Иногда одна фраза может разрушить семью...
— Ты не мать, а беда для внуков. — сказала свекровь и отвернулась к плите, словно не выпустила в воздух стрелу.
Я застыла с овощечисткой в руке. Слова прошили навылет, моментально, без права на самозащиту. Инструмент скользнул по пальцу. Резануло глубоко.
— Раиса Ивановна, что вы имеете в виду? — мой голос звучал тише скрипа половиц.
Свекровь поджала губы и продолжила готовить с таким видом, будто вокруг неё — идеальный порядок, а я — досадная помеха.
— Не расслышала? Могу повторить. — она постучала ложкой о край кастрюли. — Мальчики растут неприспособленными. Кирюша в двенадцать лет не умеет нормально завязывать шнурки! А маленький вечно с соплями.
— У Миши особенность, специалист объяснял...
— Вот именно! — она взмахнула рукой, словно дирижируя моим унижением. — А почему? Режим не соблюдаешь. Балуешь. Потакаешь.
Дверь хлопнула. В кухню вошел Андрей, мой муж и ее сын, с пакетами из магазина.
— Я купил все по списку. — он опустил покупки на стол с видом человека, выполнившего миссию вселенской важности. — Что у вас тут?
— Ничего. — ответили мы с Раисой Ивановной одновременно.
Она улыбнулась ему и попросила достать банку с верхней полки. А я вернулась к овощам. Палец начал саднить, но боль казалась незначительной по сравнению с тем, что разливалось внутри.
Вечером, когда дети уснули, Андрей сел напротив меня. Между нами — журнальный столик и невидимая пропасть.
— Зина, мама сказала, вы поругались. — он смотрел мимо меня.
— Мы не ругались. — я сжала пульт от телевизора. — Она просто объявила меня непригодной матерью.
— Мама иногда бывает прямолинейной. — Андрей поморщился. — Но она желает добра. Она воспитала меня одна, у нее опыт.
— Опыт чего? — холод поднимался по позвоночнику.
— Правильного подхода. К детям. К дому. — он развел руками. — Она знает, как надо.
— А я, значит, не знаю? Я — беда для наших сыновей?
Он вздрогнул.
— Она так выразилась?
— Дословно.
— Наверное, она подразумевала что-то иное.
Я отставила чашку. Резко. На столешнице расплылось мокрое пятно.
— Что именно иное можно подразумевать такими словами?
— Зина, давай отложим. — он поднялся. — Завтра сложный день. Я вымотан.
— А я будто на курорте?
— И вот опять... — он вздохнул с театральным надрывом.
В детской заплакал Миша. Я встала, но Андрей остановил меня жестом.
— Я сам. Ты сейчас взвинчена.
Через три дня после этого разговора свекровь позвонила Андрею. Я не знаю, что она нашептала. Знаю только, что вместо привычного "привет", вечером он выдал:
— Нам надо поговорить.
Мы сидели на кухне. Кирилл корпел над учебниками, Миша спал после купания.
— Я подумал, что нам нужно... передышка друг от друга. — Андрей изучал столешницу, словно на ней была написана его судьба.
— Передышка? — я обхватила себя руками, как будто меня окатили ледяной водой.
— Да. Временно разъехаться. Я поживу у мамы. Она предложила.
— Она предложила?
— Хватит эхом повторять! — он повысил голос, потом осекся. — Прости. Но пойми. Так будет лучше. Маме нужна помощь с ремонтом. Мне необходима тишина для работы над проектом. Тебе... тебе тоже нужно пространство.
— Пространство? — я горько усмехнулась. — О чем ты? У нас семья. Двое детей. Какое пространство?
Он подошел к окну и замер, разглядывая что-то в темноте.
— Зина, я все решил.
В ту ночь он ночевал в гостиной. А утром, когда я кормила детей, вышел с собранной спортивной сумкой.
— Я позвоню. — бросил он у двери. — Скажи детям, папа уехал ненадолго. По работе.
И исчез.
Дверь закрылась почти беззвучно. Миша продолжал рисовать кашей узоры по тарелке. Кирилл смотрел на меня поверх стакана с соком. В его глазах стоял немой вопрос, который он боялся произнести.
— Все нормально. — сказала я с неожиданным для себя спокойствием. — Папа поехал помогать бабушке. Скоро вернется.
Кирилл медленно кивнул, но в его взгляде читалось: "Я все понимаю, мам. Не ври хотя бы себе".
А я осталась у плиты, где на медленном огне доваривался суп для того, кто растворился в утреннем воздухе, оставив после себя только запах одеколона и чувство, что земля под ногами превратилась в зыбкий песок.
— Мама, а почему папа свою любимую кружку не взял? — Кирилл поднял синюю чашку с трещиной по краю.
Вопрос застал врасплох. В горле образовался ком, который невозможно было проглотить.
— Наверное, забыл.
— Разве можно забыть то, что любишь?
Я отвернулась к окну. За стеклом падал снег — неуместный в апреле, неправильный. Как наша жизнь сейчас.
Первые дни после ухода Андрея я существовала на автопилоте. Проснуться. Накормить. Отвести. Забрать. Приготовить. Постирать. Уложить. Механические движения с приклеенной улыбкой.
— Мам, а когда папа вернется? — Кирилл спросил это за ужином, намешивая ложкой нетронутый суп.
Я замерла с полотенцем в руках.
— Скоро. У бабушки много дел.
— Он вчера звонил?
— Нет. Наверно занят.
Кирилл отставил тарелку.
— Я видел, как ты плакала.
— Тебе привиделось. — я развернулась к раковине. — Доедай.
— Не хочу. Невкусно.
— Вчера ел тот же самый.
— Вчера папа был дома. — Кирилл поднялся из-за стола. — Можно мультики?
Я кивнула, не доверяя собственному голосу.
Телефон молчал всю ночь. Ни звонка, ни сообщения. Я вглядывалась в потолок, пытаясь понять, где свернула не туда. В какой момент стала "бедой для внуков"? Ведь я так старалась.
Утром стиральная машина взбунтовалась на середине цикла. Вода хлынула на пол.
— Миша, назад! — я метнулась между лужей и двухлетним сыном, который полз исследовать новую достопримечательность.
В итоге я выдернула шнур из розетки ногой, балансируя с ребенком на руках.
— Папа умеет чинить машинки. — заметил Кирилл, наблюдая, как я собираю воду тряпками. — Позвони ему.
— Справимся сами. — я выжала тряпку в ведро. — Вызовем мастера.
— А деньги? — Кирилл нахмурился по-взрослому. — Папа говорил, мы экономим.
— Хватит. — ответила я твердо, хотя внутри все сжалось. Сбережения уменьшались стремительно.
Вечером я позвонила Андрею. Трубку он не взял. Ни с первого раза, ни с пятого. Перезвонил через час.
— Я занят, Зина. — голос звучал глухо. — Что стряслось?
— Ты хотя бы детям позвонить не забыл бы.
Пауза.
— Работаю сутками. Маме помогаю. Завтра наберу их.
— А деньги? На карте почти ничего.
— Утром переведу. — вздох. — Мне некогда.
Гудки.
Я сидела на кухне, разглядывая свое отражение в черном окне. Блики от фонаря играли на лице незнакомой женщины. Усталой, с тенями под глазами. Совсем не похожей на ту девчонку, которая когда-то мечтала менять мир.
— Мам, там кто-то в кастрюлю залез. — Кирилл возник в дверях кухни.
— Кто? — я вздрогнула.
— Кот с улицы. Серый. Я его подкармливаю. Папа запрещал, а сейчас можно?
— Кот. В кастрюле. — мои губы против воли растянулись. — Покажи.
В кастрюле с недоваренными макаронами восседал тощий серый кот. Он смотрел янтарными глазами с таким видом, будто это мы вторглись на его территорию.
— Он голодный. — Кирилл осторожно коснулся кошачьей головы. — Оставим?
— А хозяева?
— Нет у него никого. Бродяга.
Кот выбрался из кастрюли, оставляя мокрые следы на столешнице, и направился в детскую.
— Мам, ты чего смеешься?
Я действительно смеялась. Впервые после ухода Андрея. Смех вырывался рывками, неровно, как сломанная мелодия.
— Потому что... — я смахнула слезы. — У нас теперь будет кот.
— Правда? — Кирилл просиял. — А имя?
— Борис. — выпалила я первое, что пришло в голову.
— А папа разрешит?
— А мы его не спросим. — внутри вдруг стало легко, словно лопнула натянутая струна. — Если папа может уйти без предупреждения, то мы можем взять кота. По-честному.
Кирилл прижался ко мне, обхватив руками.
— Ты лучше, чем думаешь, мам.
Эти простые слова пронзили сильнее, чем все обвинения свекрови.
Ночью я проснулась от необычного ощущения. На подушке, прижавшись к моей макушке, спал Борис. Он мурчал, вибрируя всем худым тельцем. Тихое, размеренное урчание наполняло пустую комнату.
Я закрыла глаза и впервые за недели спала без успокоительного. В голове пульсировала странная, почти кощунственная мысль: а что, если это не крушение? Что, если это новая точка отсчета — без чужих оценок, без вечного стремления угодить, без необходимости быть идеальной?
"Ты лучше, чем думаешь". Слова сына эхом отдавались в сознании, пока я погружалась в сон под мурчание кота, который тоже когда-то остался один, но нашел дорогу к нашему дому.
— Куда делся твой хваленый муженек? — голос Тани прорезал тишину квартиры как скальпель.
Она поставила на стол контейнер с домашним тирамису и выразительно посмотрела на меня.
Я вздрогнула от неожиданности. Подруга всегда умела появляться без предупреждения - и задавать вопросы без анестезии.
— Не делся. К маме переехал. — я обхватила чашку ладонями, согревая остывший чай. — На время, так сказал.
Таня закатила глаза и села напротив.
— На время? Интересно, на какое? До пенсии? — она отхлебнула из моей чашки и поморщилась. — Боже, что за бурда? У тебя всегда был странный вкус в напитках и мужчинах.
Я невольно улыбнулась. Таня осталась прежней — прямолинейной до рези в глазах.
— У нас дети, Тань. Он вернется.
— Ага. — она фыркнула. — Мой Славик тоже обещал вернуться. А потом укатил в Тюмень с новой пассией.
Я поежилась.
— Прекрати хмуриться. — Таня подвинула ко мне контейнер с десертом. — Лучше скажи, что собираешься делать?
— В каком смысле?
— В прямом. Сидеть и ждать принца на белом коне? Или начать жить?
— Я и так живу...
— Нет. — она решительно постучала ногтем по столу. — Ты существуешь. По чужим правилам, под чужую дудку. А пора бы уже научиться жить своим умом. Особенно если этот чужой ум — свекровь.
Я открыла рот, чтобы возразить, но замерла. Сколько раз я подстраивалась под Раису Ивановну? Под ее режим, ее правила, ее понятия о "правильном"?
— И с чего начать? — спросила я.
— С внешности. — Таня критически оглядела меня. — Эта твоя унылая коса никуда не годится. Новая жизнь — новая голова.
— У меня денег в притык.
— А я на что? — Таня вытащила из сумки кошелек. — Считай, это вложение в твоё будущее. Вернёшь, когда сама на ноги встанешь.
— Каким образом?
— Ты же шить умеешь? — она кивнула на детскую игрушку, лежащую на диване. — Начни делать на продажу. В сети выставляй.
— Я не умею торговать...
— Научу. — отрезала Таня. — Мой ноутбук привезу. А сейчас — марш в салон!
Через два часа я смотрела в зеркало на женщину с дерзкой короткой стрижкой и светлой прядью у виска.
— Ну как? — спросила мастер.
— Не узнаю себя. — честно ответила я.
— И правильно! — Таня сжала мое плечо. — Пора меняться.
Дома меня ждал сюрприз. Кирилл сидел на полу в окружении деталей и инструментов.
— Мам, я стиралку починил! — он вскочил, увидев меня, и застыл с открытым ртом. — Ничего себе! Ты как из кино!
— Как починил? — я машинально коснулась новой прически.
— В интернете нашел схему. Там засор в фильтре, я прочистил. — он выпрямился, став на миг похожим на мужчину. — Сам справился.
Я смотрела на сына, не веря глазам.
— А стрижка крутая! — добавил он. — Как у героини из того фильма.
— Точно. — я рассмеялась. — Супермама против всех проблем.
Вечером мы с Таней сидели над ноутбуком. Я неуверенно создавала страницу на сайте для рукодельниц.
— Здесь загружай фото. — Таня указывала пальцем. — Тут пиши описание. И цена — не меньше тысячи!
— Кто купит эту кривобокую зверушку? — я с сомнением разглядывала свою первую игрушку.
— Купят. — отрезала Таня. — Это же ручная работа. Сейчас такое ценится.
Ближе к ночи, проводив подругу, я сидела на кухне. Борис мурчал на коленях, вибрируя всем тельцем. В голове пульсировали обрывки фраз.
"Как из кино".
"Научу".
"Своим умом".
Я взглянула на свое отражение в оконном стекле. Незнакомая стрижка, усталые глаза. Но что-то изменилось. То ли взгляд, то ли линия губ.
Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея:
"Прости за молчание. Завален работой. Перевел деньги на карту".
Я смотрела на экран, не зная, что ответить. Еще неделю назад я бы обрадовалась любому знаку внимания. А сейчас?
"Спасибо. Детям позвони".
Отправила и выключила телефон.
Утром меня разбудило жужжание. Открыв глаза, я увидела Кирилла с отверткой и какой-то конструкцией.
— Не спится? — пробормотала я.
— Робота собираю. — он повернулся, глаза сияли. — Для конкурса в школе.
— Робота?
— Который цветы поливает автоматически. — Кирилл улыбнулся. — Ты же вечно забываешь, вот я и решил...
Я смотрела на сына, чувствуя, как внутри что-то переворачивается. Он не просто повзрослел. Он начал заботиться. Обо мне.
— Слушай, — сказала я, откидывая одеяло, — а давай устроим сегодня праздник живота? Блины с вареньем на завтрак.
— А как же правила? — удивился Кирилл. — Бабушка всегда говорила - каша для здоровья...
— У нас теперь свои правила. — я подмигнула. — Воскресенье — день вкусностей.
Он просиял и умчался на кухню. А я застыла перед зеркалом, рассматривая новую себя. В голове звенела мысль: возможно, лучшее, что сделал Андрей — это ушел и дал мне шанс наконец-то учиться жить не по чужой указке.
Первый шаг — блины в воскресенье без чувства вины.
Второй — заказ на мою кривобокую игрушку, который пришел ночью.
А третий... третий я придумаю сама. Впервые за долгие годы.
— Мам, там папа! — Кирилл влетел в комнату, где я заканчивала упаковывать очередной заказ — плюшевого кота, похожего на нашего Бориса.
Мои руки замерли над коробкой.
— Что значит "папа"? Он звонил? Предупреждал?
— Нет. Просто стоит у двери. С цветами. — Кирилл внимательно наблюдал за моей реакцией. — Открывать?
Я глубоко вдохнула.
— Открывай.
Входная дверь скрипнула. Потом — тишина. Я медленно вышла в коридор.
На пороге стоял Андрей. В руках — букет гвоздик.
— Привет. — он переступил с ноги на ногу. — Можно?
Кирилл молча переводил взгляд с него на меня.
— Проходи. — я отступила в сторону. — Кирилл, сделай чай, пожалуйста.
Сын кивнул и скрылся на кухне.
Мы сели в гостиной. Андрей окинул комнату взглядом, словно искал изменения.
— У тебя волосы... — начал он.
— Да, подстриглась. — я машинально провела рукой по затылку.
— Тебе очень идет.
Мы замолчали. В тишине было слышно, как Кирилл гремит чашками на кухне.
— Как твоя мама? — спросила я первое, что пришло в голову.
— Нормально. Закончили с ремонтом. — он вертел в руках чашку. — Зин, я хотел сказать...
— Папа! — в комнату ворвался Миша. — Ты домой?
Андрей замялся:
— Я... мы с мамой еще обсуждаем.
— А я собаку сделял! — малыш схватил отца за руку. — Пойдем покажу!
Когда они ушли в детскую, я прикрыла глаза. Внутри столкнулись десятки противоречивых чувств.
Вернулся. Три месяца молчания — и просто вернулся.
Кирилл бесшумно присел рядом.
— Ты как? — спросил он тихо.
— Нормально. — я попыталась улыбнуться. — Папа дома. Разве не здорово?
Сын посмотрел на меня с неожиданной мудростью:
— А ты хочешь, чтобы он оставался?
Я застыла. Хочу ли?
Еще три месяца назад этот вопрос показался бы абсурдным. Конечно хочу! Я бы радовалась до слез, готовила его любимые блюда, старалась угодить.
А сейчас?
— Я сама не знаю, сынок. — я погладила его по руке. — Правда не знаю.
Кирилл крепко сжал мои пальцы:
— Ты справишься, мам. Ты умеешь принимать решения.
Я улыбнулась, чувствуя, как отступает напряжение.
Вечером, после того как дети легли, мы с Андреем остались на кухне. Он рассказывал о работе, о каком-то новом проекте, о планах на машину. Я слушала вполуха, наблюдая за ним.
Тот же человек. И совершенно другой.
— Зин, я хочу вернуться. — он наконец перешел к главному. — Я скучал. По всем вам.
— А я учусь жить без тебя. — слова вырвались сами собой.
Он словно наткнулся на стену:
— В каком смысле?
— В прямом. — я кивнула на коробки с игрушками. — Открыла свое маленькое дело. Научилась чинить краны. Перестала бояться одиночества.
— Мне жаль, что все так вышло. — Андрей протянул руку, но я инстинктивно отодвинулась.
— А мне — нет.
Он растерянно моргнул:
— Не понял?
— Я и сама не понимала. — я встала и подошла к окну. — Пока ты не ушел, я не знала, кто я без тебя. Думала, что рассыплюсь на части. А вместо этого — нашла себя.
— И что теперь? Ты не хочешь, чтобы я вернулся?
Я обернулась. Андрей сидел, ссутулившись. Знакомые черты, знакомые жесты. И совершенно новое ощущение — я больше не зависела от его решений.
— Не знаю. — ответила я честно. — Давай просто поживем. День за днем. Без обещаний и планов.
Он медленно кивнул:
— Ладно. Я могу остаться сегодня?
Я изучала его лицо. Мужчина, которого я любила. Которого боялась потерять. Без которого оказалось возможно не просто выживать, а жить полноценной жизнью.
— Диван в гостиной свободен. — наконец сказала я. — Постельное в шкафу.
Он поднялся:
— Спасибо.
У двери он остановился:
— Зин, а правда, что ты сама кран починила?
Я невольно улыбнулась:
— И не только кран.
— Ты другая. — он покачал головой.
— Верно. — я расправила плечи. — Я научилась быть собой. Без оглядки на чужое мнение.
В эту ночь сон не шел. Мысли кружились, как осенние листья.
"Он вернулся".
"Ты другая".
"День за днем".
Борис тихо мурлыкал рядом, свернувшись теплым клубком. Я гладила его шерсть, размышляя о странном повороте судьбы.
В соседней комнате спал Андрей — человек, без которого я когда-то не представляла жизни. А теперь представляла две возможные жизни: с ним и без него. И обе казались реальными.
Утро не принесло ясности. Но принесло странную уверенность: что бы ни случилось дальше, я больше не потеряю себя. Даже если потеряю его. Снова.
— Ты не мать, а... — я запнулась, глядя на свое отражение в зеркале.
Фраза свекрови эхом отдавалась в памяти, но финал теперь хотелось изменить.
Зазвонил телефон. Номер свекрови высветился на экране, как предупреждение о буре. Впервые за три месяца.
Я не ответила. Сегодня — мой день. Без чужих оценок.
Прошла неделя с возвращения Андрея. Странная, наполненная осторожными взглядами, неловкими паузами и поисками новых границ.
— Мам, можно мне к Пете после школы? — Кирилл заглянул в ванную.
— Конечно. Возвращайся к ужину. — я нанесла немного блеска на губы. Не для кого-то — для себя.
— Папа обещал что-то особенное приготовить. — сын помялся в дверях. — Ты ведь будешь?
— А почему ты сомневаешься?
— Вчера ты до ночи шила заказ. Папа ждал. — Кирилл смотрел внимательно, по-взрослому.
— Сегодня приду вовремя. — я провела рукой по его волосам. — Обещаю.
Он кивнул и убежал. А я задумалась. Вчера действительно засиделась допоздна над срочным заказом — двадцать развивающих кубиков для детского центра. А Андрей приготовил ужин и ждал меня. Раньше я бы все бросила и помчалась на кухню. Вчера просто сказала: "Начинайте без меня".
Выйдя из ванной, я столкнулась с Андреем в коридоре. Он протянул мне кружку с дымящимся напитком.
— Кофе. Как ты любишь.
— Спасибо. — я приняла кружку. — Ты сегодня не на работе?
— Взял выходной. — он переступил с ноги на ногу. — Хотел поговорить.
Я сделала глоток. Кофе был именно таким, как нравится — крепким, с щепоткой специй.
— Внимательно слушаю.
— Не сейчас. — Андрей улыбнулся. — Вечером. За ужином. У меня сюрприз.
— Какой-то особенный рецепт? — я невольно улыбнулась в ответ.
— Кирилл уже разболтал? — он шутливо нахмурился. — В своем доме и стены предают.
Мы рассмеялись — легко, без напряжения.
— Тогда до вечера. — я допила кофе. — Мне пора отправлять заказы.
— До вечера. — он забрал пустую чашку.
Весь день я размышляла о предстоящем разговоре. Что он хочет сказать? Что решил окончательно вернуться? Или наоборот — уйти насовсем?
Удивительно, но ни один вариант не вызывал тревоги. Я была готова к любому повороту.
Вернувшись домой, я застыла на пороге. В квартире витал аромат свежей выпечки и цитрусовых. Стол накрыт, свечи зажжены.
— Мама, ты не опоздала! — Кирилл выскочил в прихожую. — Папа такое приготовил! С начинкой!
— Вижу. — я разделась. — А Миша где?
— Спит уже. С папой на площадке набегался.
На кухне Андрей стоял у плиты, ловко переворачивая тонкий блин.
— Помочь? — спросила я.
— Уже все готово. — он обернулся. — Тебе очень идет эта прическа.
Я смутилась:
— Это просто стрижка.
— Нет. — он покачал головой. — Дело не в волосах. Ты стала другой.
Мы сели ужинать. Кирилл с энтузиазмом накладывал себе блины, поливая их сладким сиропом.
— А бабушка Рая не разрешала сладкое перед сном. — заметил Андрей. — Говорила, вредно.
— Она много чего не разрешала. — Кирилл пожал плечами.
Я напряглась. Разговор уходил в опасном направлении.
— Кстати, о маме. — Андрей отложил вилку. — Я заходил к ней вчера.
— Как она? — мой голос прозвучал ровно.
— Хорошо. Шлет привет. — он помолчал. — И кое-что еще.
— Что именно?
— Она признала, что была не права. — Андрей посмотрел мне в глаза. — Насчет тебя. Насчет воспитания детей.
Я замерла с вилкой в руке:
— Твоя мама? Признала?
— Удивительно, правда? — он слабо улыбнулся. — Что-то изменилось за эти месяцы. В ней. Во мне.
Кирилл тихо поднялся:
— Пойду телевизор посмотрю. Можно?
Когда он вышел, Андрей накрыл мою руку своей:
— Зина, я совершил ошибку. Поставил маму между нами. Позволил ей решать за меня. За нас.
Я молчала, не находя слов.
— Не прошу сразу простить. — продолжил он. — Просто дай шанс доказать, что я изменился.
Я смотрела на его руку, лежащую поверх моей. Знакомую до последней черточки и вдруг совершенно новую.
— Знаешь, что самое удивительное? — сказал Андрей тихо. — Я чуть не потерял тебя. Ушел, не понимая, что теряю. А ты... стала только сильнее. Без меня.
— Не без тебя. — я наконец нашла ответ. — Благодаря тебе. Твоему уходу.
Он вздрогнул:
— Звучит болезненно.
— Но это правда. — я высвободила руку. — Если бы ты остался, я бы продолжала жить чужим умом. Твоим. Твоей матери. Всегда в сомнениях, всегда пытаясь угодить.
— А сейчас?
— Сейчас я знаю себе цену. — я встретила его взгляд. — И она оказалась выше, чем я думала.
Он смотрел с удивлением и... уважением?
— Да. — наконец произнес он. — Ты гораздо больше, чем я понимал раньше.
— Мы оба не понимали. — я мягко улыбнулась. — Были как слепые котята.
Он протянул руку:
— Так ты разрешишь мне вернуться? По-настоящему?
Я смотрела на его ладонь. На знакомые линии, на обручальное кольцо.
— Помнишь, что сказала твоя мать тогда? — спросила я вместо ответа. — "Ты не мать, а беда для внуков". И знаешь, в чем ирония? Она была права, но совсем не так, как думала.
— Что ты имеешь в виду?
— Я действительно была бедой, потому что учила их прятаться. Уступать. Терять себя ради чужого одобрения. — я выпрямила спину. — Наглядным примером. Но это закончилось.
Я положила свою руку поверх его:
— Ты можешь остаться, Андрей. Но правила изменились. Мы равные. Мы партнеры. Мы оба решаем.
— Согласен. — он ответил без колебаний.
— И еще одно условие. — я чуть улыбнулась. — Борис остается. Это не обсуждается.
Андрей неожиданно рассмеялся:
— Кот? Я уже присмотрел ему домик с когтеточкой.
— Правда?
— Да. — он сжал мою руку. — Я хочу все исправить, Зина.
В дверях появился Кирилл:
— Вы помирились? Теперь можно вместе фильм смотреть?
Мы переглянулись с Андреем:
— Можно. А еще знаешь что? Завтра мы поедем выбирать новый диван. Этот совсем разваливается.
— А папа? — Кирилл посмотрел на отца.
— А папе больше не придется спать на диване. — я встретила взгляд Андрея. — С сегодняшнего дня.
Телефон завибрировал в кармане. Снова номер свекрови. Я посмотрела на экран. Может быть, стоит ответить? Не ради нее — ради себя. Чтобы поставить точку. Или многоточие.
Но не сегодня. Сегодня был наш вечер. Только наш — без посторонних голосов и оценок.
Позже я укладывада Мишу. Я поймала свое отражение в зеркале. Женщина с короткой стрижкой. И спокойным взглядом смотрела на меня.
— Ты не мать, а опора для своих детей, — прошептала я, завершая наконец ту фразу, которая преследовала меня три месяца.
И поверила собственным словам.
***
Этот рассказ родился из историй, которыми вы делили со мной в комментариях. Что стало вашей точкой невозврата?
Можете угостить автора бокалом вдохновения через донат.
Или через подписку.
***