Галя куталась в плащ на рыбьем меху. Безуспешно. Ветер бесстыдно пробирался к беззащитному Галиному телу, как противный охальник, поймавший одинокую женщину на голом пустыре. Этот отвратительный северозападный ветер, вестник ноябрьской мокреди, совершенно некстати явился в майский день, когда должно пригревать весеннее солнце, а душа – радоваться первой зелени. И без того опрокинутое навзничь Галино душевное состояние усугубилось по воле мерзкой погоды. Слезы было уже не остановить.
Причина до слез банальна. ОН бросил ЕЕ. Бросил мерзко, не по-людски, что ли… Не стал говорить глупые слова «Дело не в тебе, а во мне», «Ты самая лучшая женщина на свете, но…» Это все ложь, словоблудие, но эта ложь всегда являлась своеобразным буфером, подушкой безопасности при неизбежном столкновении. От синяков не избавит, но жизнь спасет.
А он повел себя… Как подлец.
— Ты страшная, Галя. Мне стремно с тобой на людях показываться. Иди в туман, Галя, ага?
И ушел.
А почему сразу так не сказал? Почему не сказал так, когда познакомился с ней? Когда попросил номер телефона? Когда пришел на свидание? Когда целовал ее, почему ему тогда стремно не было? И в Галиной постели ему тоже ничего не доставляло неудобств, даже то, что Галя такая «страшная»? А? Зачем он позвал ее в этот ресторан, чтобы унизить прилюдно? Чтобы растоптать?
А ведь она именно сегодня казалась себе красивой, как никогда. Она грохнула всю свою заначку, чтобы понравиться ему. Она за две недели до свидания записалась в этот баснословно дорогой салон красоты, чтобы попасть к этому баснословно дорогому мастеру, чтобы он сотворил чудо. Чтобы Галя почувствовала себя богиней. Сказкой. Мечтой поэта, ладно, не поэта, ну хотя бы самого заурядного мужчины. И ведь она чувствовала себя такой, честно!
Мастер оправдал свою цену. Галины жиденькие волосы вдруг стали отливать красным золотом, и блестящие, гладкие пряди казались тяжелыми, богатыми, рос-кош-ны-ми! Галины брови, так, бровки, как у мультяшных заек и самых настоящих такс, вдруг протянулись соболиной дугой, и у Гали появилось «выражение лица». Загадочное выражение, между прочим, таинственное, манкое, жен-с-ко-е!
Носа картошкой, дурацкого, простецкого, смешнючего рязанского носяры, просто было не видно. Он потерялся на лице. Мастер легким движением кисточки смазал его с лица, оставив симпатичный носик, не маленький, не изящный, но не кричащий, не лезший в фокус своим картофельным недоразумением! Вместо носа на Галиной физиономии (физиогномии) доминировали глаза, прекрасные, длинные, манящие очи, с яркой точкой зрачка на зеленой радужке.
Из блеклой, вечной старой девы Гали получилась зеленоглазая бестия, рыжая ведьма Гала. И пусть фея-крестная — этот женоподобный, напрочь лишенный тестостерона, мастер — предупредил, что после душа ведьма Гала превратится в страшненькую Гальку, в сердце ее все равно расцвел праздник-первомай, и каждая Галина клеточка излучала колдовские чары, влекущие к себе с неодолимой силой.
Она это заметила, пока шла на свидание к НЕМУ. Мужчины оглядывались ей вслед недоуменно и призывно. И стук длинных каблучков новых туфелек, и стройная коленка в вырезе тонкого Галиного плащика, и полуулыбка умело обведенных карандашным контуром губ – имели на них убийственное влияние, оглушали и очаровывали. И Галя это чувствовала, видела, знала, потому что доселе никогда не знала, не видела и не чувствовала ничего подобного!
Она жила в сорока километрах от города, в поселке, в бывшем леспромхозе, жила и работала в поселковом магазинчике, редко выбираясь оттуда и не особо жалея об этом. Поселок, несмотря на разбегавшийся в разные стороны народ, как-то существовал все равно, был симпатичным и ухоженным. Наверное, тому способствовали буйно росшие тут и там сосны, придававшие селению санаторный вид и скрывавшие собой запустение и разруху.
Галины родители еще в молодости получили квартиру в двухместном коттедже, маленьком одноэтажном домишке. Дружили с соседями, такими же, как и они сами, простыми ребятами. Отец Гали валил лес, мама учитывала количество поваленного леса. Зарплата была приличная, в поселке открыли ясли и детский сад, школу, магазины, клуб. Чего еще для счастья надо? Работай, рожай, расти детей, смело смотри в будущее – государство о тебе позаботится.
Потому и появилась на свет Галя, чудесное создание, похожее на забавного гнома. Мама и папа нисколько не горевали о гномьей внешности Галочки. Внешность – ерунда, лишь бы человек был хороший. А у Галочки носик папин, а ушки мамины. Тю-тю-тю, лапочка наша. Жалко, что не мальчик. Мальчик не станет лить слезы у зеркала. Ну, да ладно, и на таких, «с носиком» женятся хорошие парни. Поживем – увидим.
Никто не заострял внимания на Галиной некрасивости. Она и не переживала по этому поводу. Брала харизмой. Очень веселая и задорная девчушка, ей бы в артистки. Рот откроет – все падают от смеха. Харизма Галина помогала ей и в садике, где посмотреть «концерты» Петросяна и Клары Новиковой в исполнении местечковой звезды Гали собиралась вся детвора вместе с нянечками и воспитателями. Потому уже в школу Галюня шла, увешанная лаврами и славой, и потому была в большом авторитете у местных хулиганистых задир. И ее никто не обижал. А то ведь можно без представления остаться. На ту пору на экраны телевидения хлынули эти самые юмористы, хоть отстреливай их. И Галя юморила во всю, так сказать, мощь своего таланта.
И кому какое дело было до ее «носика» и «ушек». Вон, у Елены Воробьевой тоже «носик». И «ушки». И что?
Галя мечтала уехать, чтобы стать артисткой юмористического жанра. Не срослось. Лесхоз к тому времени развалился, раздробился на кучку фирм и фирмочек с бандитским руководством. Жить было не на что, не то что учиться. Да и батя попал в беду – задавило батю елью. Остался инвалидом. На что лечить? На что кормить? Мама сама еле жива. Галя запихала свои мечты в долгий, долгий ящик и устроилась в местный магазин продавцом.
Продавцом она была «от бога». Галя могла втюхать покупателям снег зимой, да так виртуозно, что эти самые покупатели передрались бы друг с другом из-за покупочки. Так смачно и со вкусом расхваливать свой товар не мог даже Рубен, выкупивший у государства захиревшее сельпо и снабжавший его продуктами, а также товарами широкого потребления.
Галя могла, это точно.
— Бабулечка, не берите эту колбасу. Сарделечки, гляньте, баба Маша, вот только-только подвезли, еще с завода. Вчера хрюкали. Чувствуете запах? Никакой туалетной бумаги, натуральное мясо, так и просится в кастрюлю! А вы к нему еще макароны сварите, да с маслицем, перемешайте, да сырком сверху посыпьте… М-м-м-м…
— Та дорохо, Халя, — скрипит баба Маша. Ей, бедной, пенсию платят с гулькин нос, и то – с задержками.
— Так вы одну возьмите, да и ладно. Смотрите – здоровенная, мясистая! Побалуйте себя хоть. Нет денег, так я в тетрадку запишу.
Баба Маша покупает одну единственную сардельку, потом дома делит ее на две части, и за ужином, а потом за завтраком с удовольствием съедает. И правда, побаловалась немного. Но основной рацион у бабы Маши скуден – один окорочок. Он сварен в густом макаронном супе. Тем бабушка и жива. Пока пенсию задерживали, Галя записывала все покупки бабушки в тетрадочку. Жалко бабку. Но Галина знала – баба Маша все отдаст с пенсии.
Она рекламировала только хорошие продукты. Гадостей не навяливала никому. Когда в продажу поступил маргарин «Рама», долго колебалась: стоит нахваливать? Потом решилась: стоит. У народа денег нет, а эту «раму» можно в тесто добавить. И в гречку можно. И если сверху жареным лучком обсыпать, очень неплохо получалось. Да и баночка хорошая. Для рассады будущей.
— Рубен, я уйду от тебя навсегда, так и знай, — вечером, грозно сведя брови, выговаривала своему начальнику, — ты больше не вози эту полудохлую колбасу, не порти себе репутацию.
— Ты ничего не понимаешь в торговле, Гала! – отбивался Рубен, — ты должна все продавать, и дохлый колбас, и живой сосиска!
— Ну и останешься на бобах! – рявкала в сердцах Галя, — и Светке прикажи, чтобы она, зараза, просрочку постным маслом не смазывала! На той неделе Гашкины отравились. В тюрьму хочешь?
Со Светкой, напарницей, у Гали был бой и фронтовая обстановка. Та как была хамлом, так хамлом и оставалась. И постоянно пыталась продать просрочку. Потому и выручка в ее смену была смехотворной. Всем уже хотелось искрометного сервиса и заботы. Все и шли к Гале. А Рубен, Рубенчик, очень ценил Галю и боялся ее потерять. Но и тратиться на товар не желал. И у Гали с Рубеном тоже был вечный бой. За покупателя. Рубен проклинал ее по сто раз на дню, со слезами отдавал часть денег на хорошие продукты: колбасы с местного завода, печенье, сыры и мясо, консервы и сладости – только у проверенных оптовиков. Иногда жулил, подсовывал что-нибудь «этакое».
Но Галя наотрез отказывалась втюхивать гнилье и фальшивый алкоголь. Война продолжалась до тех пор, пока в их магазин не начали наезжать люди из других поселков. У магазина сложилась хорошая репутация. Прибыль потекла Рубену в карман. Он был доволен, как не знаю кто. Постоянно называл Галину «моя красавыца и моя умныца». Галина устало отмахивалась. Рубен был женатым человеком и вообще не в ее вкусе.
***
О его магазинчике пронюхали не только обычные люди, но и бандиты. Хоть и даль несусветная, но, как говорится, волка ноги кормят. А бандиты – народ жадный. Им навара от леса мало, им все, все, все подавай. Оберут до нитки. Настращают, напугают, покалечат, но чужое захапают.
Явились в один не самый прекрасный день. Наглые, здоровенные, рожи красные, глаза злые.
— Хозяина позови.
Ну, у Гали «забрало» и упало.
— Хозяева в Париже, — говорит, — а у меня – начальник.
Один из здоровенных лбов ей пощечину отвесил, чтобы берега не путала. И Галя от этой пощечины в самый дальний угол отлетела. Поднялась, очами сверкает, кулаки сжимает.
— Спасибо за науку. Теперь век вас помнить буду.
Рубен на шум вышел. Трясется весь. Хотел за Галю заступиться, да куда там. Ему по полной программе досталось. Вынесли всю выручку, с полок все выгребли и ушли.
Рубена на скорой в больницу районную увезли. Там он и умер от травм. Осталась у Рубена жена Нана и трое детей. Они были нормальными людьми, из Армении, беженцы, от войны бежали в 1987 году. Сбежали от войны, называется. И что теперь делать? Не с теми бандиты войну затеяли. На войне-то страшненько, там не торгаши, там звери. Там пусть молодые пацаны отдуваются, а здесь, в тайге, с мирными людьми бандиты очень удачно воевали. Сволочи.
Что делать, жить надо. Скооперировались на пару с Наной. Начали поднимать дело. Нана сама ездить по базам начала. Кое-как вытащили магазинчик из ямы. Каждый месяц платили мзду лихоимцам. Галя в глаза им старалась не смотреть. Потом уже, когда разбойники расслабились, предложила дань продуктами отдавать.
— Ну что вам наши копейки? Зато у нас водка очень хорошая и мясо отличное. У местных скупаем. Печать от ветеринаров имеется, все честь по чести.
Тупоголовые морщились. У них что-то не срасталось в мозгах. Тогда Галя решила выяснить, кто среди бандитов главный авторитет. Главным авторитетом был Гоша Ржавый, какой-то беспредельщик из Питера. Был здесь наездами, «руководил» из северной столицы.
— А сейчас он где?
— Тута. Охотится.
— Можно к нему на прием записаться?
Молодчики Галю критическим взглядом окинули: не больно лакомая птица, хоть и молоденькая. Но все-таки пообещали аудиенцию с Гошей.
На следующий день повезли нашу Галюню в лес. Мало того, что сидела Галя на заднем сиденье джипа между двумя мордоворотами, так они ей еще и повязку черную на глаза нацепили. Будто Галя – террористка какая. Смешно. Но она не шутила. Не тот контингент, шуточки свои разводить. Сидела молча.
Ехали долго. По кочкам и буеракам. Потом повязку сняли. Галя смотрит: полянка зеленая. Вокруг – елки. На полянки – цветики-ромашки. Посреди луга домик не домик, избушка на курьих ножках, Бревна в три обхвата толщиной, лестница из вековых стволов сделана. Бревно вдоль распилено, и в форме ступенек уложено. Курьи ножки из здоровенных корневищ. Специально так смастерили, вроде сказочной избушки. Отполировали, глянец навели. Ставеньки сладили. Так и думается: сейчас какой-нибудь Дед Мороз выйдет. Вышел дядька в камуфляже. Охранник – догадалась Галина.
Она скромненько посеменила к избушке. Ногу за ногу – еле поднялась. Охранник Галю нашу обыскал. Ничего не нашел. Впустил.
Заходит Галя, и ничего не понимает. С виду дом – коряга корягой. А внутри – дворец. И потолка не видать. Диваны. Кресла. Стол огромадный. Стулья, будто из сказки про Машу и Медведей. За столом сидит не медведь. Не богатырь. Человек. Худощавый, даже щуплый. Лысоватый. Очков только ему не хватает – на бывшего Галиного учителя физики похож. Глаза выдают – умные, острые, злые.
Галина присела. Рассказала «учителю» о том, о сем. Объяснила ситуацию, мол, дань платить не может, мол, согласна продуктами платить. Документы показала. Даже неофициальные. Не плакала и голосом не дрожала. На милость Гоши не надеялась.
— Если не желаете продуктами брать, то хотя бы архаровцам своим прикажите полки догола не опустошать. И руками не размахивать. Рубена забили и теперь семью без кормильца оставили. А нас со Светкой – без зарплаты.
В общем, Галю понесло. Замолчать она уже не могла.
— Рубен? – глаза Гоши холодно блеснули.
— Из Кафаны. Беженцы. Пострадавшие, — поторопилась оправдаться Галя, — христиане ведь. Нельзя так с людьми. Вы хуже врагов. В своей же стране гадить подло!
— Все сказали? – перебил ее Гоша.
— Все! – выдохнула Галя, — а теперь можешь стрелять в меня, как в гуся, коли на охоте. Мне уже плевать. До тебя, видать, не доходит!
Гоша жестом показал охранникам – «выпроводить нахалку». Ее выпроводили. В машину опять запихали, повязку нацепили и повезли.
Автор: Анна Лебедева