Сандре часто снились страшные сны. Если бы их можно было показать другому человеку, будто кино, он бы сказал ей, что в основном это «сны с криминальным уклоном». А если бы зритель оказался еще и причастен к исследованию психики, то заподозрил, что причина пугающих сновидений- ее молодой, красивый и веселый отчим.
Что творилось в глубине его души? Чего Сандра подсознательно ждала от него? Почему ночами ей являлись серийные мань-яки, безжа-лостные уби-йцы, на-с-иль-ники и псих-опаты. Кош-мары, в которые она попадала, были до того реальными, что Сандра научилась спать, сжимая зубами край простыни.
Прежде она нередко кричала – тем неестественным, сдавленным и жутким криком, какой не могла бы повторить наяву. Ее будила мать – раздраженная тем, что дочь не дает ей спать.
— Хватит смотреть эти ужастики по интернету… Ты так головой поедешь, и кому ты тогда будешь нужна? Кто тебя станет кормить?
У Сандры слезы набегали на глаза – хорошо, что в темноте не видно. В такие минуты она особенно остро чувствовала свое одиночество. Мать давала понять, что она не собирается ухаживать за дочерью, если с той что-то случится. И вообще мать только терпит ее до поры. Из-за стены раздавался голос отчима, тоже сонный, но скорее насмешливый, чем раздраженной. Он советовал Сандре «сменить репертуар» и стонать как эти…ну знаешь, в фильмах для взрослых.
Девушка видела, как напрягалась мать, как спешила в свою спальню, шлепая босыми ногами. Она старалась «соответствовать» своему другу. Темно-синяя шелковая ночнушка с кружевами, никакого крема на лице, никаких бигуди…Она не собиралась быть красивой для кого-то завтра, а хотела выглядеть как можно лучше «здесь и сейчас». Сандра подозревала, что отчиму это давно уже было безразлично.
Оставшись одна, Сандра проверяла – плотно ли закрыта дверь, потом подходила к окну, и старалась открыть его так, чтобы этого не услышали в соседней комнате. Свежий ночной воздух в клочки рвал остатки сновидений. Девушка знала, что теперь она, может, и не уснет до утра, но все равно – это был лучше, чем проваливаться в очередной кошмар.
Может быть, если бы кто-то помог ей тогда – кто угодно – врач, психолог – она бы не оказалась здесь, в этой палате. Но Сандра даже не надеялась на помощь, она знала, что сможет для себя сделать что-то только сама, поэтому откладывала все на потом.
Пока она металась ночами на своём — еще детском и слишком коротком для нее теперь — диванчике (ей снилось, что она сидит в темном подвале, в железной клетке), ее одноклассники отдыхали в других странах, или где-то в далеких уголках страны – да хоть в деревне у бабушки. Для Сандры же лето – это двор, свой или чужой, компания, при виде которой прохожие искривляли свой путь, старались отойти подальше, теплое пиво, и многоэтажки кругом – как стены колодца.
Осенью, в первые школьные дни, когда одноклассники, как перелетные птицы слетались за парты и делились впечатлениями, Сандра думала, что когда-нибудь она тоже… Нет, она не собиралась быть проводницей всю жизнь. Просто утолит свою жажду странствий. Так, порой, во время уроков, ее растущее тело просилось — сорваться с места и бежать, сжечь копящиеся и переполняющие ее силы…Так и эти странствия в поездах – пусть километры стелются под колесами, а глаза не успевают охватить мелькающие за окнами пейзажи. Это действительно была жажда…
А потом, когда она ее утолит – она что-нибудь придумает. Сандра не заглядывала так далеко вперед. Может, она пойдет в институт, а может, накопит на хороший фотоаппарат, и станет блогером, рассказывая о путешествиях. И когда-нибудь купит автодом и будет странствовать, куда душа запросит. И еще она найдет врача, который пропишет ей таблетки, чтобы она могла крепко спать всю ночь напролет. «Упала камушком и уснула», — говорила иногда мать.
Существовало как бы две Сандры. Одна из них — красивая девчонка, повидавшая жизнь. С крашеными рыжими волосами. А глаза – если говорят, что глаза – зеркало души, значит душа Сандры давно уже превратилась в пепел. И глаза того же светло-пепельного цвета.
Эта Сандра научилась не плакать, она может выкурить пачку сигарет в день. Рядом с ней интересно мальчикам и страшно «хорошим» девочкам.
И есть другая Сандра. Та, которая еще помнит вкус леденцов, и то, как она бежала в панамке по лугу с ромашками. Лет пять ей, кажется было. У матери на работе устроили что-то вроде выездного пикника. Мать думала пристроить девочку к соседке, но в последнюю минуту все сорвалось. То ли соседка забыла о договоренности, то ли у нее что-то случилось, и она уехала, но дверь оказалась заперта.
Мать чертыхнулась и взяла Саньку с собой. И пока взрослые расстилали скатерти на траве, накрывали угощение и болтали между собой – Санька до одури набегалась по весеннему лугу с сачком, и глаза ее уже путали – где бабочки, а где цветы. Она и самой себе не признавалась, что до сих пор считает этот день самым счастливым в жизни.
Нельзя…Нельзя себя баловать такими воспоминаниями – слезы задушат. Так о чем шла речь? Ах да, о сером автобусе.
…В тот день у отчима была выходной. Оттянуться в его понимании значило, устроиться поудобнее в спальне, с ноутом, включить какой-нибудь боевик – покруче – и на полную мощность, чтобы выстрелы звучали так – будто палят прямо в ухо. А рядом чтобы стояла пара «полторашек» с крепким пивом…
В такие дни, если матери не было дома, а ей самой не нужно было в школу, Сандра старалась куда-нибудь слинять. Но на этот раз она не успела. На улице шел дождь, и она все ждала, что вот сейчас он кончится.
Когда в дверь позвонили, отчим не слышал из-за экранной пальбы, и открывать пришлось девушке.
На пороге стояла соседка. Сандре она нравилась. Пожилая худенькая женщина – она жила тут, кажется, всю жизнь. И часто, когда Сандра была еще маленькой, угощала ее то конфетами, то яблоками с дачи. Но сейчас лицо у соседки было страдальческое.
— Сделайте потише, а? — попросила она, — Пожалуйста…Догадываюсь, что это надолго, а у меня так болит голова.
От сочувствия девушка морщится, точно у нее тоже что-то болит. Будь ее воля, она бы выкинула ноут прямо в окно. Но здесь ничего от нее не зависит, и обещать она не может.
— Я скажу ему, — говорит она.
Обе понимают, о ком идет речь. Теперь уже соседка с сочувствием касается ее руки и возвращается к себе. Сандра толкает дверь спальни, ощущает запах пива (скоро в туа-лете будет пахнуть еще хуже) и говорит достаточно громко, чтобы отчим мог услышать, но с напускным безразличием:
— Соседи просят убавить звук…
— Шли их куда подальше, — велит отчим, — Пусть затк-нутся. До вечера еще далеко, нечего права качать…
Больше Сандра ничего сделать не может. Она поворачивается, чтобы уйти.
— Стой, — приказывает мужчина,— Сообрази мне чего-нибудь перекусить.
Мать оставила в холодильнике полный обед, но тарелку с борщом в постель не принесешь. Сандра бросает взгляд на экран. Судя по всему, до конца фильма еще долго. Значит, отчим не заметит, как она уйдет гулять. Ну и что, что дождь.
В кухне Сандра делает бутерброды с вареной колбасой. Хлеб надо нарезать потоньше, а колбасу – потолще. И на каждый кружок положить горчицу, а баночка с ней почти опустела. Отчим любит горчицу, как он сам говорит «с страшной силой» и Сандра мститель представляет, с каким удовольствием размазала бы желтую массу у него по лицу, да так, чтобы в глаза попало, будто дракон дыхнул пламенем.
Она несет в спальню целую тарелку бутербродов и хочет поставить ее на тумбочку около кровати. Но отчим неожиданно отрывается от фильма – ему пришла в голову новая забава.
— Стой!
Что он еще задумал? Сандра боится уточнить, отводит глаза.
— Встань-ка на четвереньки, - велит отчим.
И когда девушка медлит, он добавляет дружелюбно:
— Знаешь, я звонил твоей класс-нухе… Хочешь узнать, что я ей рассказал? А ну-ка встала…
Каждый раз Сандра боится одного, хотя она и знает, что этого не будет. Когда она опускается на четвереньки, отчим поднимает над ее головой бутерброд.
— Я хочу узнать, можешь ли ты в такой позе подпрыгнуть…Когда-то были конфеты «Ну-ка, отними» назывались. Отними у меня колбаску. Если получится у тебя – я расскажу…
У Сандры получаются только маленькие прыжки – чуть оторваться от земли, и думать о том, чтобы не упасть, не разбить лицо. Отчим хохочет закинув голову.
— Вижу, вижу, что ты не спортсменка… Ладно, я добрый, слушай… Я позвонил твоей классной, и сказал, что очень беспокоюсь за тебя. Потому что не раз видел, что ты куришь ду-рь… не раз видел тебя в от-ключ-ке… Я попросил, чтобы этот разговор остался между нами, но спорю – она сегодня позвонит твоей матери. И поскольку это исходит от классной руководительницы – та ей поверит.
Сандра вскакивает, обтирая ладони о джинсы. В этот момент что-то ломается – и навсегда- в ее душе. Значит, все ее терпение, все старания ужиться с этим человеком, не злить мать -все пошло прахом.
Остается мизерный шанс – перехватить мать первой. Объяснить ей, что всё это ложь…
И в час, когда мать обычно возвращается с работы, Сандра дежурит в подъезде. Время идет, а матери все нет, и девушка курит одну сигарету за другой. Наконец, заметив знакомую фигуру, подходящую к подъезду, она срывается ей навстречу.
И сразу понимает – поздно. Как можно быть такой ду-рой…. Она забыла про телефон. Отчим, конечно, давно позвонил матери, и все ей рассказал. Сандра видит это по лицу женщины. Если мать краснеет пятнами – это значит, что она будет орать на нее, орать так, что у нее самой станет закладывать уши… Это может плохо кончиться – один раз матери уже вызывали «скорую» после такого скандала, давление у нее взлетело до небес.
Мать вцепляется Сандре в руку – плохой признак, значит, она намерена тащить дочь домой и разбираться там по полной программе. У Сандры есть только минута – когда они поднимаются в лифте.
— Ты не знаешь, что он со мной вытворяет, — торопливо говорит она, — Когда тебя нет, он обращается со мной как с собакой, даже хуже…. Потому что многих собак жалеют и любят.
Зачем она это сказала?! Мать цепляется за слово «любит». Оно вписывается в ту картину, какую она себе нарисовала.
— Выметайся вон, лживая др-янь!, — кричит мать прямо в лифте, — Чтобы никогда больше, нигде… я тебя…
Лифт останавливается, мать выталкивает девушку на площадку, но та больше ничего не хочет слушать – она бежит вниз по лестнице, задыхаясь от обиды и унижения. Позже она удивится, как не подвернула ногу во время этих безумных скачков – через несколько ступеней, из пролета в пролет…
Уже темно, а дождь все еще не прекратился. Мать даже не подумала, что Сандра ушла в ночь. И где она сегодня будет ночевать…
Девушка и сама точно этого не знает. Можно поехать к Аньке, но это далеко, почти час автобусом. Но подруга - единственный человек, который сейчас гарантированно дома. Родители у нее на даче, которую Анька терпеть не может. Сандра заберется в ванну, просидит в ней целый час, а потом они с Анькой будут в кухне пить чай, и не только чай, конечно… И курить, и думать о том, что делать дальше. Вместе думать как-то веселее, хотя нет сейчас более неуместного слова. Сандре совсем не весело. Голова у нее болит, и она замерзла до чертиков. Кроссовки промокли, и она давно уже не ощущает пальцев ног. Хоть дождик, наконец, кончился.
Сандра ждет на остановке долго, может полчаса, а может, еще дольше. К подруге, на окраину города, ходит один-единственный автобус, «единичка». Сандра приглядывается к фарам машин вдалеке, пытаясь высмотреть – автобус это едет или легковушка. Сейчас она на остановке одна, и ей делается не по себе.
Наконец, показывается автобус. Это может быть совсем не тот номер, который ей нужен, к тому же – автобус страшно грязный, будто его не мыли сто лет. Прошел дождь, но этот слой пыли… серые окна, через которые мало что разглядишь. Сандра старается различить номер. Единица, в этом не может быть сомнения. Слава Богу! Она бы больше не выдержала - дрогнуть на остановке. Кажется, она пошла бы ночевать в первый попавшийся подвал. А в автобусе всяко должно быть теплее. Сандра нащупывает в кармане мелочь, поспешно поднимается в салон. Она хочет занять место, если повезет – у окна. «Единичка» обычно ходит набитая под завязку. Но сейчас в ней нет ни единого человека. Кроме девушки и шофера, конечно. Весь салон в распоряжении Сандры, но внезапно она чувствует леденящий ужас. Она собиралась пойти и заплатить за проезд, но сейчас не может заставить себя этого сделать.
Ей страшно узнать, кто сидит за рулем.
Продолжение следует
