Клавдия Петровна всегда ждала пенсию с особым трепетом. Не то чтобы деньги были огромные – скромная сумма, которой хватало ровно на оплату коммуналки, лекарства по списку да на самый необходимый продуктовый минимум. Но это были ее деньги. Заработанные честным трудом, выстраданные годами на заводе, где она, казалось, провела целую вечность.
Когда на телефон пришло заветное СМС о поступлении, Клавдия Петровна даже всплеснула руками от радости. «Ну, слава богу, – подумала она, – теперь можно спокойно вздохнуть». В тот же день к ней пожаловала племянница, Иринка. Иринка была женщина видная, всегда при параде, с крашеными кудрями и громким голосом. Жила она, как Клавдия Петровна понимала, не богато, вечно жаловалась на мужа-бездельника и вечные долги, но вид делала благополучный.
– Тетя Клава, здравствуй! – затараторила Иринка, вваливаясь в маленькую квартирку. – Как ты тут? Совсем одна кукуешь?
– Здравствуй, Ирочка, – обрадовалась Клавдия Петровна. Она всегда была рада визитам племянницы. Хоть какое-то разнообразие в ее тихой, размеренной жизни. – Да вот, сижу, пенсию получила… Рада.
– Ой, теть Клань, – запричитала Иринка, – пенсию получила, а тратить-то некому! Опять на лекарства, да на кашу гречневую?
Клавдия Петровна обиделась, но виду не подала. «Может, и на кашу гречневую, да на свои, заработанные, – подумала про себя, – а не выпрашиваю ни у кого».
– Да вот, думаю за коммуналку заплатить, – ответила она вслух, – да хлеба купить свежего, а то вчерашний совсем зачерствел.
– Ой, теть, да что ты мучаешься, – замахала руками Иринка. – В какой век живем! Давай я тебе сейчас через телефон все оплачу, в два счета. Ты ж все равно в этих интернетах не понимаешь ничего.
Клавдия Петровна и правда не понимала. Кнопочный телефон – вот и вся ее техника. А тут эти смартфоны, онлайн-банки – темный лес.
– Ну, если тебе не трудно, Ирочка, – согласилась она. – Помоги, а то мне в сберкассу топать, ноги болят.
Иринка тут же выхватила телефон из рук Клавдии Петровны. Завертелась, защелкала пальцами по экрану, что-то бормотала себе под нос. Клавдия Петровна наблюдала за ней с доверием и благодарностью. «Вот племянница, – думала она, – не забывает старуху. Помогает».
– Все, теть Клав, готово! – торжественно объявила Иринка, возвращая телефон. – Коммуналка оплачена, можешь не переживать. Вот молодежь – золотые руки, правда?
– Ой, спасибо, Иринка, спасибо, дочка! – растрогалась Клавдия Петровна. – Как ты меня выручила! За чайком посидишь? У меня печенье есть…
Иринка от чая не отказалась. Сидели, разговаривали о том, о сем. Иринка жаловалась на жизнь, на цены, на мужа, Клавдия Петровна слушала, сочувствовала, даже денег немного дала – «на булочку детям». Иринка ушла довольная, а Клавдия Петровна осталась в теплых чувствах от общения с близким человеком.
Через пару дней Клавдия Петровна решила сходить в магазин за продуктами. В кошельке мелочь переводилась, нужно было снять деньги с карты. Она, не торопясь, добралась до банкомата возле магазина, вставила карту, ввела пин-код. И тут на экране высветилась предательская цифра – ноль. Ноль рублей на счету.
Клавдия Петровна заморгала, перечитала еще раз. Не может быть! Пенсия же только пришла! Может, банкомат сломался? Она вытащила карту, вставила снова. Ноль. Сердце ухнуло куда-то вниз, под ложечку, и застучало, как испуганная птица в клетке. Руки затряслись. В глазах потемнело.
С трудом добравшись до скамейки у магазина, Клавдия Петровна кое-как отдышалась и позвонила в банк. Длинные гудки ожидания показались вечностью. Наконец, ответил сонный женский голос.
– Здравствуйте, – дрожащим голосом сказала Клавдия Петровна. – У меня проблема… У меня пенсия пропала с карты…
Оператор, выслушав ее, попросила назвать данные, сверила информацию. И потом произнесла фразу, которая прозвучала для Клавдии Петровны как приговор:
– По вашей карте были совершены онлайн-операции… Два дня назад… Вся сумма пенсии снята через мобильное приложение…
Онлайн-операции… Мобильное приложение… Это как? Клавдия Петровна ничего не понимала. Она никогда не пользовалась никакими приложениями. Кроме звонков, ее телефон ни на что не годился.
– Как снята? – только и смогла пробормотать она. – Я ничего не снимала… Я… Я не умею…
– Понимаю, – уже более сочувственно сказала оператор. – Вам нужно обратиться в отделение банка с паспортом и написать заявление о несогласии с операцией. Возможно, произошла ошибка, или… Или несанкционированный доступ к вашему счету…
«Несанкционированный доступ…» – эти слова эхом отдавались в голове Клавдии Петровны. Кто мог получить доступ? Кто знал ее пин-код, номер карты? Только… Только Иринка. Два дня назад. Когда «помогала» с коммуналкой.
Холодный ужас сковал Клавдию Петровну. Не может быть! Неужели Иринка? Ее племянница, родная кровь… Не могла она… Это какая-то ошибка, наверное… Ну не может же близкий человек вот так… Обокрасть старуху, последнюю пенсию забрать…
Но сомнения все равно закрадывались в душу, как черви. Слишком уж все сходилось. Иринка, телефон, онлайн-операции…
Еле доковыляв домой, Клавдия Петровна села на табуретку на кухне, как подкошенная. В глазах стояли слезы. В голове – пустота и гулкое отчаяние. Она достала свой кнопочный телефон и дрожащими пальцами набрала номер Иринки.
Гудки тянулись медленно, мучительно. Наконец, Иринка взяла трубку. Голос у нее был веселый, довольный.
– Алло, теть Клав? Что случилось?
– Ирочка… – голос у Клавдии Петровны сорвался. – Иринка, это… Это ты?
– Что «ты»? – нахмурилась Иринка. – Что случилось-то? Говори толком.
– Деньги… Пенсия… С карты пропала… Все до копейки… Мне в банке сказали… Онлайн-операции… Иринка, это не ты случайно… Ты же… Ты же вчера с телефоном моим…
Иринка на том конце провода замолчала. Пауза затянулась, стала давящей, зловещей. Клавдия Петровна затаила дыхание, вцепившись пальцами в край стола.
– Ну, я, – наконец, небрежно бросила Иринка. – И что?
– Как «и что»?! – выдохнула Клавдия Петровна. – Иринка, ты… Ты взяла мою пенсию?!
– Взяла, – спокойно подтвердила племянница. – А что такого?
Клавдия Петровна онемела. Не могла поверить своим ушам. Как «что такого»?! Она, значит, сидит, голодает, на лекарства экономит, а эта… Эта берет ее деньги, как свои собственные, и еще спрашивает «что такого»?!
– Иринка, ты понимаешь, что ты сделала?! – голос Клавдии Петровны начал срываться на крик. – Это же моя пенсия! Это мои деньги! На что я теперь жить буду?!
– Ой, теть Клав, ну чего ты орешь, как резаная? – раздраженно поморщилась Иринка. – Прямо трагедия вселенского масштаба! Подумаешь, пенсия… Ты все равно одна живешь, тебе одной много не надо. А мне… Мне вот шубу зимнюю приглядела классную, ну прям мечта! Вот и взяла твои денежки, до зарплаты перекантуешься. Не обеднеешь.
– Шубу?! – Клавдия Петровна чуть не задохнулась от возмущения. – Ты… Ты мою пенсию на шубу потратила?!
– Ну а что такого? – повторила Иринка, уже нахально. – Мне идет, а тебе зачем? Ты ж все равно дома сидишь, гулять не ходишь. А я… Я женщина видная, мне надо выглядеть прилично. И вообще, чего ты раскричалась? Не ори – ты все равно одна. Кто тебя защитит?
Последние слова Иринки прозвучали как смачный плевок в лицо. «Все равно одна…» Точно в самое больное место ударила. Клавдия Петровна и так чувствовала себя одинокой, брошенной, никому не нужной. А тут еще и это… Предательство от самого близкого человека.
Слезы брызнули из глаз, закапали на пол. В груди клокотала обида, горечь, злость. «Неужели так можно? – думала Клавдия Петровна, захлебываясь рыданиями. – Неужели совсем ничего святого не осталось у людей? Родная племянница… Украсть у старухи последнюю копейку… И еще издеваться…»
Вспомнилось прошлое. Как помогала Иринке, когда та еще девчонкой была. Как гостинцы возила, платья покупала, в институт помогала поступить. Как радовалась ее успехам, гордилась ею. И вот… Вот благодарность. Вот родственные чувства. Пенсия на шубу… «Не ори – ты все равно одна…»
Слезы текли ручьем, но сквозь них начинало пробиваться что-то еще. Не гнев – пока нет. Но какое-то глухое упрямство. Внутренняя пружина начала разжиматься. «Нет, – думала Клавдия Петровна, сжимая кулаки. – Не позволю. Не буду терпеть. Не хочу быть жертвой. Пусть я одна, пусть старая, пусть слабая, но я еще человек. И имею право на справедливость. И я ее добьюсь».
С трудом поднявшись с табуретки, Клавдия Петровна умыла заплаканное лицо холодной водой. Вытерла полотенцем, посмотрела на себя в мутное зеркало в коридоре. Морщинистое лицо, потухшие глаза, седые волосы, собранные в небрежный пучок. Старая, одинокая женщина. И все же… И все же не сломленная.
Она вспомнила соседку, тетю Валю, с пятого этажа. Валентина Ивановна была женщина бойкая, языкастая, всегда за правду стояла горой. Может, обратиться к ней за советом? Вместе подумать, что делать?
Решившись, Клавдия Петровна вышла из квартиры и медленно поплелась к лифту. Ноги еле слушались, сердце колотилось, но в душе уже зрело твердое намерение – не сдаваться.
Тетя Валя выслушала ее историю, ахала, охала, ругалась последними словами в адрес Иринки. Потом, поджав губы, решительно сказала:
– Нет, Клавдия Петровна, так дело не пойдет. Это же беспредел самый настоящий! Воровство чистой воды! Ты что ж, так это спустишь? Надо в полицию идти! Заявление писать!
– В полицию? – испугалась Клавдия Петровна. – Ой, Валь, я как-то боюсь… Это же… Это же племянница… Родственница…
– Родственница! – фыркнула Валентина Ивановна. – Такая родственница – врагу не пожелаешь! Не бойся, Клавдия Петровна, я с тобой пойду. Нельзя такое прощать, нельзя! А то они совсем распоясаются, эти молодые! Стариков грабить, последнее отнимать! Нет, мы им покажем!
И Валентина Ивановна показала. Вместе с Клавдией Петровной они отправились в полицию. Там, конечно, приняли их не сразу. Дежурный полицейский долго хмурил брови, слушая сбивчивый рассказ Клавдии Петровны, записывал что-то в толстую тетрадь, задавал формальные вопросы. Но когда дело дошло до заявления, принял его как положено.
Клавдия Петровна писала заявление дрожащей рукой, выводя корявые буквы. Каждое слово давалось с трудом, словно гвоздь в гроб вбивала. Но она писала. Писала о краже, о предательстве, о боли и обиде, переполнявших ее сердце. Валентина Ивановна стояла рядом, поддерживала морально, подбадривала.
Через несколько дней Клавдию Петровну вызвали в полицию снова. На этот раз – к следователю. Следователь был молодой, но внимательный. Выслушал ее подробно, задавал уточняющие вопросы. Потом сказал, что дело принято к производству, будет проведена проверка, Иринку вызовут на допрос.
Иринку вызвали. Что там происходило в кабинете следователя, Клавдия Петровна не знала. Ей никто подробностей не рассказывал. Но через некоторое время Валентина Ивановна принесла новость – Иринка во всем призналась. Под напором улик и фактов – детализация звонков, банковские выписки, показания самой Клавдии Петровны – отрицать было бессмысленно. Шубу, правда, уже успела продать – деньги, как сквозь пальцы, утекли на погашение долгов. Раскаяния, как и следовало ожидать, Иринка не выказала. В полиции вела себя нагло, цинично, повторяла те же слова, что и по телефону: «Тетке все равно деньги не нужны», «Шуба мне больше идет», «Сама виновата, доверчивая такая».
Дело, конечно, в суд передали. Но Клавдия Петровна особо ни на что не надеялась. Деньги все равно не вернут. Шубы нет. Иринку, скорее всего, условно накажут – жалеть будут, молодая ж еще, оступилась. А она, Клавдия Петровна, останется ни с чем. И с горьким осадком в душе.
Так и вышло. Суд приговорил Иринку к условному сроку. Штраф какой-то смешной назначили. Деньги не вернули. Шубу, понятное дело, тоже. Но… Но было что-то еще. Что-то важное, неуловимое, но значительное. Во-первых, дело получило огласку. Весь подъезд, весь двор, все знакомые и родственники узнали о поступке Иринки. И осудили ее. Громко, вслух, не стесняясь в выражениях. Отвернулись от нее. Перестали здороваться. Смотрели с презрением и брезгливостью. Социальное порицание оказалось для Иринки, привыкшей к внешнему блеску и общественному мнению, наказанием более ощутимым, чем условный срок.
А для Клавдии Петровны… Для Клавдии Петровны случилось чудо. Она поняла, что не одна. Что есть люди, которым не все равно. Тетя Валя, соседка, стала ей настоящей подругой. Помогала по хозяйству, лекарства покупала, просто приходила посидеть, поговорить. Другие соседи тоже стали более внимательными, участливыми. Приносили то продукты, то пироги, то просто доброе слово говорили.
Клавдия Петровна, оставшись без пенсии, вдруг обрела нечто большее – человеческое тепло, сочувствие, поддержку. Она почувствовала себя нужной, важной, ценной. Поняла, что одиночество – не приговор. Что даже в старости можно найти опору в окружающих людях. Что доброта и отзывчивость все еще существуют в этом мире.
Сидя за кухонным столом с чашкой чая и пирогом, принесенным тетей Валей, Клавдия Петровна смотрела в окно на заснеженный двор. В глазах стояла грусть – от предательства, от потери, от горького разочарования в близком человеке. Но сквозь грусть проглядывала и другая эмоция – тихая, внутренняя сила. Она выстояла. Не сломалась. Сумела защитить себя. И пусть пенсию не вернули, зато она вернула себе достоинство. И поняла, что даже в одиночестве можно быть сильной. И не одной. Потому что вокруг есть люди. И жизнь продолжается.