НЕ ПОМНЮ, что мне потребовалось тогда в ящике письменного стола. Да и не важно это сейчас. Там, в аккуратном пакете, лежали старые письма. Фронтовые треугольники. Не знаю, как тут с этикой, но взял пачку, сел читать. Письма эти были адресованы моей матери — старшине — разными людьми. Объединял всех их обратный адрес: полевая почта номер такой-то.
И среди них письмо Люси Самойловой — её одноклассницы. Прочёл его — и показалось, что узнать о таком письме важно будет многим моим сверстникам, год рождения которых чуть ближе к нам, чем май 45-го.
Но как объяснить дома, зачем я вдруг взялся читать фронтовые треугольники? Тогда я решил написать об этом маме письмо. И не одной ей — другим матерям и отцам, всем родителям-фронтовикам тоже.
Письмо 77-го года
«Мама! Прости, мама, что я взял это письмо без спроса да ещё в газете опубликовал.
Но вот что сильнее всего волнует меня в последнее время. Мы — я и мои ровесники — войны не видели. А знать о ней хотим много. О каждом её часе. Ходим в кино — теперь много фильмов показывают про войну. Но знаешь, не в обиду киношникам будет сказано, война экранная не всё объясняет. Не хватает и книг, хотя книг хороших о тех годах много написано. Да и фильмы попадаются убедительные. А важно мне узнать, как именно ты, отец войну чувствовали. Ведь по возрасту в сорок первом вы были нам ровесниками, даже моложе нас. О чём вы тогда думали? Как там день за днём было?
Стирается в памяти обыденное — жаль.
В наши дни о войне накануне 9 мая, например, вспоминают или перед 23 февраля. А в будни — реже. Но ведь будней всегда больше, чем праздников. И историю страны своей, семьи своей лучше по будням изучать. Праздники — застолье, шум, плач, веселье. Многое не расслышать можно, пропустить. И потом праздники эти — ваши, фронтовиков. А тут о нас речь идёт.
Не от себя одного пишу: у многих отцы и матери фронт прошли. А сколько оттуда не вернулось — ты лучше меня, знаешь.
Взял я это самое обычное письмо, чтобы рассказать сверстникам, что писали друг другу одноклассницы, сидевшие рядом за партами, а потом воевавшие рядом. (Рядом — ведь фронт для вас в конце концов был один, правда. Ты — в Ленинградской блокаде, она — в разведшколе...).
Теперь ты всё понимаешь и не обидишься.
Твой сын Андрей».
Письмо 43-го года
«Моя милая Танюшенька! Скажу, Танечка, чуточку о себе. Из Ростова я уехала в Горький и поступила там на литературный факультет. Пробыла всего два неполных месяца, а потом уехала в часть. Но не в нашу. Теперь мы с тобой вместе, т. е. боремся за одно дело и, может быть, недалеко друг от друга. Живу пока хорошо. Отдыхаю физически. Есть возможность посещать кино, но как-то не тянет. Так хорошо побыть одной. Недавно была в Москве. Я её крепко люблю. И расставаться с ней было жаль. Не знаю, почему, но чувствую, что не видеть мне её больше. Видела кое-кого из знакомых. Да, со многими нам больше не встретиться, а, может быть, многие и с нами не встретятся.
Теперь, Танюшенька, можно надеяться на скорую встречу. Это каждый день подтверждает радио, и радостнее и легче становится.
Наступит день, когда нам не стыдно будет посмотреть друг другу в глаза. Прямо и открыто мы сможем посмотреть на каждого бойца, не боясь упрёка. И я этим горда, что лучше всяких наград, а те, Танек, которые всякими правдами и неправдами старались избежать трудностей, — им на всю жизнь каждый искалеченный должен быть укором. Как ненавистны они. (И когда от бойцов слышишь то же, делается отрадней). Их будут ненавидеть, презирать. Но и это ещё недостаточно. Танюшенька, о том, что я в части, папа, наверное, не знает ещё. Написала ему письмо и телеграмму послала. Будет волноваться, ведь он меня так любит. Первый раз он от горя поседел, когда не получал никаких известий шесть месяцев. Какую массу запросов он всюду делал! И теперь опять. Но спокойна, знаю, что ни один упрёк он не сделает, а я хочу постоять и за себя, и за него. И если выйдет так, тогда, Танек, я буду очень и очень счастлива. А пока пожелаем друг другу успеха. Крепко, крепко, Танюшенька, целую тебя. Танюша, любимая, договоримся: кто из нас встретится первым с родными, прежде всего передать привет, поцеловать я сказать, что много думали, никогда не забывали о них, а потом рассказать всё, что знаем друг о друге.
До свидания, милая, крепко жму руку.
Люся.
п/п 04630 «Л», Журавлёву
(для Лиды)».
Здесь опубликовано последнее письмо Люси. Комсомолка Самойлова закончила разведшколу и была заброшена в тыл к фашистам. В родном городе её схватили. Люсю зверски пытали, потом расстреляли. Теперь в Резекне, в Латвии, в музее увидишь её снимок. Если кому дорога позволит — зайдите.
У многих дома лежит фронтовая переписка. А дети (да не дети уже — взрослые) о ней мало знают. Зря.
Попросите у отца, матери, деда фронтовые треугольники. Прочтите их.
А. ИЛЛЕШ
