ПРЕДЫДУЩИЕ ЧАСТИ МИНИ-ЦИКЛА "Россия в 1839 году" - размышления о многом" - В ИЛЛЮСТРИРОВАННОМ КАТАЛОГЕ "РУССКIЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Не стану отнимать вашего, любезнейший читатель, времени, продолжим путешествие по Петербургу вместе с маркизом дет Кюстином. Тем более, что он только что заселился в лучшую - по мнению её хозяина - гостиницу в столице.
- ... Гостиницей Кулона управляет выходец из Франции; нынче заведение его почти полностью заселено благодаря приближающемуся бракосочетанию великой княжны Марии, так что он, как мне показалось, был едва ли не огорчен необходимостью принять еще одного постояльца и не слишком утруждал себя заботой обо мне. Тем не менее после долгих хождений по дому и еще более долгих переговоров он поселил меня на третьем этаже в душном номере, состоящем из прихожей, гостиной и спальни, причем ни в одной из этих комнат не было ничего похожего на шторы или жалюзи... В воздухе стоит решительно невыносимый запах штукатурки, извести, пыли, насекомых и мускуса.
Тут нам придётся немного повиниться перед европейским гостем. Хоть гостиница и "лучшая", однако же гордиться типично русскими недостатками, описанными, кажется, едва ли не у всех наших классиков, ни к чему. Можно лишь посочувствовать маркизу, явившему, кстати, в своём рассказе изрядное чувство юмора и даже какую-то великодушную снисходительность по отношению к нам.
- ... Вместо того, чтобы, по своему обыкновению, отправиться бродить куда глаза глядят по улицам Петербурга, я, не снимая плаща, бросился на огромный кожаный диван бутылочного цвета, прямо над спинкой которого висело украшавшее гостиную панно, и заснул глубоким сном… который продлился не более трех минут. Проснулся я оттого, что почувствовал жар, оглядел себя и увидел… что бы вы думали? шевелящийся коричневый покров поверх моего плаща; отбросим иносказания: плащ мой был усеян клопами, и клопы эти ели меня поедом. В этом отношении Россия ничем не уступает Испании. Однако на юге у вас есть возможность искать спасение и утешение на свежем воздухе, здесь же вы остаетесь взаперти, один на один с врагом, и ведете борьбу не на жизнь, а на смерть. Я сбросил с себя одежду и принялся бегать по комнате, громко зовя на помощь. «Что же будет ночью?» — думал я и продолжал кричать что есть мочи. На мой зов явился русский слуга; я втолковал ему, что хочу видеть хозяина гостиницы. Хозяин заставил себя ждать, но наконец пришел, однако, узнав причину моего огорчения, расхохотался и тотчас удалился, сказав, что я скоро привыкну к своему пристанищу, ибо ничего лучше я в Петербурге не найду; впрочем, он посоветовал мне никогда не садиться в России на диваны, ибо на них обычно спят слуги, а им сопутствуют легионы насекомых. Желая успокоить меня, он поклялся, что клопы не тронут меня, если я не буду приближаться к мебели, в которой они мирно обитают. Утешив меня таким образом, он удалился.
Решив вопрос с помощью местного бывалого слуги, снабдившего перепуганного маркиза железной походной кроватью и матрацем со свежайшей соломой, де Кюстин отправляется на прогулку. Городская архитектура наталкивает его на новый вывод: "На каждом шагу я с изумлением замечаю, что петербургские архитекторы смешивают воедино два таких различных искусства, как возведение зданий и постройка декораций. Петр Великий и его преемники приняли столицу за театр". Как вам угодно, monsieur, пусть будет "театр". Вы нынче на удивление миролюбивы...
- Покинув трагический и старинный Михайловский замок, я пересек широкую площадь, просторами и безлюдностью напоминающую парижское Марсово поле. Общественный сад по одну сторону, несколько домов по другую, посередине песок и повсюду пыль — вот и вся площадь; форма ее неопределенна, величина огромна; она подходит к самой Неве; там, ближе к воде, установлен бронзовый памятник Суворову
Да, правильно. Мы - на столичном Марсовом поле. Он же "Царицын луг", официально утративший своё название ещё в 1805-м, но негласно всё ещё так и называемый. Вспомним хотя бы знаменитую (и мою любимую) картину Григория Чернецова с километровым названием "Парад и молебствие по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыном лугу в Петербурге», написанную в 1837 году и имевшую несчастье чем-то не понравиться Николаю Павловичу, чего, признаться, я искренне не понимаю.
Переправившись через Неву, маркиз попадает в Петропавловскую крепость, где - как истинный гуманист - немедленно предаётся вселенской скорби.
- В этой мрачной цитадели мертвые, как мне показалось, куда свободнее живых. Я задыхался в ее стенах... Мы, жители Запада, роялисты-революционеры, видим в государственном преступнике, заключенном в петербургскую крепость, лишь невинную жертву деспотизма... Во всяком шорохе мне слышалась жалоба; камни стенали под моими ногами, сердце мое разрывалось от сочувствия к страдальцам, претерпевающим жесточайшие из всех мучений, какие человек когда-либо причинял себе подобным. О! как мне жаль узников этой крепости! Если судить о существовании русских, томящихся взаперти под землей, по жизни тех русских, что ходят по земле, нельзя не содрогнуться…
Можно подумать, Бастилию, Тауэр и Пьомби придумали русские. И гильотину - заодно. У всякого государства - свои тюрьмы. Кстати, чудесным изобретением доктора Гильотена французы забавлялись ещё очень и очень долго. А у нас к 1826 году вообще забыли как казнить. Можно, разумеется, тут и возразить: гильотина - казнь милосердная, без мучений, а русские 12 тысяч палок - конец столь же верный, сколь и мучительный. Но о смертных наказаниях маркиз речи вообще тут не ведёт. Только об узилищах. И явно намекает на события 1825-1826 годов, но - давайте уж откровенно... К "декабрьской нелепе" нельзя относиться с прямолинейностью несведущего иностранца. Здесь слишком много всего намешано. И потом: в какой, позвольте осведомиться, стране мира подобные мятежи поощрялись бы с беспечной мягкостью? Вроде - "Ай-ай, вы, верно, князь, запутались совсем, глупый князь, ступайте в отставку и чтобы более в столице вас не видели..." Так - что ли? Продолжайте любить своё обобщённое человечество, маркиз, а в наши дела не вмешивайтесь, или хотя бы ограничьтесь стенаниями. А лучше - продолжайте уже свою прогулку. Вот, к примеру, знаменитые петербургские Острова.
- Меня повезли на острова; это — прелестное болото; никогда еще никому не удавалось так удачно скрыть тину цветами. Вообразите себе сырую низину, откуда, однако, в летнее время вода отступает благодаря осушительным каналам: низину эту засадили великолепной березовой рощей и выстроили здесь множество очаровательных загородных домов. Видя здешние березовые аллеи (а березы и сосны — единственные деревья, произрастающие в северных ледяных пустынях), воображаешь, будто попал в английский парк. Острова — не что иное, как огромный сад, усеянный виллами и коттеджами и заменяющий жителям Петербурга загородную местность; бивуак царедворцев, густо населенный в течение недолгой летней поры и пустующий во все остальное время года. Туда ведут несколько очень красивых дорог и переброшенные через разные рукава реки мосты. Гуляя по тенистым аллеям, чувствуешь себя за городом, однако загородная эта местность однообразна и лишена естественности. Почва повсюду совершенно ровная, а деревья одни и те же: откуда же взяться живописным видам? Старания людей лишь в очень малой мере исправляют изъяны природы
Ну что ж ты будешь делать? И здесь не угодили! Более того: де Кюстин позволяет себе делать из одних только видов Островов такие глубоко идущие выводы, что, признаться, даже затруднительно отследить всю цепочку его умозаключений. Не верите? Напрасно!
- Я не стал бы упоминать о недостатках этой обделенной Богом земли, не стал бы, путешествуя по северной стране, скучать о южном солнце, не подчеркивай русские своего полного презрения ко всему, чего лишено их отечество: они довольны всем, вплоть до климата, вплоть до почвы; фанфароны от природы, они хвастают не только обществом, но и природой своей страны; притязания их изгоняют из моей души смирение, каковое я почитал своим долгом и каковое намеревался выказать, странствуя по северному краю... В России дозволены лишь те развлечения, что начисто лишены смысла. При такой суровой жизни серьезная литература никому не нужна. На фоне этой страшной действительности успех могут иметь лишь фарс, идиллия или весьма иносказательная басня. Если же в этом невыносимом климате деспотическая власть еще усугубит тяготы существования новыми указами, человек навсегда утратит всякую возможность вкушать счастье и покой. Безмятежность, блаженство — здесь эти слова звучат так же неопределенно, как слово «рай». Лень без отдыха, тревожное бездействие — вот к чему неминуемо приводит северное самодержавие. Русские не умеют наслаждаться жизнью в той загородной местности, которую сами создали у своего порога. Женщины ведут летом на островах точно такой же образ жизни, как зимой в Петербурге: встают поздно, днем занимаются своим туалетом, вечером ездят в гости, а ночь проводят за карточными столами; забыться, одурманить себя — вот явная цель всех здешних жителей. Весна на островах начинается в середине июня и продолжается до конца августа; на эти два месяца обычно — кроме нынешнего года, являющегося исключением, — приходится в общей сложности семь-восемь жарких дней; вечера здесь промозглые, ночи светлые, но туманные, дни пасмурные; в таких условиях предаваться раздумьям — значит обречь себя на невыносимую тоску. В России разговор равен заговору, мысль равна бунту: увы! мысль здесь не только преступление, но и несчастье
Даа... вот так съездил за город! Специфическое монохромное зрение заморского гостя позволяет ему видеть нечто, нам, русским, незримое. А Пушкину - нравилось. Да и весь столичный свет всегда снимал дачи на Островах. Должно быть, ужасно жить себе, не имея в окружении Пророка, способного открыть всем глаза на беспросветность подобного Бытия!.. Вот, кстати, и "пророчество" от нашего Витии... К счастью - несбывшееся. Как и многие "прозрения" автора.
- То, что ежегодно происходит с островами, рано или поздно произойдет с целым городом. Стоит монарху на один день забыть эту столицу, не имеющую корней ни в истории, ни в почве, стоит ему под влиянием новых политических веяний обратить взор в иную сторону, и сдерживающий реку гранит искрошится, низины вновь покроются водой и вся эта безлюдная местность отойдет к ее первоначальным хозяевам
Полагаю, пришло время проститься с нашим удивительным скептически настроенным гостем, а чтобы развеять впечатления от его парадоксальных умозаключений, давайте послушаем "Вальс-фантазию" Михаила Ивановича Глинки, написанный... какое совпадение... в 1839 году.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
