Чернокнижник

Алый лес зашумел. Ветер застал его врасплох у Ведьминой горы, налетев единым внезапным порывом.

Деревья, увешанные багровыми листьями до самых верхушек, начали перешептываться, шелестя на своём, понятном только им одним языке. Кругом – куда ни глянь - ало-красные одеяния деревьев, от которых рябит в глазах.

- Слышишь? – спросил Бальтур, потуже затягивая исхудалыми пальцами мешочки на поясном ремне. Он был достаточно худым и безобразным, - настолько, что его вполне можно было принять за срубленный ствол дерева в этом мешковатом сером балахоне, сшитом, судя по неровным стяжкам, вручную и наспех.

Чёрная полоса пересекала его глаза от одного уха к другому; он нанёс угольную краску лишь час назад, поэтому она была яркой и ещё не впиталась в кожу. Рытвины на его лице казались заразными и выглядели омерзительно. Весь нескладный и отталкивающий, словно прокажённый, - он до жути нагонял страха на своего проводника.

- Что? – в недоумении поднял голову Сторн. Рыжая прядь волос свисала перед самыми его глазами, поэтому он аккуратно завёл её за ухо и внимательно всмотрелся в опушку леса, расстилавшуюся перед ним и Бальтуром.

- Птицы смолкли, - заметил чернокнижник нахмурившись. Его взгляд скользнул по опушке, с недоверием вцепившись в каждый темный уголок, который успел заметить его опытный глаз.

В лесу действительно стало тихо, отметил про себя молодой проводник.

Бальтур и Сторн лежали за небольшим земляным выступом, притаившись в траве и наблюдая за тем, как ветер рьяно треплет алые листья деревьев. Будучи обученным чернокнижником, Бальтур знал, что в лесу у Ведьминой горы, стоит быть вдвойне аккуратнее, если желаешь остаться с головой на плечах.

Его проводник Сторн – молодой, неряшливый, но красивый юноша, с изумлением и тревогой наблюдал за старшим товарищем, разложившим перед собой потрёпанные книги. Одет он был в линялую суконную рубашку цвета пожухлой травы и чёрные льняные штаны, заправленные в кожаные истоптанные сапоги.

- Разве ведьмы в здешних местах не слепы? – Сторн заглянул в одну из книг, где изогнутыми, изящными символами была исписана вся страница, но не смог разобрать даже слова.

- Слепы, - кивнул Бальтур, листая ветхие страницы одной из книг, - той, что обёрнута в чёрный переплёт. – Но отнюдь не ведьм в алом лесу стоит бояться, - добавил он мрачно.

Он принялся вчитываться в непонятные иероглифы и совсем отвлекся от наблюдения за опушкой леса. Тонкие, потрескавшиеся губы безмолвно двигались, когда ярко-голубые глаза бродили по строчкам в потрёпанном гримуаре.

- Antrecsinus santctumsentre alsio, - прошептал Бальтур и отложил книгу. – Рядом кто-то есть, - добавил он негромко.

Его глаза загорелись голубым свечением, а вены на руках и шее проявились сильнее прежнего. Он окинул взглядом опушку леса, затем перевёл взгляд на чащу позади себя. Его губы вдруг дрогнули.

Сторн заметил это и округлил глаза.

- Колдун, - прошептал он дрожащим голосом. – Что ты увидел, колдун?

В глубине леса заскрипели деревья, зашуршала трава, словно кто-то пробирался сквозь заросли. Сторн не мог не услышать эти пугающие звуки, поэтому занервничал ещё сильнее; на лбу его выступила испарина.

- Не нравится мне твоя охота, - голос проводника стал писклявее. – Ты же сказал, что хочешь поймать пару зверушек! Ты же сказал, что хочешь поохотиться!

- Я и охочусь.

- Скажи мне, ради Святых и Древних, на кого?

- На ведань, - холодно пояснил Бальтур, сжав зубы. – Та ещё тварь. Её кожа ядовита, поэтому не дай ей коснуться себя.

- Ведань? Что полезного ты получишь от мертвой ведани?

- Вырежу её слепые глаза, из них получится хорошая настойка для противодействия ядам. - Бальтур нащупал пальцами один из мешочков на поясе. – Продать её тушу я не смогу, но глаза мне пригодятся.

Сторн неуверенно потёр ладонью плечо, услышав о том, что придётся столкнуться с опасным колдовским существом.

- Может быть, обойдём? – слова сорвались с его побелевших губ надсадно, на лицо легла бескровная маска.

- Боюсь, что она уже учуяла нас.

Сторн нервно сглотнул и выкатил глаза: раньше он видел ведань только на рисунках из детской книжки, к тому же он никогда и подумать не мог, что в жизни своей ему придётся столкнуться с ней лицом к лицу. Ещё его покойный отец рассказывал о том, что ведань, по своей сути, прокажённая ведунья. Молодые девушки, имевшие талант к колдовству, становились ворожеями или ведуньями, при этом могли тайно жить среди обычных людей, а тех, что хватила проказа, люди прогоняли прочь, в леса, к болотам или к скалистым местностям, где они находили себе отчужденное пристанище вдали от чужих глаз. Жизнь отшельниками и кипящая в этих прогнанных душах ненависть к своим гонителям, со временем ожесточала их и превращала в человекоподобных существ, имеющих колдовские задатки, но не используемые ими в полной мере, потому что они так и не научились управлять ими. От употребления гнилого мяса, которое они закапывали в землю, кожа их становилась ядовитой, а отсутствие солнечного света отбирало зрение.

- Мы ведь должны учуять её? – спросил Сторн с некой надеждой в голосе.

Он как можно сильнее прижался к земле, чтобы никто не мог заметить его в траве. Ладони юноши вспотели, по затылку пробежала мелкая дрожь.

- Да, ведань ужасно воняет, но предпочитает сначала понаблюдать за своей жертвой из зарослей, поэтому не удивлюсь, что эта тварь уже следит за нами сквозь листву, - без эмоций ответил Бальтур, складывая ветхие книги в свой наплечный мешок. Он оставил только одну - чёрную.

- Ты сталкивался с ней раньше?

- Только с молодой особью. - Бальтур развязал один из своих мешочков, висящих на поясе, и взял оттуда щепотку синего песка. - Эта встреча стоила мне кусочка плоти, - он поднял левую ладонь и показал пустоту между мизинцем и средним пальцем. – Эта тварь откусит и не только это.

Сторн непроизвольно поморщился и подёргал кадыком. Он представил себе, как неведомое существо вгрызается в кисть и отрывает гнилыми зубами палец. Проводник позеленел.

- Не переживай, временно я могу видеть тепло тела ведани, скрывающейся в зарослях. - Бальтур сорвал несколько красных листов с куста и растёр их пальцами, смешав с синим порошком, протянув затем проводнику небольшой комок. – Съешь, - велел он строго.

Сторн взглянул на чернокнижника с недоверием.

- Хочешь жить – ешь, - отрезал тот.

Сторн взял из его рук шарик скатанных листьев, выпачканных в синий цвет, и поднёс к носу, тут же почуяв ужасный запах тухлых яиц. Проводник сдержал вырывавшийся наружу рвотный позыв и ещё раз посмотрел в лицо своего спутника с немым вопросом, застывшим на губах. Тот был непреклонен.

- У нас не так много времени, - напомнил Бальтур, поджав нижнюю губу в ожидании. Рытвины на его лице слегка растянулись.

Сторн собрался с мыслями, зажал пальцами нос и проглотил комок в одно быстрое движение. В животе его тут же заурчало, по телу стало разливаться странное ощущение немощности, словно руки и ноги его не слушались.

- Ты меня спрашивал, чем отличаются маги от чернокнижников, - произнёс Бальтур, положив руку на плечо изнывающего от боли юноши. – Так вот, мы, чернокнижники, не гнушаемся любых средств в достижении своих целей. - Он заглянул в глаза онемевшего Сторна.

Тот не чувствовал своего тела, словно превратился в говорящую голову. С губ его стали срываться проклятия, ругательства и требования расколдовать его.

- Особенностью боя с веданью является то, что её невозможно уничтожить в одиночку, - холодно произнёс заклинатель, не обращая внимания на слова проводника, - всегда нужна приманка.

Бальтур раскрыл чёрную книжку, прошептал несколько неразборчивых слов, затем прицепил её к цепи на ремне, просунув звенья в небольшое кольцо в переплёте.

Он скрылся в листве, оставив плевавшего проклятия проводника лежащим на земле. Через мгновение заросли распахнулись, и тёмное пятно накинулось на жертву, разинув смердящую пасть.

***

Раскатистый смех заполнил всю таверну, тишина, нарушаемая одним только звоном тарелок, тотчас же отступила. Толстяк несколько раз с грохотом уронил кулак на деревянный стол, чем привлёк внимание десяток глаз.

- Расскажи-ка ещё раз, что ты сделал? – сквозь слёзы хрипел бородатый боров, запрокинув голову к потолку так, что его кадык нервно подёргивался то вверх, то вниз. – Давно я так не смеялся!

Трясясь от хохота, он сомкнул пальцы на внушительном чреве, будто боялся, что оно разойдётся по швам, как набитый песком мешок. Перед ним за столом сидел бледный чернокнижник в сером балахоне. Он смиренно опустил голову, стараясь прятать лицо под капюшоном, и сложил пальцы в замок.

- Околдовать мальчишку и отдать его на съедение ведани! – не унимался толстяк, словно восторгаясь поступком заклинателя. – Ты ещё большее чудовище, чем я! Как там тебя зовут?

- Бальтур.

Чернокнижник процедил своё имя, не отрывая взгляда от тарелки с костной похлёбкой, стоявшей перед ним на столе. Он даже не притронулся к яствам, купленным толстяком, хотя минул примерно час, как они пришли в таверну.

- Точно, заклинатель тёмных рун, - кивнул бородатый.

Отороченный мехом каштановой куницы воротник его куртки из вареной кожи практически касался пшеничного пива в его кружке, когда толстяк наклонился ближе к своему собеседнику.

Он назвался чернокнижнику Вольдемаром Бартесом, шёлковым бароном из Поднебесных равнин. Если на вид ему можно было смело дать пятьдесят лет, то на самом деле он был немногим младше сорока пяти. Седина в его пышной бороде и длинных густых волосах уже блестела, но пока только крохотными бороздками на висках и у самого подбородка. Он был неуклюж и толст, но несмотря на это вполне воинственен и силён.

- Почему же ты сбежал от Братьев в белом? – спросил Бартес, схватив куриную ножку с блестящего блюда. – Неужели жизнь в гонениях намного лучше, чем право носить белоснежный балахон?

Бартес впился зубами в сочное мясо, с лихвою оторвал кусок, который тут же проглотил. Заметив, что заклинатель не спешит с ответом, он уставился на него пристальным взглядом и отложил куриную ножку в сторону. Широкая спина облокотилась на спинку стула, заставив его издать жалобный скрип.

- Я кажется задал тебе вопрос, колдун, - проговорил Вольдемар, сверкнув глазами. – Ты должен быть услужливее со мной, иначе… - он погладил пухлой рукой бороду и пригрозил: - Иначе я разобью эту штуку.

Он достал из внутреннего кармана куртки стеклянный сосуд, в котором переливалась белесая смесь. Немного повертев её в руках, Бартес слабо улыбнулся:

- Не играй со мной, чернокнижник, ведь я могу быть по-настоящему жестоким. Знал бы ты, что я вытворял со своей челядью, пока меня не прогнали из совета правления… И ты даже не представляешь, что я сделаю с ними, когда верну себе своё поместье и титул.

Бальтур выслушал его и опустил глаза. То ли страх перед возможной участью, то ли внутреннее спокойствие мастера над рунами - выработанное строгой дисциплиной во время обучения в Твердыне Заклинателей - позволили ему перебороть внутренний гнев, полыхнувший пламенем к гортани от самого сердца, превратившись в горечь на израненных крошечными рубцами губах.

- Я не сбежал, - спокойно сказал Бальтур. – Мои взгляды на использование колдовских рун отличаются от взглядов ордена братьев. – При этих словах он слегка задумался, а глаза его стали блуждать по столу. - Навязываемые ими идеи пугает даже меня…

В таверну вошли четверо грозных путников, оглядевших помещение пронизывающим до глубины души взглядом, и проследовали друг за другом к самому дальнему столу – в углу заведения. Юная девушка поспешила к ним, но путники небрежно махнули ей рукой со словами: «Свиного мяса нам и горчичной настойки! Кувшин! И пошевеливайся, дорогуша, мы жутко проголодались!». Девушка скромно кивнула и поспешила исполнять, скрывшись в двери, ведущей в кухню.

- Мне плевать, что они там проповедуют, - отмахнулся Бартес, отделяя куриное мясо от кости. – Главное, чтобы они излечили эту проклятую сыпь. – Он отодвинул воротник своей куртки и оголил грудь, расстегнув несколько пуговиц на льняной рубашке. Участок кожи, который он показал, был покрыт чёрными отвратительными пятнами с маленькими кровяными прожилками на них.

- Дьявольская отметина! – прошептал чернокнижник нахмурившись. – Эта хворь захватывает Южные и Северные земли, повально истребляя народ… Где ты подхватил эту…

- От ночных жриц, конечно! – грянул Вольдемар, злобно ощетинившись. – А ты думал, почему меня изгнали из совета и из города? Государь боится заразиться этой дрянью, поэтому порой слишком жесток к заболевшим. – Он перевёл взгляд на Бальтура, и в глазах его заплясали тени. - Но ты, клятвопреступник, мой шанс вернуться ко двору. Я сдам тебя ордену Белых братьев, а взамен они вылечат меня от дьявольской отметины! Я слыхал о том, что они научились избавляться от треклятой хвори.

Бальтур воздержался от ответа. Он подумал, что, будучи пленником шёлкового барона, не стоит навлекать на себя лишний гнев, потому что во власти человека, сидящего напротив, находится его душа, запертая в стеклянном сосуде. Лишённому всяческого сострадания Бартесу ничего не стоит разбить столь хрупкую вещицу, если ему вдруг взбредёт в голову, что чернокнижник не вежлив с ним или не принесёт ему пользы. Самым правильным вариантом для заклинателя оставалось кроткое смирение и ожидание.

Тем временем на стол в самом дальнем углу поставили блюдо жаренной свинины, нарезанную большими ломтями, и кувшин горчичной настойки, которую четверо незнакомцев тут же разлили по кружкам. Бальтур ощутил на себе угрюмый взгляд одного из путников. Самый взрослый из них, буквально сверлил глазами заклинателя. Судя по их запылённым плащам, загоревшим лицам и куче медальонов на шеях, - они принадлежали к братству охотников за головами. Эти люди, лишённые чести, зарабатывали на жизнь ловлей изменников и преступников, разыскиваемых от Северных до Южных земель. Они пришли с юга, с диких пустынь, решил Бальтур, заметив засохший песок на их сапогах.

- Ты не слишком многословен, колдун, - отметил Вольдемар Бартес, уминая куриные ножки. – Я же наоборот, люблю поболтать. Знаешь, когда я был при дворе Государя, мне был выделен раб, который слушал мои изречения. Представляешь, он только и делал, что слушал меня часами, когда я напивался вдрызг. Хорошее было время! – Бартес попросил себе ещё пшеничного пива, когда осушил жидкость, переливающуюся на дне кружки цветом поздней осени. Он лихо отрыгнул, вытер с губ жир тыльной стороной ладони и продолжил свой монолог: - У меня была целая сотня душ! Сотня, колдун! Больше только у Государя. Представляешь, сколько простолюдинов я спас от голодной смерти! Сотню! Целая сотня душ! А теперь у меня только одна душа…

Он снова вынул из кармана куртки сосуд и с грустью взглянул на плавающую внутри него бледную субстанцию.

- Твоя душа стоит той сотни, хотя и выглядит, честно признаться, паршиво. Не важно, главное, что с помощью неё я верну себе былое величие.

Он замолчал и убрал сосуд обратно, обратившись к принесённому служкой напитку. Пшеничное пиво потихоньку свершало своё хмельное дело: Бартес начал с трудом воротить языком. Его речь стала смазанной и не совсем связанной.

- А ещё, ч-ч-чернокнижник, когда-то я был т-таким же х-худым, как и ты, - проговорил он, внимательно осмотрев колдуна. – Знаешь, у меня были жена и д-дети… Я даже н-не знаю, где они сейчас… наверное, м-моя благоверная увезла их в Высокий п-предел, к своему з-злобному п-па-паше… как же это было д-давно…

Он упёр кулак в щёку и тупо уставился в деревянный пол. Большое брюхо опускалось и поднималось с каждым его вздохом, пока в глазах царила абсолютная пустота. Он хотел было сказать ещё что-то, но его оборвали на полуслове: четверо путников из дальнего угла появились за его спиной точно тени.

- Кажется, тебе уже хватит, хряк, - заскрипел один из незнакомцев, опустив руки на стол, разделив при этом Бартеса и чернокнижника. Шёлковый барон повернул голову на бесцеремонного чужака и расплылся в улыбке:

- А к-куда подевалась п-п-прежняя служка? Та д-девчушка нравилась мне к-куда больше… она х-хотя бы приходила с п-п-пи-ивом.

Путник схватил его за меховой воротник резким движением и заскрежетал зубами от злости. Трое остальных окружили стол барона.

- Твой острый язык мы отрежем первым, а затем спустимся ниже, - процедил охотник, до этого сверливший глазами заклинателя из угла. В его руке сверкнул кинжал, на лезвии которого Бальтур успел разглядеть выгравированные руны.

- О, с-советую начать с-снизу, там придётся п-повозиться, - пожал плечами Бартес и, оглядев чужаков недоумённым взглядом, добавил: - Ну, в-вчетвером вы наверняка управитесь до у-утра. Я в-всегда запирался в с-своих палатах с ч-четырьмя ночными жрицами. Одна п-подсвечивала ф-факелом, двое других д-держали мой…

- Прикуси язык, хряк, - процедил охотник с кинжалом. Его густые усы и борода подёргивались при каждом слове. Морщинистая кожа на лице разгладилась, когда он обнажил зубы в зловещем оскале. – Отдай нам колдуна и останешься жить. Может быть, мы даже оставим тебе оба уха и нос.

Бартес запрокинул голову и разразился громогласным хохотом. Рука охотника выпустила воротник его куртки от неожиданности. Огромный живот барона стал трястись как студень. Бальтур тем временем изумлялся поведению своего пленителя, считая его либо очень отважным, либо не особо смышлёным.

Когда Бартес закончил, лицо его побагровело от гнева. Зубы бароны сцепились, на широком лбу набухла вена.

- Уши м-мне понадобятся для наслаждения в-вашими предсмертными с-стонами, - проскрежетал он, испепелив взглядом дерзнувшего ему охотника за головами. – Чего в-вам нужно, о-с-сатанелые? Я выкупил этого к-колдуна у деревенщин, которые хотели вздёрнуть его на в-виселицу за то, что он скормил п-проводника ведани. Я отдал за него последние з-золотые, поэтому не рассчитывайте, во имя Древних и Святых, что я отдам его в-вам. Всё, что в-вас ожидает – это в-ворох собственных к-кишок, который я любезно п-предоставлю прямо в ваши г-грязные руки!

При этих словах он одёрнул полу куртки, продемонстрировав рукоять меча, погружённого в ножны, а затем поднялся на ноги. Четвёрка чужаков тоже потянулась за оружием на своих ремнях, но кто-то из служек, а может быть и сам владелец таверны потребовал совершить кровопролитие на улице, а не в стенах заведения. Уставившаяся на враждующих толпа одобрила это предложение, поэтому все шестеро, включая и опечаленного происходящим Бальтура, поплелись прочь из таверны, предвкушая побоище.

- Нам нет разницы, где прикончить тебя, толстяк, - сверкнул глазами охотник, сжимавший в руке кинжал, когда они оказались за дверьми заведения. Трое остальных не отставали от него, достав и свои мечи. Железо с шипением лизнуло кожаные ножны каждого из них, сверкнув в лучах заходящего солнца. Бартес неуклюже вынул собственный меч и обхватил его рукоять двумя руками. С трудом держась на шатающихся ногах, он не внушал опасения своим врагам. В голове чернокнижника тем временем боролись две противоречивости. Сложно было решить на чьей стороне ему быть, потому что в обоих случаях его бы ждало путешествие к Твердыне заклинателей, где его продадут ордену, но перспектива выносить шёлкового барона, часто пребывающего во хмелю, казалась более щадящей, ежели терпеть зуботычины от злобных охотников за головами. Пораскинув мозгами, Бальтур решил помочь толстяку, тем более что в его куртке находился сосуд с душой, который заклинателю рун стоило бы беречь.

Он развязал один из мешочков на своем ремне, пока охотники плясали с мечами вокруг барона, осторожно прощупывая его оборону, и взял щепотку чёрного порошка, который нанёс на веки, прочертив линию между ушами. Только так можно было читать тёмные руны, избегая их негативного воздействия на организм. Отцепив с цепи гримуар в чёрном переплёте, он принялся листать его, выискивая подходящие заклинания. В стороне, у самых дверей таверны, уже бушевала битва, раздающаяся по всей округе лязгом железа о железо.

Барон не отступал, чем вызвал удивление на лицах нападавших. Те наступали единым порывом, нанося стремительные и точные удары, но Бартес, пусть и будучи во хмелю и толстоват, уверенно отбивал каждый из них. Меч его сквозил некой необъяснимой энергетикой, будто под действием чар. Однако успех в защите длился не долго: силы практически оставили барона, он сильно запыхался и не мог отдышаться под неугомонным градом ударов. Руки его, тем не менее, неукоснительно посылали меч туда, куда рубили нападавшие. Наконец, кинжал, лезвие которого было увенчано рунами, в пылу сражения достиг плеча Шёлкового барона. Вольдемар Бартес вскрикнул от боли, когда острие кинжала безжалостно проткнуло его кожу. Тёмное пятно образовалось на месте укола, точно капли пролитого вина.

Бартес промокнул пальцами рану и приложил к языку, попробовав на вкус, пока охотники, воодушевлённые внезапным перевесом в бое, немного отступили, чтобы затем напасть снова.

- Мм, Алиссирийское к-красное? У меня в п-подвале завалялся бочонок т-такого! – успел произнести Бартес перед очередной атакой. Он с трудом дышал, но руки, сжимающие рукоять меча, смогли сдержать ещё несколько ударов перед тем, как выронить оружие.

Ликующие чужаки направились к беззащитному барону, рассматривая его из-под густых бровей и издевательски улюлюкая. Предвкушая лёгкую победу, они окружили толстяка, но недооценили его силу: барон схватил меч одного из них голыми руками и из последних сил рванул на себя, заставив его владельца налететь на ожидающий его кулак. Раздался хруст костей, и пылевое облако поднялось от рухнувшего на землю охотника.

Потратив на удар все свои силы, Бартес отправился вслед за нападавшим. Он повалился на спину, обмякнув в одночасье, будто в ногах его исчезли кости. На сцену тем временем вышел чернокнижник…

Губы его прошептали несколько неразборчивых слов, вычитанных в раскрытой перед ним книге, что вдруг заставило глаза нападавших кровоточить. Тонкие струйки стремились прочь из глазниц, пока их обладатели беспомощно вопили и пытались сдержать их пальцами. Кровь в конце концов начала сочиться из всех отверстий. Их крики разнеслись по округе, заставив зевак из таверны высыпать толпой на улицу. Перед их глазами четверо путников высыхали, превращаясь в обтянутые кожей коряги. Их лица морщились, теряя кровь, и бледнели. Наконец все четверо оказались на земле. Пустые глазницы бедняг были обращены к вечернему небу; солнце скрылось за горизонтом.

- Кровавые чары! – зашептались люди в толпе. Ошарашенные произошедшим, они не могли сдвинуться с места.

Огромная кровавая лужа под охотниками, медленно тянулась к кинжалу, упавшему в пыль. Руны на его лезвии втягивали в себя крохотные ручейки, из-за чего серые бороздки символов становились багряными.

Бартес открыл глаза и медленно поднялся. Он окинул взглядом лежащих на земле покойников и почесал затылок:

- Неужели я так с-сильно бью?

Десятки удивлённых и испуганных глаз зыркали на заклинателя, что не утаилось и от взгляда барона. Он что-то пробурчал себе под нос и направился к нему. Увесистая ладонь обхватила чернокнижника за плечо и потянула прочь.

- Нам нужно найти лошадей, - сказал Вольдемар, уводя Бальтура подальше от толпы. – Постараюсь отыскать парочку.

Он с недоумением глядел на чёрную полоску на глазах своего пленника, но понимал, что стоит уносить ноги, оставив ответы на все вопросы на потом. Во-первых, его беспокоили обескровленные трупы тех путников, что осмелились ему дерзнуть, а во-вторых – неоплаченный счет в таверне, про который все, судя по всему, забыли. Нужно было пользоваться моментом…

***

Когда они загнали лошадей, так любезно предоставленных мастером Левински из крепости Святого Лютера, пришлось сделать привал. Разожгли костёр. Постоянно подкладывали в него поленья, которые удалось найти в лесу. Всем занимался Бартес, потому что чернокнижник чуть было не оставил этот мир, когда они отъехали от деревни. Внезапный прилив усталости взвалился на его плечи стремительно и неотвратимо. Бартес успел придержать его в седле, когда увидел, что заклинатель клюёт носом.

- Придётся рассчитаться с Левински, когда я вернусь ко двору, - угрюмо произнёс Вольдемар, закутываясь в медвежью шкуру, которую он также взял у вечно улыбающегося мастера Левински. Эта особенность мастера вызывала у Бартеса мысли о том, что тот потихоньку сходит с ума.

Чернокнижник молчал, прислонившись спиной к стволу дуба. Его лихорадило: губы побледнели ещё сильнее, он практически не поднимал век и постоянно стучал зубами от холода.

- Отошлю ему бочонок Аллисирийского и парочку молочных девиц, хотя он, наверное, не знает, что с ними делать…

Бартес рассмеялся, но тут же стих, взглянув на мучения Бальтура. Немного поразмыслив, он укрыл его своей медвежьей шкурой, а сам придвинулся ближе к костру. На мгновение чернокнижник поднял голову и чуть слышно прошептал: «Спасибо».

- Я делаю это, чтобы ты не дал дуба раньше времени, - буркнул Бартес. – Даже не думай, что я передумаю сдавать тебя ордену Белых братьев.

***

Через несколько дней Бальтуру слегка полегчало: он начал есть и стал чаще пребывать в сознании. Все эти дни Бартес взваливал его бессознательное тело на лошадь, привязывая к седлу, и вёл её за собой. Таким образом они походили на работорговца, едущего верхом на лошади, за которой плелась другая – с товаром.

Позади показались города-башни, названий которых Бартес не помнил. Ему не было дело до Северных и Южных земель пока он находился при дворе Государя. Он поставлял по всем городам Поднебесных равнин одежду из шёлка, которую пряли его рабы, а также имел договор с купцами с Восточных островов и даже с торговцами шёлком из Артандраила, до которого иной раз приходилось загонять не один десяток лошадей. За шёлковое ремесло его и прозвали Шёлковым бароном, хотя многие считали, что это прозвище ему дали за благосклонный нрав, однако при встрече с ним резко меняли своё мнение, убеждаясь, что характер у барона колючее шипов розы.

Затем путники миновали Волчий провал и Барингор, возвышающийся в горах. Его огромная водяная мельница была видна за сотни лиг.

За Барингором лежала дорога к Твердыне заклинателей, поэтому Бартес поборол искушение остановиться в столь дивном городе и испробовать их знаменитую ягодную бормотуху, перебрав которой можно рискнуть отправиться к праотцам. Риск прельщал Шёлковому барону, но хворь начала одолевать его ещё сильнее, поэтому он отодвинул все мысли о выпивке в темный угол сознания.

- Отведи меня к моей дочери, - хрипел ослабленный Бальтур во время пути. – Я смогу вылечить и тебя и дочь. Я смогу, я тебе обещаю…

Бартес и слышать ничего не хотел про это. Он нацелил себе дорогу к Твердыне и неизменно следовал ей.

- Скорее ты обманешь меня, как того проводника, - отмахивался Вольдемар, сопровождая свои слова смешком.

- Он был преступником, совращал деревенских девиц, не достигших возраста женщины…

Бартес усмехнулся:

- Ты, судя по всему, подсвечивал ему масляным фонарём?

- Он угрожал им расправой, если они что-нибудь расскажут семьям.

- И тут появился ты – благородный чернокнижник! Колдовство на крови, клятвопреступление, измена ордену братьев в белом – и это не весь список твоих подвигов.

- Ты не понимаешь…

- Я понимаю, что ничем не лучше того бедняги, что ты скормил ведани, поэтому стать ужином для какой-нибудь твари не хочу.

- Послушай, орден не поможет тебе, только я в силах излечить дьявольскую отметину.

- Пожалуй, доверюсь предчувствию и отдам тебя ордену.

Больше Бальтур не просил да и в основном молчал. Со временем он стал увереннее сидеть в седле, пока полностью не пришёл в себя. Судный час приближался к нему всё ближе и ближе, и он прекрасно это понимал. Несколько раз он даже пытался вытащить из куртки барона сосуд со своей душой, пока тот храпел, но каждый раз был пойман за руку своим пленителем. Бартес хоть и моментально засыпал, все же спал очень чутко.

Он также забрал себе книгу колдуна, чтобы тот не высосал из него всю кровь. Как бы Бальтур и не пытался донести барону, что это было возможно только из-за рун на лезвии того кинжала, который держал один из охотников, - тот не верил. Чернокнижник утверждал упрямому барону, что заговорил руны на кинжале заклинанием кровяного сбора, объясняя также, что каждое заклинание буквально забирает жизненные силы и самого заклинателя. Бартес в ответ только недовольно качал головой.

Твердыня выросла перед ними ночью. Дорога привела к самым воротам, которые открылись только когда Шёлковый барон упомянул о клятвопреступнике. Больше всего на свете орден ненавидел предателей своего дела, поэтому один из братьев, обернутый в белую сутану, поспешил к гостям стоило им только ступить заворота.

Все в братстве были с пепельными волосами, от чего Бартес даже опустил капюшон Бальтура, чтобы убедиться и в цвете его волос. Увидев пепельные завитки, он с умиротворением вернул капюшон на место.

- Ох уж эти сектанты, - пробормотал он, следуя за колдуном в белом балахоне.

Они вошли в двери высокой башни и стали подниматься по ступеням винтовой лестницы. В окнах серебрился внутренний двор Твердыни, залитый всепоглощающим потоком лунного света. Бартес успел заметить конюшни и большой стог сена под навесом. Вдали блестели окна мрачного замка, молчаливо наблюдавшего во тьме за всеми строениями, огороженными толстыми каменными стенами. Внимание барона привлекли стекающиеся к башне, в которой он находился, толпы белых балахонов. Казалось, что все Белые братья решили встретить его с предоставленным им клятвопреступником.

- Что-то намечается? – поинтересовался Бартес, указав взглядом на собирающееся собрание колдунов.

- Да, господин барон, братья собираются для того, чтобы вознаградить вас за поимку изменника, - бесстрастно ответил сопровождающий их с Бальтуром член ордена. – Вы сказали о том, что подхватили дьявольскую отметину, поэтому мы избавим вас от этой заразы общими усилиями. Таков наш устав: каждый должен приложить руку к очищению.

Довольный этим ответом, Бартес поплелся дальше, преодолевая всё больше и больше ступеней. Он начал ощущать одышку и залившиеся свинцом ступни, когда они проделали половину пути, но не хотел терять и минуты до излечения, поэтому молчал и не переставал следовать за впереди идущими колдунами.

- Поверь, барон, очищение братьев не принесёт тебе выздоровление, - шептал ему Бальтур, плетясь перед ним, еле переставляя ноги. – Они не знают, как лечить эту хворь. Их лечение – смерть.

Но барон оставался непреклонным и холодным к мольбам чернокнижника. Несмотря на то что колдун, по сути, спас ему жизнь, никаких, затрагивающих тонкие струны души, чувств его судьба не вызывала.

- Мою дочь тоже сразила эта зараза, - доносилось до ушей барона, но он был нем ко всем словам колдуна.

Перспектива возвращения к привычной жизни казалась ему более выгодной, чем не понятный союз с изменником собственных клятв. Тем более, всё это колдовство на крови, тёмные руны, непонятные заклинания, скребущий сердце вид истощенного чернокнижника, превратившегося в ходячий скелет от жизни в постоянных гонениях, безумно пугали его и отталкивали. Пусть чернокнижник и вызывал порой в толстокожем бароне какие-то доселе неизвестные ему чувства, все же он решил сохранить холодную голову и отмел всякие мысли о том, чтобы отказаться от идеи передать изменника ордену. Свое здоровье и статус были важнее, тем более, что дьявольская отметина уже до жути жгла шею и боль от ожогов отдавала в кисть, что делало ее практически бесполезной. Ввяжись он в схватку на мечах, то точно бы не смог удержать в руках оружие.

Когда впереди показались массивные дубовые двери, служитель ордена, сопровождающий незваных гостей, вынул из рукава сутаны большой ключ и через мгновение предоставил вход в помещение, увешанное множеством настенных свечей. Тени от пламени танцевали на стенах, будто совершали древний ритуал. Служитель приглашал входить, но Бартес вдруг заколебался. Он успел заметить каменный стол на середине комнаты, измазанный чем-то вроде запекшейся крови, и клинок, лежащий на нем. Повсюду воняло ладаном и едва уловимым запахом акации. Акация служила символом белых братьев, вспомнил Бартес.

Его ступни неуверенно перешагнули порог, а за ним в комнату вдруг вошли еще с десяток братьев. Их лица были закрыты капюшонами. В тусклом свете свечей их облики казались странными и вызывали только тревогу. Братья встали у стен, образовав вокруг вошедших полукруг, но позади вошли еще двое, закрыв за собой двери. Круг сомкнулся.

Бартес огляделся по сторонам: братья сохраняли молчание и были недвижимыми. Они ждали. Наконец служитель, приведший путников сюда, в странную ритуальную комнату, заговорил, обращаясь скорее к своим братьям, чем к гостям:

- Мы трепетны к чужим проблемам, мы трепетны к людскому горю и всегда открыты человеческому сердцу, готовому открыться нам.

Он начал медленно обходить комнату, прикасаясь к плечу каждого из братьев.

- Мы всегда готовы помочь заблудившемуся, сбившемуся с пути страдальцу, что был завлечен темнотой собственной души и поддался искушению встать на извилистый путь, - продолжал говорить служитель, совершая полный круг от брата к брату.

Бартес вопросительно взглянул на чернокнижника – тот лишь понурил голову, будто в ожидании страшного суда. Но Бартес не знал, что он уже свершается, в эту самую минуту.

- Мы всегда чутки к мольбам своих соплеменников, своих близких и своих братьев, - говорил служитель, окончив обход и встав по середине комнаты, прямо перед Бальтуром и Бартесом. – Мы всегда идем на поводу глубоко сокрытых внутри нас качеств, таких как сострадание и любовь.

Он развёл руки и обратил свой взгляд на путников. Что-то в его лице изменилось, как успел заметить Бартес. Он смотрел на гостей исподлобья, губы его сковала легкая улыбка.

- Но мы глухи к прощению измен, к мольбам человека, нарушившего священную клятву, - грозно заявил он, испепелив взглядом Бальтура. – К таким людям у нас нет ни сострадания, ни любви.

Он развернулся и подошел к ритуальному столу. Обернувшись к путникам, он злобно ощетинился; в руке его зловеще сверкнул кинжал. Он также взял и небольшую чашу, в которую стал сцеживать немного собственной крови, пущенной кинжалом из ладони.

- Только кровь смоет кровь, - сказал он громко, будто находясь на сцене.

- Только кровь смоет кровь! – хором повторили остальные братья. Двое из них схватили за руки Бальтура и поставили его на колени, запрокинув голову. Пальцы одного из них надавили чернокнижнику на горло, заставив губы разойтись.

- Только кровь смоет кровь, - повторил служитель, медленно вливая в открытый рот заклинателя рун собственную кровь. Он начал шептать едва разборчивые слова, от которых содрогнулся даже Шёлковый барон.

- Что вы делаете… - только и всего, что смог выдавить он, взирая широко раскрытыми глазами на происходящее.

- Altroscanettilivento, - процедил служитель, и кровь его вдруг загорелась. Огненный поток обжог глотку бедного чернокнижника. Он попытался вырваться, но все безуспешно: братья, державшие его, впились ногтями в саму плоть.

Бальтур затрясся и повалился на пол без чувств. Из открытого рта вырывалась струйка дыма.

- Altrounaltro, - прошептал служитель, бросив в сторону погибшего последний презрительный взгляд. – Кровь за кровь.

Затем он обернулся к ошеломленному барону. Тот слегка опешил от всего, что увидел. Теперь слова чернокнижника о методах ордена не казались ему пустым звуком.

- Так вы, ребята, лечите людей? – сорвалось с его губ невольно. – Только не говорите, что у бедняги болело горло…

Он окинул взглядом собирающихся вокруг него братьев. Не время для шуток, подумал он в ужасе. Впервые в жизни он почувствовал сидящий глубоко внутри страх.

- Теперь награда для человека, чья честь оказалась настолько размытой, что позволила ему привести на смерть бежавшего от нашего ордена брата Бальтура, - выговорил служитель, приблизившись вплотную к барону. Их глаза оказались на одной линии. Барон заметил легкую ухмылку на лице служителя. – Знаешь ли ты, почему этот человек нарушил клятву? – спросил он, указав на бесчувственное тело чернокнижника, распростертое на полу.

Барон покачал головой в неуверенности.

- Съел все опиумные семена?

Мысленно осыпая себя проклятиями за длинный язык, Бартес поджал губы.

Улыбка, мелькнувшая на лице служителя, казалась зловещей.

- Он решил пренебречь нашим учением, наплевав на то, что уготовили для его дочери Святые и Древние. Он сбежал, чтобы вылечить её с помощью колдовства крови и тёмных рун.

- Да, он постоянно говорил о том, что излечит дочь, захворавшую от дьявольской отметины.

- Колдовство крови – опасная затея, - мрачно изрёк служитель. На лице его мелькнула странная тень. Он выпрямился и заглянул в глаза своего собеседника усталым взглядом.

Бартесу от вида служителя, явно готовившегося к разъяснению каких-то известных только ему одному истин, стало донельзя некомфортно. К тому же царившая в полутёмном кабинете атмосфера, ужасно давила на плечи.

- Эта сила, вернее, это учение – не должно покидать стен Твердыни, - продолжил служитель. – Каждый, кто посмеет вынести знания о нём из нашей обители, неминуемо будет наказан. – Он вновь указал на бездыханное тело чернокнижника. – Бальтур свое наказание получил.

- Но как быть мне? Моя болезнь…

- Ваша болезнь не может быть излечена, - служитель опустил глаза, - только освобождение может спасти вашу душу.

- Освобождение? – поднял брови Бартес.

Служитель кивнул.

- И мы освободим вас, - бросил он и внимательно осмотрел всех своих братьев.

В руке его мелькнул тот самый кинжал, что вспорол его ладонь, и молниеносно пронзил грудь барона, заставив его с хрипом опуститься на колени.

Остальные братья направились к раненому Бартесу, и каждый из них одарил его плоть ударом собственного клинка. Барон почувствовал десятки игл, разорвавших его кожу, и кровь, вырвавшуюся наружу. Под его ногами в тот же миг образовалась небольшая багряная лужица. В ней он видел своё отражение, своё испуганное лицо.

- Вы освобождены, - шепнул служитель ему на ухо, когда братья закончили.

Тело барона повалилось на пол. Душа его выскользнула, а затем из кармана куртки выкатилась и душа чернокнижника, запертая в стеклянном сосуде. Последним, что увидел Шёлковый барон перед смертью - это пустой взгляд заклинателя, распростёртого рядом с ним.

Один за другим братья покинули кабинет, оставив на полу два охладевших тела. Они были довольны: учение, которого они придерживались, осталось непоколебимым…

Автор: Дмитрий Молотов

Источник: https://litclubbs.ru/writers/8710-chernoknizhnik.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: