?
Катя помотала головой.
— Правильно делаешь, что молчишь, — второй раз похвалил хозяин кабака. — Люблю таких послушных.
Поставив перед Катей тарелку с зажаренным цыплёнком и варёной репой, он присел рядом и почти заглядывал девушке в рот.
Ей поначалу было стыдно, потом уже не обращала внимания. Ела, поскольку была очень голодна.
Вскоре вернулся художник.
— Вот тут встань, — скомандовал он Жорке. — И замри!
Разместив свои художественные принадлежности, он обратился к Кате:
— Тебя накормили?
Она кивнула и даже улыбнулась художнику.
Тот расправил плечи, поднял подбородок и прошептал:
— Если женщина дарит художнику улыбку, значит он уже знаменит. К вашим услугам — художник и поэт Илья Шаламонович Трубецкой! Звучно?
Катя смотрела на мужчину непонимающе.
— Звучное имя у меня? Что-то поменять? Имя, отчество или фамилию? Могу только фамилию, к сожалению. Может, Илья Шаламонович Романов? А?
В разговор вмешался уже давно стоявший смирно Жорка.
— Какую фамилию ни носи — давай рисуй! Сколько можно ждать.
Илья нахмурился, принял очень сосредоточенный вид.
Катю усадил рядом на стул. Сам несколько раз подбегал к хозяину кабака, всматривался в его лицо, долго изучал ноги и приговаривал:
— Так-с, погоны… Так-с, корона… Так-с, дорогое парчовое платье. Так-с…
Катя не понимала всех этих умозаключений и в какой-то момент её разобрал смех.
Художник писал явно не Жорку.
На холсте было изображено какое-то невиданное животное с рогами. Вместо рук были крылья, вместо ног лягушачьи лапы. Всё это выглядело настолько смешно, что Катя еле сдерживалась.
Жорка стал нервничать, посматривая на Катю.
— Ежели ты опять намажешь своими красками не то, что нужно, я тебя убью!
Он вдруг сорвался с места, подбежал к холсту.
Закричал, закрыл рот рукой и уставился на художника.
У Ильи от смеха ручьём лились слёзы.
Катя тоже не могла остановиться. Она посмотрела на хозяина кабака. Ей показалось, что у того дымится голова и руки превращаются в крылья.
Схватив длинный деревянный черпак Жорка набросился на художника.
Тот схватил Катю за руку и громко скомандовал:
— Бежим!
Они вдвоём неслись от погони, которой не было. Жорка перестал их преследовать, едва выбежав из кабака.
Но художник всё оглядывался и дурачась причитал:
— Он наступает! Он настигает нас и дышит в спину. Этот враг должен быть повержен! О, ноги несите нас быстрее пуль, быстрее ветра, быстрее самой жизни несите нас!
Все эти причитания сопровождались смехом, хрюканьем, всхлипыванием и другими звуками.
Катя просто бежала, держа за руку своего нового знакомого.
У какого-то неприметного дома наконец-то остановились перевести дыхание.
Потом Илья потянул девушку к двери, ведущей в подземный этаж.
— Заходи, я тебя не обижу.
Внутри было темно. Художник зажёг свечу, жестом показал Кате на кровать.
— Ложись спать, поздно уже! Завтра будем знакомиться и дальше решать, что с тобой делать. Раз ты до сих пор со мной и не сбежала, значит некуда, не к кому, как и мне… Первая живая душа, которая не сбежала. Первая в моей жизни такая душа!
Катя только сейчас поняла, как выбилась из сил. Она почти рухнула на постель.
Уснуть не составило большого труда. Сквозь сон девушка чувствовала, как художник прикрыл её одеялом.
На душе было спокойно и радостно. Сон закончился со струящимся, казалось, со всех концов Вселенной, запахом кофе.
— Кохфеёчек самой доброй душе этого грешного мира, — услышала Катя голос художника и открыла глаза. — А теперь давай знакомиться. Я Илья, Илия, Илон, Елюша или Емеля. Как приглянется, так и зови. Елюшей меня называла бабка Сара, Емелей тётка Рута, Илиёй я был для отца, Илоном для матери, а Илья я для бога. А как твоё имя?
— Катерина, — ответила девушка и задумалась над тем, как лучше обращаться к художнику из представленных ей имён.
— Ну так неинтересно, — пробормотал недовольно Илья. — Ты бы тоже назвала хотя бы пять своих имён, чтобы я мог выбрать. А то Катерина как-то скучно звучит.
Девушка покраснела. Вспомнила, как дразнили её дети соседских слуг, вспомнила, как мама обращалась к ней по имени отчеству, а отец просто звал дочкой. Бабка с дедом называли Катюшей. А те мальчишки, которые вызвали сейчас краску на лице, называли черносошницей за то, что она ковырялась в земле со своей матерью, высаживая по весне капусту.
И Катя вдруг произнесла это обидное для неё слово. Но произнесла не спокойно, а выкрикнула громко:
— Черносошница!
И куда-то вдруг ушла обида на тех мальчишек. Почему-то перехотелось быть Катериной. Захотелось вот так себя вести, как вёл художник: непринуждённо, смело и весело.
— Охо-хо! Имечко ты себе выбрала, я тебе скажу, необычное… Может я просто буду называть тебя чертёнком? Хочешь?
Катя кивнула, ей было всё равно, как он будет называть. Сейчас хотелось просто упиваться запахом кофе, голосом нового знакомого и жизнью, которая вдруг стала совершенно притягательной и неизведанной впервые за прожитые пятнадцать лет.
Продолжение тут
Глава выходит ровно в 5 утра. Но ссылка на неё появится позже, так что можно найти новую главу на главной странице моего канала.
Путеводитель по главам тут