Девушке кажется, что даже сердце ее перестало биться. Она делает над собой огромное усилие, и медленно, перехватывая поручень – словно не уверенная в том, что удержится на ногах, когда увидит – идет в самое начало автобуса, туда, где сидит водитель.
Сандра пытается ободрить себя, отмечая знакомое, то, что явно не относится к потустороннему. Запах бензина, реклама на стеклах…Но ужас иррационален.
Наконец она видит широкую мужскую спину в серой рубашке, черную кепку на голове…. Надо окликнуть водителя какой-нибудь самой простой фразой. Например, спросить его сколько стоит проезд. Или заранее попросить остановить автобус на той остановке, которая ей нужна.
Но тут она обращает внимание на дорогу. Ведь они должны быть в городе – фонари, многоэтажки, в которых светятся окна, встречные машины… Сандра прожила в этом городе всю жизнь – она знает тут каждую улицу. Но фары освещают пустынное шоссе, которого она никогда прежде не видели, а вокруг и вовсе – тьма, будто они мчатся не по городу, а по туннелю метро
— Остановите! — визжит Сандра.
Она сама не ожидала от себя такого. Она никогда не кричала так в присутствии чужих людей. Даже когда в детстве, упав с качелей, сломала руку. Но сейчас крик Сандры оглушает ее саму.
И тогда человек за рулем слегка поворачивает голову, усмехается и говорит:
— Сейчас.
И снова это похоже на метро. Темный туннель кончился. Теперь вокруг – город, улицы, но Сандра их не узнает. Но когда автобус открывает двери на пустынной остановке, она выскакивает из него, не задумываясь. Где угодно, куда угодно – только не с этим странным человеком, который, похоже, и не человек вовсе.
Водитель закрывает двери и автобус уезжает. Похоже, он не ищет новых пассажиров. Сандра остается одна.
Она похлопывает себя по карманам и убеждается, что ситуация аховая. У нее только мелочь…Где она находится – она не узнает, наверное, автобус привез ее в какой-то новый район. Это не должно быть далеко, ведь они ехали совсем недолго. Сандра хватается за телефон – хочет позвонить подруге. Нужно только подойти к домам, прочитать название улицы, и тогда можно вызвать такси. Анька же пусть встречает ее у подъезда, и заплатит.
Черт, черт, черт… МТС тут не ловит, сигнала на телефоне нет. Сандра растеряна. Остается только спросить, где она находится, у редких ночных прохожих. Может быть, кто-то разрешит ей позвонить со своего телефона.
Сандра слышит шаги за спиной и оглядывается, радуясь уже тому, что она не одна. Но через мгновение лицо ее снова становится настороженным. К ней приближается мужчина в черной куртке. Он одних лет с отчимом и чем-то неуловимо на него похож. Но, конечно, это не может быть он.
Сандра ловит глазами каждое его движение, надеясь, что мужчина первым попытается установить какой-то контакт. Скажет что-нибудь, улыбнется, просто кивнет. В конце концов, их тут только двое. И тогда она сможет спросить у него – может быть, тут ходят еще какие-то автобусы? Нормальные…
Сандра смотрит жадно, поэтому не пропускает момент, когда незнакомец погружает руку в карман и что-то из него достает. А потом – миг, что-то щелкает – и уже она видит блестящее лезвие ножа.
Сандра настолько не ожидала этого, что несколько мгновений она просто отступает назад, ловя ртом воздух, и только потом поворачивается и пускается бежать. Незнакомец бежит за ней. Сандра легче, на ней джинсы и кроссовки, в которых так удобно бегать. За ее спиной – тяжелые шаги, сбивчивое дыхание… Она должна была бы уже оторваться от преследователя, но все происходит как в дурном сне – мужчина не отстает.
И никого, никого вокруг, кто бы за нее вступился…. Сандра бежит, зная, что рано или поздно не выдержит – что-то случится. Она запнется, рухнет или прервется дыхание как у загнанной лошади, или этот страшный человек ее всё же догонит…Ее жизнь зависит от того, как долго она сможет бежать…
Есть еще один выход – оторваться от преследователя, скользнуть в какое-нибудь убежище и затаиться. Может, он потеряет ее из вида, и эта безумная гонка кончится. Или она хотя бы переведет дух.
Сандра решает попробовать. Она делает отчаянное усилие, несется как стрела, а потом сворачивает в первый подвернувшийся проулок. Замечает, что в одном из домов открыта подвальная дверь. Она сбегает по ступенькам, захлопывает дверь за собой. К ее удивлению, здесь не абсолютно темно, как она ожидала — из окон падает свет фонарей. Сандра ищет на двери защелку, но ее нет, разве что навалиться всем телом…Это не выход – незнакомец сильнее, ему достаточно толкнуть дверь с силой, чтобы девушка отлетела от нее. Сандра оглядывается – может тут есть что-то, что можно подтащить ко входу. И внезапно она видит, что на старом столике, что стоит у стены – нож… Отличный нож с длинным острым лезвием…
…Ах, если бы в палате можно было закурить… Сандра делает такое движение, будто отнимает сигарету от губ.
— Вот так меня и нашли, — говорит она отрешенно, — В подвале чужого дома, с ножом в руках… Я никого не узнавала, а когда меня накачали лекарствами, я отоспалась и стала приходить в себя, никто не поверил моим рассказам. Пси-хоз, галлю-ци-нации, и все такое…
Валя внимательно слушала ее рассказ, запустив пальцы в волосы и раскачиваясь. А Лена спросила:
— И что? Мать приходила к тебе сюда?
Сандра пожала плечами. И опять – этот жест с сигаретой:
— Говорят, приходила. Только не ко мне, а к главврачу. Она сказала, что я, наверное, очень хорошо нака-чалась нар-котиками, поэтому мне поплохело. Понимаете, девы, это было прямо то, что отчим говорил, так что для нее все сошлось. Мать спрашивала, когда меня здесь пролечат, нельзя ли меня отпра-вить еще куда-нибудь на принудительное лечение. Мол, она теперь боится со мной в одной квартире жить.
У Лены едва не вырвалось «бедная девочка», но она сдержалась.
— Ну я что вы-то все встрепенулись, когда я про автобус заговорила? — Сандра повела подбородком, — Меня уже и тут почти убедили, что это глюк…
— Тогда он массовый, — сказала Лена.
Она попыталась устроиться на кровати поудобнее, но койка была с сеткой, продавленная, и как Лена, в конце концов, села, облокотилась спиной о холодную крашеную стену.
— Ты бы знала, куда он меня завез, автобус этот…
Настал черед Сандры расширить глаза.
— Не смотрите так, девочки. Вы ж про меня ничего не знаете – и слава Богу. Это очень фи-гово, если каждому известна твоя биография. Я вам кратенько расскажу – как оно было на самом деле, потому что у чужих домыслов очень много… Ну что, родилась, училась – это пропустим…
Теперь Лена попыталась сесть так, чтобы обхватить колени руками – но снова не удалось, провисала черт-ова койка…
— И любила я, значит, в походы ходить, — продолжала она, — Сначала в школе, с друзьями. Потом путевки брала… соответствующие. Ну там, знаете, конный поход, велосипедный… а то и просто с рюкзаком. Ну а поход – это что? Это вечер, костер, гитара… Никто меня специально не учил, играла я так себе всегда, по дворовому – три аккорда. Но когда тебе изо всех сил хочется вы-педн-риться….Короче, стала я песни писать…Сначала я стеснялась… Потом, когда стала все-таки брать гитару и петь свое, говорила друзьям, что где-то услышала слова, а автора не знаю…
Но не для того я это все говорю. Мы были в походе на Кавказе, никаких серьезных маршрутов, конечно…Кто мы? Просто любители. Мальчишки и девчонки, студенты, которым захотелось приключений. А там как раз отдыхала группа, короче, эти мужики поднимались на Эльбрус. Да и он был для них лишь разминкой, летом они должны были улететь в Тибет. Ну и вот, вечером все вместе сидели, пели, разговаривали… Нет, я так никогда не закончу.
— А что нам здесь делать-то? Только слушать, — подала голос Валя. Она так давно не говорила, что хриплым был ее голосок, она прокашлялась.
— Итог – я влюбилась. Здесь это все не передашь. Классный парень, поверьте. Олежка Зорин. Он работал каскадером, ну а альпинизм — это его страсть, но он скромничал, говорил — ходит в горы просто для того, чтобы не потерять форму.
И была у нас девочки большая-большая-большая любовь… На то время всё это и пришлось – мой бардовский клуб, фестивали, известность…Это потому, что я тогда была такая счастливая, что просто вот хотелось всем этим делиться.
А потом он не вернулся. Уехал на месяц с ребятами – и всё… В любимом его Тибете…Там никто не выжил. Когда их искали… я уже знала все спасателей, и один из этих парней передал мне слова местного старика: «Рано или поздно гора их отдаст…» Правду говорят… Сейчас же климат теплеет, льды тают… уже бывало, что находили тех, кто пропал много лет назад.
Лена говорила, время от времени делая паузы в несколько секунд, переводя дыхание. Собираясь с мужеством рассказывать дальше.
— Олегу так нравилось там. Он не раз обходил гору Кайлас с паломниками…Ну, ту самую, на вершите которой живет Бог. Ладно, и это проехали.
Когда я поняла, что ничего больше не будет, не будет даже похорон, я умом знала – я же всё-таки взрослый уже человек – что надо собраться с силами и жить дальше. Но вот это острое одиночество, девочки, это…
Иногда я стала просить подруг заночевать у меня. Или стала звонить знакомым и просить: «Поговори со мной…О чем хочешь, просто чтобы я слышала живой голос».
А потом у меня появился кошмар, свой собственный. Мне снилось ночь за ночью, что я брожу по пустому темному городу, в котором никого нет. Казалось бы, ну что тут такого? Ну что страшного в пустых домах и улицах, на меня же никто не кидается, как вот на тебя, Санечка…
Но потом мне все в один голос стали говорить: «Ты очень плохо выглядишь. Ляг, обследуйся». И, в конце концов, загнали меня в больницу. Я не очень возражала, потому что там вокруг – живые люди, а мне труднее всего было оставаться одной в то время.
И выяснилось, что загнали меня правильно. Врачам что-то не понравилось, меня начали смотреть уже серьезно, на разных приборах, и…, — Лена потерла лицо ладонью, — Загнали на операцию. Оказалось, что у меня в голове ане-ври-зма, и в принципе, все могло окончиться плохо. Так Олег ушел, а так я могла уйти у него на руках…
Какое у меня тогда настроение было… Честно, я надеялась, что после операции не проснусь. Думала, что отправлюсь на тот свет комфортно и без мучений. Я этого хотела…
Но врачи оказались очень хорошими. Я потихоньку начала вставать. Поняла, что даже инвалидом, скорее всего, не останусь. И вот это было уже кстати, потому что ухаживать за мной некому. Только подруги, но нельзя же было бы бесконечно сидеть у них на шее.
И стала я кое-как налаживать жизнь с нуля. Старалась как прежде… Снова пошла в тот Дворец культуры, где мы собирались. Подтянулись наши барды, поэты местные.
Только время от времени меня накрывало. Тогда я звонила подруге и ехала к ней. Ну там поплакать в жилетку, рюмку выпить, хотя, конечно, и нельзя мне было, но так тошно девочки, что хоть в пе-т-лю…
Ну вот в тот вечер я и пошла. Уже одиннадцатый час, на остановке никого, и автобус отъезжает. Дождя нет, а он такой серый, грязный…. Я на всякий случай рванула за ним, еще не успев разглядеть номер. Бегу, кричу: «Стойте!». Он затормозил.
— И в салоне – никого? — не выдержала Сандра
— Никого. Я сразу спросила водителя: «Это шестнадцатый?» Он кивнул. И меня даже не встревожило, что там пусто – думала, мало ли что… поздний час, наверное, последний рейс… Села у окна, в автобусе тепло. Я задумалась…. Потом боюсь пропустить свою остановку, тру стекло, пытаюсь разглядеть, где мы едем – только ничего не вижу… Спрашиваю: «Мы улицу Пушкина не проехали?» И через минуту водитель остановил, открыл двери. Я еще подумала — как удачно я спохватилась. Схожу на остановке и… ничего не узнаю. Автобус уезжает. А город тот самый, из моих кошмарных снов.
У тебя, Санечка, хоть фонари там были…. А у меня темный, ночной город. И вот знаете такой сувенир девочки «пь-яная рюмка». Это рюмка, у которой волнистые стенки, и она как будто кренится, словно ее качает. Так вот тут дома тоже такие были – контуры неровные, будто все чуть-чуть смазано, волнистое, качается… Будто город этот тоже принял на грудь.
И еще было такое чувство, что ждал момента, чтобы заманить меня к себе в ловушку.
Мне тогда стало казаться, что это не дома вокруг, а голова у меня плывет сильно-сильно… Что неудивительно, в ней покопались изрядно во время операции. Я боялась, что потеряю сознание, упаду. И стала идти, держась руками за стены, будто я слепая, ощупью…
Иду, иду…совершенно потеряла представление о времени. Потом меня кто-то спрашивает:
— Женщина, вам плохо?
Вызвали «скорую», — Лена дернула плечом, — Ну а потом меня уговорили лечь сюда. Дескать, дома вам никто не поможет, а такой приступ может повториться. Вы сами не знаете, что тогда натворите…И вот, лежу… Только время от времени, сквозь все лекарства – опять пробивает этот ужас. Я думаю, что это со мной уже навсегда.
Вот только не знаю, как я так жить буду. Будто нас разделила черт – все люди нормальные по одну ее сторону, а по другую – я и этот безумный город.
— Да ладно…С этим можно жить, — Валя коленями сжала свои руки, не знающие покоя, — Не, девки, я среди вас точно – Наполеон.
— Наоборот, тебе легче, — попыталась сказать Лена, — У тебя – гормоны. Нормализуют их, и….
— Легче?! — Валя выкрикнула это с ненавистью, так что переглянулись все трое, боялись, что войдет медсестра, потом молодая женщина продолжала уже тише, — Я же точно знаю, что она только и ждет, чтобы получить моего ребенка. Она мне сама об этом сказала…
— Кто - она?
— Та женщина, похожая на ведьму. И она настоящая, непридуманная… Я ее за руку трогала, девки… Рука у нее холодная, грязная, и синяк на запястье.
Продолжение следует