Глава 25
Вызываю Машу и говорю:
– Вот и объяснение метгемоглобинемии. «В местных грунтовых водах обнаружена крайне высокая концентрация нитратов, – читаю документ, – вследствие загрязнения промышленными отходами». Оказывается, там рядом есть химический завод, производит удобрения. Так они придумали сливать отходы прямо в болото, откуда речка течёт.
– Вот же какие… Советую взять кровь у родителей. Они могли тоже пострадать, – говорит Маша.
– Хорошая идея. Спасибо.
Ближе к концу рабочего дня снова иду наведать Еву. Она давно уже прекратила свой прямой эфир. Теперь сидит и осторожно снимает свои «лохматки». Видимо, у неё они многоразовые. Попутно мило беседует со своим PR-менеджером, который своим поведением уже всем доказал, что их отношения простираются далеко за рамки служебных. Не мне их судить, но когда буду в возрасте блогерши, надеюсь, не захочу ложиться в постель с юношей, который мне в сыновья годится.
– Донаты превзошли на 20% все наши ожидания, – слышу доклад Максика.
– А что дальше будем делать? Мне придётся умереть в прямом эфире? – хихикает Ева.
Когда вхожу, они прекращают свои финансово-интимные обсуждения.
– Сахар в крови пока повышен, я должна ввести вам инсулин, – сообщаю блогерше.
Максик отходит к окну и деликатно отворачивается.
– Как часто вы дома измеряете сахар крови? – спрашиваю Еву.
– Ну, сколько там полагается… раза четыре в день. Я не знаю.
– Чтобы не было осложнений, да?
– А какие могут быть осложнения?
– Слепота, инфаркт, поражение периферических сосудов… – начинаю перечислять, но блогерша меня перебивает:
– Это же классные информационные поводы! Представляете, сколько прямых эфиров я смогу провести?
– Я не шучу, – замечаю серьёзно. – Вы должны следить за своим здоровьем. Относиться к болезням нужно серьёзно.
– Простите, милочка, сколько вам лет? – вдруг спрашивает Ева.
– 29, – отвечаю ей.
Она снисходительно улыбается.
– Вот видите. Вам в ваши годы меня не понять. Болезни, – это всё, что у меня есть. Я не могу заниматься веб-камом и показывать свои прелести, на них будут смотреть только извращенцы. А вот рассказывать, от чего я лечусь, как это происходит, собирая донаты, – мне вполне по силам, – рассказывает Ева.
– Хотите сказать, что лишь этим вы зарабатываете себе на жизнь? – спрашиваю её.
– Да. И если бы не донаты, Максика бы лишилась точно. Вы же не думаете, что он рядом со мной из-за большой и чистой любви, – в её голосе слышу грусть, и мне кажется, блогерша искренна.
– Вы такая милая. Вы не замужем? – улыбается она.
– Нет.
Ева задумчиво смотрит в пейзажную фотографию на стене. Мы общаемся в платной палате, куда Заславской попросил её перевести.
– Мы с Максиком поженились год назад. А до этого я двадцать лет была замужем за другим человеком. Познакомились в шестом классе. К выпускному с ума сходили от любви. Едва стукнуло 18, расписались, – рассказывает Ева. Голос её становится грустным. – Два года назад он умер от рака простаты. Я не смогла долго быть одна, стала вести блог… Ну, а теперь я иной жизни себе не представляю.
– Не мне об этом судить, – говорю ей.
– Скажу вам одно: Максик меня не бросит. Никогда. Бог дал мне способ удержать его, – признаётся блогерша. – Может, он и не любит меня. Но ему нравится, как Максик выглядит, заботясь обо мне.
–Я не стала бы жить в браке без любви, – настал мой черёд признаться.
– Милочка, все так думают, – улыбается Ева. – Но всё меняется. А жить надо. Так что осторожнее.
Благодарю её и ухожу. Потом иду к родителям мальчика Семёна и рассказываю, где и как их сын отравился. Предлагаю им сдать кровь на анализы, чтобы убедиться, что сами не пострадали. Они соглашаются. Ребёнка переводим в педиатрическое отделение. Там же, при необходимости, помогут и его маме и папе: посоветуют, какие препараты принимать.
Пока я в кабинете, звонит Заславский. Благодарит за помощь, оказанную Еве Финик.
– Финк, – снова поправляю его с улыбкой.
– Да кой чёрт разница, – смеётся Валерьян Эдуардович. – Это псевдоним. Знаешь её настоящую фамилию? Холявка!
Я смеюсь, и.о. главного врача тоже. Спустя несколько секунд становится серьёзным.
– Слышала, что Гранина отпустили?
– Да. Волнуетесь по этому поводу?
– Немного, – признаётся Заславский. – Но мне кажется, его обратно на должность главного врача не вернут.
– Почему?
– Есть такое ощущение, – загадочным тоном отвечает Валерьян Эдуардович.
Мы прекращаем разговор. Вечером, усталая, возвращаюсь домой. Паркую машину, выхожу, и стоит сделать пару шагов в сторону подъезда, как слышу до боли знакомый голос:
– Элли.
Я резко оборачиваюсь. Ко мне идёт, широко улыбаясь, Никита Гранин. Подходит, и по глазам вижу: хочет обнять, но не решается. Смотрит в глаза и произносит радостно:
– Здравствуй, Элли.
– Здравствуй, Никита, – отвечаю чуть охрипшим от волнения голосом. Первый же вопрос в голове после его появления: «Зачем он здесь?!»
– Вот, прилетел. С самолёта сразу сюда. Думал сначала в клинику поехать, но… решил, пока рано, – говорит Гранин. – Ты, вижу, не ожидала меня тут увидеть?
– Нет, не ожидала, – говорю искренне. – А… зачем ты приехал?
– Соскучился, – улыбается он. – По тебе, по Олюшке.
Последняя фраза как металлом по стеклу. Аж мурашки побежали по спине. Так неприятно это услышать от него!
– Никита, давай не будем поднимать…
– Да ладно, ладно, шучу, – делает он вид, что в самом деле ему весело, а в глазах не так радостно. – Ну, как ты тут?
– Хорошо.
– Вернулась со смены?
– Да.
– Как Заславский? Спит и видит, чтобы занять моё кресло? – усмехается Никита.
– Нет. Он и не собирался тебя подсиживать. Наоборот, тяготится административной работой и хочет вернуться к привычным делам.
– Надо же, – поджимает губы Гранин. – А я думал, он карьерист.
– Валерьян Эдуардович всегда мечтал быть только хирургом, и карьера для него – новые достижения в медицине, а не высокие должности, – защищаю коллегу.
– Ну чего ты взъелась опять? – усмехается Никита. – Я же просто так. Вижу, ты не в настроении.
– Устала.
– Что ж… рад был тебя повидать.
Молчу, поскольку сказать «взаимно» будет означать ложь.
– Тебя… совсем отпустили?
– Кажется, – пожимает плечами Гранин. – Уголовное дело повели в другом направлении. Каком – не сказали. Но доказано: я с Мураховским никак не связан. Так что… ладно. Мне пора. Надо отдохнуть с дороги. Пока. Передавай Олюшке привет.
Он уходит, оставив меня в расстроенных чувствах. Зачем явился? Напугал только и озадачил. «Олюшке привет». Да, конечно, разбежалась! Я спешу домой, чтобы поскорее отпустить няню и остаться с доченькой. Но даже в её обществе меня не покидают мысли о возвращении Гранина. Он ведь наверняка не забыл мой отказ полететь к депутату Мураховскому и просить о прощении. А что сам «народный избранник», интересно? Наверняка ведь тоже зубы точит.
Не выдерживаю и звоню Борису, хотя сегодня мы увидеться не договаривались. Увы, он приехать не может: говорит, мотался весь день по объектам и страшно устал. К тому же простыл немного, не хочет заразить меня или, хуже того, малышку. Извиняется и произносит очень нежные слова о том, как любит, как соскучился… Так и порываюсь сказать в ответ: «Так в чём проблема? Давай жить вместе!» Но женщина не должна навязываться. Мужчина – вот кому принадлежит инициатива в таком деле. Если Борис ещё не созрел, значит, время не пришло.
– Голос у тебя какой-то… странный, – говорю ему. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, просто устал, – отвечает он. – Не волнуйся, всё в порядке.
– Температуры нет?
– Была днём 37,1. Знобило немного. Выпил горячего чая, всё прошло, – смеётся в трубку. – Обычная простуда.
Мы прощаемся, и у меня какое-то странное ощущение… Но врач не имеет права быть ипохондриком, потому, уложив Олюшку, долго читаю, пока не засыпаю наконец.
Среди ночи телефонный звонок. Сотовый вибрирует рядом на кровати.
– Да, кто это? – смотрю на незнакомый номер.
– Привет, докторша, – насмешливо-грубый голос. – Узнала меня?
– Вы кто? – спрашиваю недовольно.
– Не узнала, значит, хе-хе. Что ж, придётся тебе напомнить, раз у тебя бабья память такая короткая. Привет тебе от Климента Андреевича, помнишь такого?
От такого резко сажусь на кровати.
– Что вам нужно? – задаю следующий вопрос, слушая, как гулко сердце стучит.
– Слышала такое слово: справедливость? Задолжала ты Клименту Андреевичу. Его репутации нанесла очень большой вред. Ответить придётся.
Я вдруг понимаю, что это не сам Мураховский (сначала показалось, будто он) со мной говорит, а один из его прихлебателей – помощников.
– Передай своему хозяину, что если у него есть претензии – пусть приезжает и в глаза мне скажет, а не подсылает по ночам гавкать своих шавок по телефону! – и отключаюсь. Номер сразу в «чёрный список», а потом и телефон в «авиа-режим».
Но сердце продолжает стучать, как паровой молот. Иду на кухню, капаю корвалол и капли Зеленина. Этому простенькому коктейлю для успокоения нервной системы меня научили, ещё когда работала в «Скорой». Иногда это единственное, что есть у тамошних врачей, чтобы помочь пациенту, который слишком волнуется.
Спустя двадцать минут прихожу в себя и думаю о том, что мне нужна какая-то тактика самозащиты. Адвокат? Он есть, но не поможет в таком случае. Это же явная угроза. Не охрану же нанимать, я не миллионерша! Кому сказать, кого попросить о поддержке? Данилу с Машей? Они предложат переехать к одному из них, но с Олюшкой не могу! Отправить малышку к родителям в Волхов? Они станут волноваться и спрашивать, что случилось. Да и как я без неё?
«Может, замки сменить? Дверь усиленную поставить? – перебираю варианты. – Или позвать к себе Бориса жить? Глупо. Нельзя так. Неправильно». Потом приходит одна мысль, которую сразу же и воплощаю. Звоню Гранину. Он сонный, видимо, разбудила. Рассказываю, что случилось.
– И что ты хочешь от меня? – интересуется он хмуро. – Чтобы я полетел к Мураховскому и поколотил?
– Ты же хотел принимать участие в жизни Олюшки. Так придумай что-нибудь! – резко бросаю, отключаюсь и… тут же жалею о своём поступке. Не надо было Никиту в это втягивать. Он ни при чём. Сработал инстинкт самосохранения: мы с дочкой вдвоём, сильная мужская рука не помешает, а теперь особенно. «Но зачем же было Гранину звонить?! Вот же глупая», – укоряю себя.
Так и лежу почти до самого рассвета без сна. Забываюсь под утро, а там и будильник.
Когда приходит няня, прошу её никому, кроме меня, не открывать. Она смотрит на меня удивлённо:
– Что-то случилось?
– По радио передавали, у нас в районе маньяк завёлся, на женщин нападает, – придумываю на ходу.
– Ой… Тогда понятно, – отвечает Роза Гавриловна.
Я с тяжёлой головой и напряжёнными нервами еду на работу, мечтая о том, чтобы вся эта история с депутатом поскорее закончилась.
Провожу планёрку, делаю обход, а потом сразу же беру пациента, чтобы заполнить мозг только рабочими моментами. Иду во вторую палату, там ждёт мужчина лет 50-ти. Довольно симпатичный, крепкого телосложения, с хорошей причёской – у него густые и немного вьющиеся волосы с проседью. Тонкий нос, светло-карие глаза, немного широкое лицо.
– Когда у вас появилась кровь в моче, Алексей Иванович? – спрашиваю его, прослушивая дыхание и сердце. Рядом стоит Марьяна Завгородная, – ординатор первого года. Мы познакомились сегодня утром. Ей 25 лет, невысокого роста, подвижная, с умным любознательным взглядом. На меня сразу произвела приятное впечатление. Попросилась взять её в свои ученицы. Что ж, саму когда-то водили чуть ли не за руку, всё показывали и объясняли, теперь мой черёд.
– Пару дней назад. Может, это от усталости. Я только закончил ремонт своего дома. Сразу после выхода на пенсию начал, и вот, смог наконец.
– На пенсию? Так рано? – удивляюсь я.
– Я полковник полиции в отставке, – улыбается он. – Чтобы от скуки не умереть, начал домашними проектами заниматься.
– Много работали?
– Надо было сдать к сроку. Через пару недель у нас с женой серебряная свадьба, 25 лет совместной жизни.
– Поздравляю.
– Спасибо.
– Знаете, происходящее с вами не от усталости, думаю. Температура была? Боль в спине?
– Как обычно, после работы. Без температуры только, – отвечает полковник.
– Похудели?
– Пока работал, весил под 100, а теперь 85. Не приходится на месте сидеть, да и есть особо некогда, – смеётся Алексей Иванович. – Ещё долго?
– Сделаем анализы, тогда будет яснее, – отвечаю ему и прошу медсестру взять кровь и мочу.
Результаты готовы через полтора часа, и я вызываю Марьяну, надо их обсудить.
– Гематокрит 30, – показывает она. – Серьёзная анемия, да?
– Да. В моче эритроциты по всему полю, а лейкоцитов всего 2-3.
– Креатинин и мочевина в норме.
– При такой анемии его надо класть на обследование. Как насчёт дифференциального диагноза?
–Учитывая похудение, гематурия без боли… очень вероятен рак.
А глубоко задумываюсь и возвращаюсь в палату.
Рекомендую к прочтению: любовный роман "Мой и больше ничей"
