- Какая любовница? Я разве давал повод так считать? Кто мог такое придумать? Я просто помогал тебе, пока не приедет твой муж. Никаких плохих намерений у меня не было и нет. Ты же знаешь, я женат. Так и напиши своему мужу, объясни все. Не мне же писать ему письма.
Притомилась Катерина с этими грибами. Еле живая домой притащилась. Ладно, дед позаботился, похлебки сварил. Ждал у ворот, уже весь испереживался.
- Катерина, где вас че рти носят? Я уж думал, поди, ушли в дальний лес, да там и заблудились.
- Ой, Федя, и не говори. Были мы около того лесу. В сам-то лес не ходили, по можжевельнику лазали, который перед оврагом растет.
- Как вы туда попали? Это ведь километров двадцать с гаком?
- Туда Иван, нашей Лизаветы муж, подвез. Обетился к обеду за нами приехать, а сам только к вечеру явился. Вот и сидели, ждали его. Говорит машина сломалась. Да чую я, дело тут не в машине. Ладно, не наше это дело.
- Не наше, как бы. Устали, гляжу. Пошли в дом, я обед сварил, чай со смородиновым листом заварил. Оно хорошо с устатку-то. Я сам уже поел, идите с Ильей, ешьте, потом вместе чаю попьем. Сейчас стадо придет, козу твою встречу.
Илья с удовольствием ел дедушкину похлебку, да нахваливал
- Бабушка, надо раз в неделю деда на хозяйстве оставлять, чуешь, какой супчик сварил?
- Ешь, давай, супчик! Дед твой все умеет, только зачем ему зря стараться, когда Катька под рукой есть. Ешь, да отдыхай маленько, потом грибы надо перебирать.
- Я отдохнул, так хорошо поспал на свежем воздухе! Даже сны какие-то смешные видел. Бабушка! Я сейчас нарою свежей картошки, пожаришь с грибами?
- Ладно, попробуй, покопай. Только ту, что возле бани растет, там красная скороспелка посажена.
- Так я прямо сейчас и схожу, потом неохота будет отрываться от грибов.
- Иди, нарой, там, в огороде и помой сразу. Деда зови чай пить.
Катерина неспешно доела похлебку, помыла тарелки. Сейчас бы прилечь на часок, косточки расправить. Только, поди, ляжешь, дык, так до утра и не поднимешься. Рыжик – гриб нежный. Оставлять его на ночь никак нельзя. Собирала, радовалась, что много, а теперь хоть плачь, Господи, сколько много перебирать-то.
Перебирали, куда деваться. Рыжик, он гриб особенный, его нельзя мыть. Нужно каждый грибочек взять, посмотреть, не червивый ли. После тряпочкой его обтереть. Если прилипла хвоя, листочек какой, сухой тряпочкой. А если уж гриб рос низко, или совсем наполовину в земле, и так бывает, тут нужна влажная тряпочка.
Катерина работает молча, слушая вполголоса разговоры деда с внуком. Ох, что старый, то малый. Рассуждают об устройстве муравейника. Внизу живут трудяги-муравьи. Они таскают еду в муравейник, строят, ремонтируют. Выше живет Армия, еще выше, те, что обслуживают Матку и ее детей. На самом верху Матка. Кормят всю эту пирамиду те муравьи, что живут в самом низу.
Спорят дед с Ильей, умеют муравьи думать или нет? Смешно Катерине. Чем им думать, муравьям этим? Букашки, у них голова меньше спичечной головки, где мозгам помещаться? Умели бы думать, не бегали бы бегом, не кормили бы дармоедов.
Мысли ее плавно перешли на Олега Викторовича. Вот уж где настоящий дармоед. Нашел теплое местечко, легкую и приятную работу, с бабой спать, охочей до этого дела. За это его кормят, поят, машины покупают.
Сберкнижку-то Вера принесла. Бросила в конверте в почтовый ящик, видно постеснялась в дом войти. Нагрудника нет. Сказать правду, с ним Катерина давно распрощалась. Так, напомнила, чтобы попугать Веру Александровну.
Нагрудника не стало, как только Вера стала жить с Олегом Викторовичем. До него, при выступлении на концертах, Вера надевала его. Потом стала надевать поддельный, из современных рублевок. Ругала себя Катерина последними словами. Что толку? Сама своими руками отдала.
Солила Катерина рыжики в дубовый бочонок литров на восемь, может чуть больше. Федор специально для этих грибов выдолбил. Две корзины в один бочонок и ушли, вот какую усадку дает рыжик. Соль клала «на глазок» и бросала в бочонок немного ягод можжевельника. Сверху грибов уже, маленькую веточку. Ароматнейшие получаются рыжики у Катерины.
Управились только к исходу ночи. Катерина отправила мужчин спать, сама убрала мусор, помыла клеенку на столе, подтерла полы. Чего уж тут только нет, и соль, и можжевельник и мусор всякий грибной.
Федор не спал, дожидался, когда Катерина ляжет. Подвинувшись к стенке, он заботливо взбил подушку, на которую примостится его старуха
- Катя, ты вроде как говорила, будто вместе с Лизаветой грибы собирала? Все хочу узнать, не спрашивала ничего про меня Лиза-то?
- Спрашивала ли, Федор? Спрашивала, сильно ли ты болел. Она говорит, что не сердится на тебя.
- Правда, что ли? Или просто меня успокаиваешь. Есть у тебя такая привычка, чуток приврать.
- Когда это я тебе врала? Как только язык не отсохнет, вру я ему!
(Бывает, конечно, как без этого с мужиком выжить. Маленько-то хоть в свою сторону одеялко-то надо подтянуть.)
- Прямо я и записывал в тетрадку, когда ты приврала. Больше ничего не говорила?
- Сказала навестит, когда свободнее будет. У них ведь работы не как у нас. Скотины не пересчитать. К себе звала, приходите, мол.
- Так и сказала? Не тебя одну, обоих нас звала?
- Федор, спи уже, а! Скоро светать будет.
- Ладно, сплю. А с Иваном у них промеж себя как?
- Ну, откуда я знаю, видела я Ивана от силы пол часа. Спи, говорю. Неймется ему. Сказано, устала я.
А что у Ивана? Мишу из больницы выписали, надо привезти. Привез. Лизавета молчит. Регина взяла отпуск без содержания на две недели и поехала с сыном к родителям. Трудно одной с выздоравливающим после операции ребенком. Надо было увезти их на электричку, увез. Лизавета молчит.
Она сдала все документы на удочерение и ждет результата. Дважды в неделю ездит в больницу к дочери. Ей кажется, с каждым разом лицо Танюши становится светлее. Она уже тянется ручонками к Лизе, но улыбаться еще по-прежнему не умеет.
У Ивана началась уборочная. Ни днем теперь ему, ни ночью нет покоя. И зерновые поспели, силос закладывать надо. Пусть небольшой сад, но смородину собрать, увезти на рынок, тоже надо, а тут и вишня, и крыжовник поспели. Скоро и яблоки нужно будет собирать.
Да еще неприятности, одна за другой. То комбайн сломается, то трактор встанет. А из Управления звонят, сводку требуют по уборке. Там лошадь ногу повредила, корова объелась люцерны, не доглядел пастух, пришлось прирезать бедное животное.
Когда тут вспоминать о какой-то Регине? С родной женой поговорить путем некогда. Только по дороге в город, когда она напросится с ним поехать в больницу. И то у него все разговоры про уборку, да про трактора.
Две недели пролетели, как два дня. Регина явилась, как всегда, в конце рабочего дня. Бухгалтер и кассир уже ушли, уборщица еще не пришла. Один Иван сидел за телефоном и громко ругался, то ли с бригадиром, то ли с заведующей фермой.
Со злостью бросив трубку, он воззрился на вошедшую. Молодая, почти незнакомая девушка. Волосы белые, подстриженные, юбка короткая, главное, ногти на ногах накрашены красным лаком. Ногти на ногах! Когда деревенским девушкам и на руках нарисовать ногти некогда.
- Здравствуй, Регина? Что-нибудь с Мишей?
Регина подошла ближе, уселась на стул, закинув ногу на ногу. Перед глазами Ивана мелькнули красные ногти.
- Нет, Иван Иванович, с Мишей ничего не случилось. Он остался у моих родителей. Там квартира благоустроенная, детская площадка во дворе, садик рядом. Папа договорился, с первого сентября Миша пойдет в садик.
- Что тогда? Что случилось? Рассказывай быстрее, Регина, мне еще до комбайнеров надо доехать.
- Посоветоваться пришла. Я приехала, а меня письмо ждет. Какая-то сво лочь написала моему мужу, будто я твоя любовница. Он теперь хочет развода. Что мне делать?
У Ивана дар речи потерялся, он молча смотрел на Регину.
- Так что делать-то, Иван?
- Какая любовница? Я разве давал повод так считать? Кто мог такое придумать? Я просто помогал тебе, пока не приедет твой муж. Никаких плохих намерений у меня не было и нет. Ты же знаешь, я женат. Так и напиши своему мужу, объясни все. Не мне же писать ему письма.
- Ну, я думала, что ты относишься ко мне по-особенному. Кто бы стал возиться с чужим ребенком, если не нравилась его мать?
- Регина, ты красивая женщина, на тебя было приятно смотреть, разговаривать с тобой интересно, но это не значит, что я хотел иметь с тобой какие-то отношения. Ты мне в дочки годишься, Регина. Что за мысли у тебя в голове?
- Приятно было? Сейчас тебе неприятно видеть меня?
- Знаешь, что, Регина? Я тебе посоветовать ничего не могу. Единственно, когда появится в деревне твой муж, я с ним поговорю. А сейчас мне пора уезжать.
- А мне что делать, ты обнадежил меня, я думала, вернее, я надеялась, что когда-нибудь…
- Регина, я сказал, тороплюсь. Я в таких делах не разбираюсь, посоветуйся с кем-нибудь из женщин. Все, я уехал.
Уборочная подходила к концу. Колхоз не сумел выйти в передовые, но и не числился в отстающих. Сами колхозники довольны тем, что есть. Наконец, Иван смог вздохнуть свободнее, у него первый выходной за месяц.
Натопил баню, женщины намыли полы, мать тесто поставила на пироги
- Лиза, дочка! Ступайте в первый пар, веник заваришь сама.
Лиза в последнее время ходила счастливая, как никогда. А сегодня особенно. Может быть в понедельник можно будет забрать дочь. Одежда и игрушки для нее куплены. Коляску и кроватку решили купить, когда дочка уже будет дома.
Лизавета подсела к матери, взяла ее за руки, заглянула в глаза
- Мама, не могу я в первый пар и париться не могу. Доктор запретила. Не велела поднимать тяжести и не делать никакую работу внаклонку.
- Батюшки! Что случилось? Мне казалось, ты в этот месяц поправилась, порозовела даже с лица.
- Мама! Некоторым женщинам беременность идет.
- Кому это, какая беременность?
- Как кому? Мне доктор сказала, что организм мой столько сил накопил, что беременность протекает безо всяких осложнений.
- Ты не шутишь? Ты на самом деле беременна? Ты же говорила, что никогда не сможешь родить.
- Я сама так думала. Мама, я думала у меня закончилось женское. А оно только начинается!
- Господи! Благодарю тебя! Смилостивился, Господи! Ваня знает? Сказала?
- Нет, мама, тебе первой говорю. Я не знаю, как ему сказать.
- Почему? Иди и скажи, обрадуй его!
- Да, он спросит, почему раньше молчала? Уже двенадцать недель, мама.
- Ай, что он скажет? Главное, что у вас будет ребенок. Какая разница, когда сказала. Скажи, мол не знала сама. Он и спрашивать может не станет.
- Боюсь, а вдруг он скажет, чтобы я от Танюши оказалась?
- Дочь, ты что, Ваню не знаешь? Как он откажется, если уже пообещал? Не такой он человек.
- Какой я человек, о чем это вы – в дверях, опираясь рукой о косяк, стоял Иван.
Таисия смотрела на сына со слезами на глазах. Счастье какое, не пропадет род Степановых, будет продолжение ее сына. Как она переживала, как болело материнское сердце за него.
- Я говорю, добрый ты человек, сердечный. Хорошим будешь отцом.
- Постараюсь. Вообще-то немного трушу, как-то непривычно, дочка у меня будет. Справлюсь ли, девочки такие нежные существа. Вот если бы мальчик был, другое дело, наверняка бы справился.
Таисия слегка подтолкнула невестку, мол, говори. Лизавета встала с места, подошла к дверям
- Может еще и сын будет.
- Ну, да! Договорились же. Ксения Николаевна обещала сообщить, если в отделении мальчик появится.
- Не придется нам ждать вестей от детского доктора. Врач-гинеколог уже сообщила, что у нас с тобой будет ребенок.
Иван поморгал глазами, облизал, пересохшие вдруг, губы, правая щека его задергалась в нервном тике.
- Лизонька, я не понял, повтори, что ты сказала!
- Ванечка, любимый, родной! У нас с тобой будет ребенок!
- Ребенок? Мой ребенок? У нас будет ребенок? Я сплю что ли? Этого же не может быть!
- Случилось такое чудо, я сама, Вань, не ожидала.
- Лизонька! Ты сделала меня самым счастливым человеком. Я и так был счастлив с тобой, теперь счастливее в сто крат. Мама, Лизонька! Что мне теперь делать, я не понимаю, сейчас сердце мое от радости лопнет.
Надо же, не было ни одного ребенка, тут сразу двое. Погодки будут, вместе вырастут. У нас с тобой, Лизонька, как положено, сначала нянька, потом Лялька.
- Если снова дочь родится?
- И что? Значит, следующий будет сын! Эх, Лизонька, ты сама не знаешь, какая ты. Самая лучшая женщина ты у меня. Веришь ли, сам себе завидую. Спасибо тебе, Лизонька, спасибо, родная! Как же я тебя люблю!
Продолжение Глава 49