Галя все думала – все. Нет, ничего, вернули в поселок. Ни слова не сказали. Даже не стукнули. Галя в магазин шагнула: Светка-хамка и Нана сидели вместе за прилавком и пили водку. Молча. Увидели Галю – чуть не умерли.
— Живая? Невредимая? Все, нам хана?
— Не знаю, — ответила Галя и упала на табуретку. Ноги не держали ее совсем.
Они ждали, что магазин сожгут. Что убьют Нану и спалят ее дом вместе с детьми. Что Светку-хамку подстерегут где-нибудь и надругаются над ней, красивой и сочной. Что покалечат Галю. Они долгое время ходили по улице крадучись, оглядываясь по сторонам.
У Гали на нервной почве какой-то сдвиг случился – она стала бояться мужчин. Всех. И балагурить перестала. Мать сходила с ума от страха и просила Галю уволиться. Лучше – уехать из поселка совсем. Но как бросишь отца-инвалида и беспомощную мать? Галя так никуда и не уехала. Работала в магазине, откладывала каждую копейку спинальнику-отцу на коляску. Возилась в огороде. Ездила за товаром, когда Нане было некогда. Подменяла Светку-хамку, когда та запивала. Пить начала Светка. И пить запоями. Ее бы уволить, да как? Жалко. Человек.
В магазин больше никто из братвы не заявлялся. А если и заявлялся, то только за товаром. За деньги. Платили сполна, говорили «спасибо» и отчаливали, аккуратно прикрывая за собой дверь.
Потихоньку страхи проходили. Да и бандиты со временем перевелись на нет, будто их кто-то отстреливал. Да так и было, сами себя и загрызли, как бешеные волки. Потихоньку в поселке налаживалась нормальная жизнь. Жители привыкли мотаться за сорок километров в город. Пенсии стали платить. Прибыли от продажи хватало на хлеб с маслом.
Галя зажила спокойно. Небогато, скромно, но достойно. Ей хватало.
***
Годики бежали, мамины старенькие ходики отсчитывали уходившие секунды Галиной жизни. Ей стукнуло сорок лет, она похоронила родителей на песчаном кладбище среди сосен и елей, поставила им хорошие памятники и аккуратно поминала их в каждую родительскую субботу.
Замуж она не вышла. Да никто и не предлагал. Галя слилась с витриной маленького магазинчика, срослась с ним, стала его частью, без которой это типичное, советской постройки, сложенное из кирпича помещение, развалилось бы, потеряв свою главную опору. Галю любили в селе от мала и до велика. Она не растеряла природного обаяния, все так же балагурила, рассказывала и показывала смешные сценки, изображала в лицах знакомых и соседей. Была ласкова со старухами и детьми. Знала всех по именам и отчествам.
С остальными вела себя предупредительно и любезно. Могла отпустить товар в долг, если чувствовала в покупателе порядочного человека. И всегда, при любых обстоятельствах, старалась снабжать поселок только свежими продуктами. Магазинчиков и лавочек в поселке насчитывалось уже пять. Плюс – аптека. Но все равно народ шел к ней. Всегда – к ней. Почему? Потому что!
Никто не замечал Галиной некрасивости и теперь. Но и ничего красивого в ней не видел. Да и не в этом дело. Не в красоте. От Гали не исходило никаких призывных флюидов. Мужчины не чувствовали к ней тяги. Потому что Галя давно похоронила в себе женщину, хоть и была опрятной, по-девичьи стройной, общительной и приятной во всех отношениях. Но женщиной не была. Седину не закрашивала, ногти обрезала по-медицински коротко, волосы прикрывала шапочкой. Губы и глаза Гали не знали ни туши, ни помады. И этот нос. На половину лица. Носяра просто. Все портил. Ай, да ну его, противного.
Нана продала ей свой бизнес Галине, и уехала на Родину вместе с повзрослевшими детьми. Светка, превратившаяся в пьянчужку, дежурила по утрам около магазина. Просила выпивку в долг. Галя не давала. Светка орала и плакала, а потом уходила «кончать жисть самоубийством». Галя психовала, и отдавала Светке-хамке «маленькую». Светка уходила. Потом приходила снова.
В общем, Галина, не выдержав, закодировала бывшую свою коллегу и устроила к себе на работу фасовщицей и уборщицей по совместительству. Все копейка. Светка никому не мешала, фасовала себе потихоньку крупу и семечки в подсобке, зарабатывала свой хлеб и терпеливо ждала срока окончания кодировки.
Ей, в отличие от Гали, очень хотелось замуж. Деток хотелось. Но кто ее возьмет, алкоголичку? Сорвется, запьет, натворит бед. Светка добровольно оставалась в одиночестве. Галина надеялась ее спасти. А о своем семейном счастье уже не думала. Мужчин побаивалась, не верила им, думала, что век ее прошел.
Однажды поехала в Питер за товаром. Григорий Михайлович, старый, неизменный Галин водитель-экспедитор, ушел на покой. Возраст.
Вместо него возить продукты из города подвизался Гена, энергичный такой мужчина, симпатичный, молодой (тридцать четыре года всего), холостой. До денег жадный, хватавшийся за любую халтуру, веселый и толковый. Приехал в поселок вовремя, в четыре утра. Проволочек не устраивал. Все базы знал, в Питере не терялся, пробок и шумного потока в дороге не боялся, чувствовал себя на трассе, как рыба в воде. По пути развлекал Галю умеючи. Истории рассказывал интересные. Комплименты всякие, байки… Заразительно смеялся.
Галина поначалу строжила себя. Она и кокетничать разучилась. Да и не умела никогда. Но Генка ее растормошил, растопил, расслабил. Галя и не заметила даже, как один раз расхохоталась над его шуткой. Не заметила, как рассказала поселковую байку. И пошло-поехало. Галя – одну историю. Гена – три. Галя о том, Гена – об этом. И ловко так все у него получалось, шутя. Где дядя Гриша кряхтит и охает, Гена уверен и непобедим. За два с половиной часа управились, забили фургон доверху. Перекусили в недорогой столовой, чистенькой, опрятной, с хорошей, просто домашней кухней. И, посвистывая, отправились домой.
Расстались чуть ли не лучшими друзьями. Договорились о следующей поездке, через неделю. Галя расплатилась с Геной по совести. Да он и брал по совести, конских расценок не навешивал. Ну не водитель, а находка просто.
— Генка, — смеясь, на прощание сказала Галина, — и чего ты до сих пор не женат? Таких мужиков бабы на части рвут.
В шутку сказала. Ключ бесед у них такой получился, шуточно-балагурный. А Гена вдруг серьезно так ответил:
— Тебя искал.
И уехал.
Галя впервые, за свои сорок лет, пожалела, что не пригласила Гену в дом. Он ей в душу запал. Какой-то… Надежный, что ли. Или ласковый. Или легкий. Улыбчивый? Деловитый? Ой, да все сразу… И сон не шел к ней. Растревожил ее парень. Хоть и молод, а…
Утром проснулась, как с похмелья. Заставила себя все эти пошлые мыслишки из головы выкинуть. Ишь ты, чего придумала – мужика ей подавай! Курица! Молодого захотела? А, может, этому молодому не Галя нужна, а ее деньги, а? Сама так подумала, сама себя и обругала: да какие там у нее деньги, одно слово только – торгашка… Львиную долю на налоги, да на всякие прочие выплаты она отстегивает. Деньги…
В зеркало посмотрела на себя – впервые в жизни расплакалась из-за внешности.
Нет, нельзя верить мужчинам. Нельзя.
Через пять дней Гена позвонил. Удостоверился: ничего в планах не поменялось? Ничего. Она оставшиеся два дня, как на иголках вся. Ничего не понимает, спотыкается, волнуется. Молоденькая Танюша, новенькая девочка-продавщица, с удивлением на хозяйку поглядывала: совсем чокнулась тетка на старости лет. Фасовщица Светка водила чутким носом – не попивать ли начала подружка? Покупатели удивлялись: чего это Галина – сама не своя. Случилось что?
А у Гали случилось. Любовь у нее случилась. Генка этот проклятый со своим «тебя искал» из головы не выходил. О нем бы справки навести, кто он, чем дышит. Может, дети на стороне. Может, жены бывшие, а он скрывает, подлец. Может, сидел. Никаких ответов. Не у Тани же будешь спрашивать, не у Светки? Ой-ой, беда.
Накануне не спала. От звонка в четыре утра подпрыгнула. Причесалась. Надела новую кофточку. Потом сорвала ее, переоделась в привычную одежду. Волосы в хвостик завязала. Нечего… Стыдоба. Вышла из дома, строгий вид на себя напустила, будто ничего такого и не было. А ничего и не было. Такого. Только руки от чего-то ходуном ходят, как у Светки-хамки-алкашки.
— Привет, родная. Я по тебе соскучился, — сказал Гена.
Галя готова сквозь землю провалиться. Не знает, как себя и вести с водилой этим. А он руль уверенно крутит, на дорогу смотрит взглядом победителя. И снова байками сыплет, Гале зубы заговаривает. Около него сидеть ужасно неудобно. Жарко от него. Галя вся пятнами пошла, смеяться не может, и слова сказать не может.
— Ты чего, Галинка? Случилось что? – спрашивает, а в голосе неподдельное сочувствие.
Потом вдруг машину останавливает, к Гале лицом поворачивается. Глаза у него такие хорошие. Ясные. Чистые. Морщинки, цыпочки около – много улыбается. Добрые глаза.
— Ты думаешь, я пошутил тогда? Я не шутил. С такими вещами не шутят.
И Галю к себе привлек.
Вот так Галя утонула, растворилась, как соль, в его любви.
Потом как-то и не думалось даже, что такого Гена в ней нашел, почему он позарился на нее, на некрасивую такую, и не молодую совсем. Странные дела – Галя и не думала ни о чем, ни о делах, ни о работе, а все у нее спорилось, вроде бы само собой получалось. И ночи бессонные не мешали Гале днем. Не было тяжкого состояния усталости и разбитости – летала во сне и наяву. Порхала. Готова была весь мир одарить счастьем.
Гена часто отлучался по работе – у него было много клиентов. Но каждую неделю, два дня точно, он жил у нее дома. И она, пока Гена не видит, как больная, приникала к его рубашке, вдыхала его запах, как кошка или собака какая, и не понимала, в чем химия? Почему его запах ей милее всех на свете запахов? Почему ей так сложно расставаться с любимым?
Три месяца свиданий пролетели, как один день. И однажды Гена позвонил ей.
— Галюня, я не могу приехать в четверг. Дела. Нет, не волнуйся, ничего не случилось. А… В общем, случилось. Отмени все свои дела на пятнадцатое, через две недели. К трем часам дня приезжай в «Русь». Я буду ждать тебя там. Нет, не скажу. Сюрприз. Приятный.
Галя две недели готовилась к этой встрече. Даже если Гена не позовет ее замуж, ерунда. Она тоже решила приготовить ему сюрприз. От себя.
Мастер красоты, собака такая, готов был принять ее лишь пятнадцатого. С утра. Ничего, ничего. Галина подождет. Пока можно выбрать для себя наряд. С ее-то фигурой? Нет проблем. И туфли. Обязательно на высоком каблуке. Гале хотелось не только казаться, но и быть настоящей женщиной.
Занятая подготовкой к свиданию, она не замечала времени и волновалась, как девчурка семнадцатилетняя.
И даже не так переживала за грядущие события в жизни поселка, как за свое свидание. А события были – ого-го! Лесхоз, наконец-то, обрел настоящего хозяина, справедливого и честного. Заработала машина, завертелась, появились новые рабочие места, а инвесторы грозились заложить новый лесоперерабатывающий комплекс. Народ бурлил и радовался, а молодежь притормозила с отъездом. Зачем? И здесь начали платить хорошие деньги! И вот, через год плодотворного развития лесной промышленности в их богом забытой дыре, новое начальство решило организовать для населения праздник.
Планировалось установить торговые ряды, развлекательные мероприятия, даже концерт с неплохими исполнителями ожидался. Люди волновались в предвкушении праздника. А Галя, как местный предприниматель, не отказалась от участия в торжестве. Кому мешала лишняя выручка, тем более Светка-алкашка за время вынужденной трезвости настропалилась печь расчудесные пироги, которым самое место в любой праздничной едальне. Поставь павильон, да торгуй. Народ их знает и с охотой купит все, что им Света, Таня и Галя предложат.
И вот этот день настал. Галя сновала по торговым рядам, дергала Таню за нерасторопность, потом бегала в магазин, где в специально оборудованной пекарне (расстаралась для Светки год назад) трудилась ее дорогая подружка, потом ругалась с водителем нанятого грузовичка и сто раз пожалела, что наняла его. Потому что лучше, чем Гена, водителей нет в принципе. А Гена уехал. И Гале ужасно неуютно без него! И опять – ругань, дерготня, нервы!
В суетных рядах вдруг суета прекратилась. Все вытянули шеи. Ждали «самого».
Анна Лебедева