О "Хрониках Нарнии", пожалуй, слышал едва ли не каждый, если не читал, то хотя бы краем глаза видел как минимум одну экранизацию. Клайв Стейплз Льюис говорит, это сказка, от первой и до последней буквы. Он уверяет: "Когда-нибудь вы станете достаточно взрослыми, чтобы снова прочитать сказки". Но сказка ли это? И стоит ли вырастать для того, чтобы снова прочесть о Нарнии?
История Нарнии содержит в себе семь повестей: в первой она создаётся, а в последней как бы перерождается. Старую Нарнию смывают воды забвения(почти как в Великий потоп), а Новая Нарния - дальше вверх и дальше вглубь, почти как provehito in altum. Все эти семь повестей - только о Нарнии и об её создателе и ни о ком больше. Остальные всему этому лишь подчинены.
В своих письмах сэр Льюис уверял: у него не было намерения привязывать христианство к этому циклу фэнтези, однако же, отвечая на письма маленьких читателей, благодарил их за проницательность. Некоторые параллели действительно трудно не заметить - чего только стоит это воскрешение Аслана у Каменного стола и это бытие его Сыном Императора-за-Морем. Но что же можно заметить ещё?
Открывающая повесть "Племянник чародея" ничем особо не выделяется - там Нарния создаётся подобно сотворению мира нашего - "страны теней", как позже наречёт её сам Аслан. Во "Льве, колдунье и платяном шкафе" виднеется Иуда в Эдмунде, хотя последний, всё-таки, искупление предательства получает.
"Конь и его мальчик" - одна из любимых моих частей, поскольку там можно спокойно следить за сюжетом, не отвлекаясь на обилие подобных отсылок. Однако, всё-таки, в Тархистане можно заметить страну мусульманскую, в то время как Орландия и Нарния - страны христианские. Вместе с тем проскальзывает ещё одно различие: только в Нарнии и Орландии власть держится на взаимной любви королей и подданых, в то время как остальных странах власть держится на страхе, в том числе и в Тархистане. Главный герой Шаста родом из Орландии, о чём узнает позже, что видно по его светлой коже и светлым волосам в отличие от тархистанцев. Именно поэтому на пути его незримо ему помогает Аслан - и стережёт его ночью в гробницах, и идёт в темноте у края обрыва, чтобы мальчик не сорвался. В этой повести подчёркнуто исключается любое влияние иной высшей силы, кроме Аслана: "Я прожил сто девять зим и ни разу не видел, чтобы кому-нибудь повезло". Здесь же можно заметить, что Люси является любимицей сэра Льюиса - теперь конкретно в тексте, а не в посвящении перед "Львом,...". "Не хуже мужчины, ну, не хуже мальчика", - говорит о ней принц Корин, и это в мире сэра Льюиса - высшая для девочки похвала. Люси вместе с братьями идёт в битву, Люси - среди лучников, в то время как её сестра остаётся в Кэр-Паравале, являясь лучницей явно лучшей. И вообще в принципе вся завязка линии с Нарнией в этой повести вменяется в вину именно Сьюзен - это ведь она отказала в замужестве заморскому принцу, а потому из-за неё теперь разразилась война. Сьюзен часто называют глупой - она сама, а также Питер, и в этой ситуации она не получает абсолютно никакого сочувствия. Это очень важно - следить за отношением к Сьюзен, как её родных, так и автора, потому что именно это и станет ключевым фактором как для самих повестей, так и для моего персонального восприятия.
В "Принце Каспиане" с возвращением Пэвенси в Нарнии дифференциация в отношениях обозначается резче. При условии, что обе Пэвенси - королевы, гном Трам пренебрежительно называет "деткой" только Сьюзен - и это при том, что она королева верховная, но никто его не осаждает. Эд же говорит, что Сью вечно ноет - к Люси оба брата в то же время относятся куда теплей. Сьюзен, кроме всего прочего, "так и не научившаяся любить ратную потеху", не любила и убивать. И в этом тоже стояла особняком от братьев с сестрой. Кроме прочего, в контексте Сьюзен часто подчёркивается, что она взрослая либо же ведёт себя как взрослая - и это очень важные ремарки для концепции сэра Льюиса. Люси же, напротив, самая одобряемая и вообще самая-самая. Именно она имеет с Асланом самую тесную связь. Именно она слышит его, видит его, когда остальные остаются глухими и слепыми. Она видит и слышит Аслана, потому что непоколебимо верит в него, в то время как остальным нужно прежде увидеть. Люси должна следовать за ним, даже если никто к ней не присоединится - и Аслан злится, когда она этого не делает. Когда же и остальные начинают узревать, раскаивается только Сью:
- Я его теперь вижу. Мне стыдно. <...> Я же поверила в него вчера. <...> Я всё понимала, глубоко внутри. Или поняла бы, если бы позволила себе. Но я хотела одного - выбраться из леса и... ой, не знаю. <...>
Это для Аслана (для сэра Льюиса) страшнее, чем просто не верить. Это сродни предательству.
В "Покорителе зари" действуют уже лишь младшие Пэвенси - старшие слишком взрослые для Нарнии. В довесок им достаётся препротивный кузен Юстэс, вместе с которым их снова утягивает в Нарнию. Там с ним происходит удивительное и невероятное - он превращается в дракона из-за собственной жадности. Позднее с ним происходит нечто ещё чудеснее - Аслан превращает его в человека, как только Юстэс раскаивается, но как он это делает? Аслан Юстэса "раздевает" и бросает в воду, что походит на своеобразный обряд крещения. И после этого Юстэс становится полноправным другом Нарнии. В этой же повести нас наконец приводят в страну Аслана, где нас тут же встречает ягнёнок. Удивительное и невероятное - снова и рядом. Здесь же сэр Льюис прорисовывает нам начало сестринского конфликта - одностороннего. Люси вдруг начала завидовать красоте Сьюзен и захотела стать самой красивой на свете, решив воспользоваться магией. Но Аслан свою любимицу от подобного, конечно уберёг.
Мне очень нравится, что говорит о себе Аслан в "Серебряном кресле":
- Я проглотил много девочек и мальчиков, мужчин и женщин, королей и императоров, городов и царств, - ответил лев. Он сказал это без хвастовства, сожаления или гнева. Просто сказал.
Я пока не поняла, куда это можно привязать, но подобная фраза мне просто показалась значимой. «Серебряное кресло» вообще является одной из самых интересных повестей в плане сюжета, в том числе и потому, что самого Аслана там очень мало.
В финале нас ждёт «Последняя битва» - не такая эпичная и захватывающая, как ожидалось, но всё-таки держащая в каком-то напряжении. Этого, конечно, у сэра Льюиса не отнять – что-что, а затащить читателя в водоворот событий и удержать его там он способен не хуже прочих. В заключительной повести нам с порога заявляют, что Сьюзен Пэвенси больше не друг Нарнии. Но что такого страшного и ужасного нужно сделать, что Нарния тебя больше ни за что и никогда не приняла? Об этом нам расскажут только в конце, а в том же начале поднимут тему лже-пророков, а дальше разовьют линию Аслана как единственного божества. На это укажут целых три эпизода: эпизод с гномами, сидящими на прекрасной поляне, но вместо неё видящими лишь тёмный и грязный хлев, потому что никогда не верили в Аслана и отказываются поверить до последнего, даже когда сам Аслан даёт им шанс; эпизод с говорящими зверями, что превратились в бессловесных, когда опять же в Аслана верить перестали; и, наконец, эпизод с иноверцем из Тархистана, верным слугой богини Таш, который в конце концов оказывается принятым Асланом, потому что
«Дитя, всё, что ты сделал для Таш, я зачту в службу мне». Тогда ради моей великой мечты о мудрости и знании я преодолел свой страх и спросил Славного, и сказал: «Владыка, правду ли говорил Обезьян, что ты и Таш – одно?» Лев зарычал так, что земля содрогнулась, но гневался он не на меня и сказал: «Это ложь. И не потому я принял твоё служение, что мы – одно, а потому, что мы – противоположны; я и она столь различны, что если служение мерзко, оно не может быть мне, а если служение не мерзко – не может быть ей. Итак, если кто-то клянётся именем Таш и держит клятву правды ради, мной он клянётся не ведая, и я вознагражу его. Если же кто совершит злое во имя моё, пусть говорит он: «Аслан», – Таш он служит и Таш примет его служение. Понял ли ты, дитя?» И я ответил: «Владыка, тебе ведомо, сколько я понял». И ещё я сказал, как побуждала меня истина: «Я ведь искал Таш во все дни мои». «Возлюбленный сын мой, – сказал мне Славный, – если б не ко мне ты стремился, ты не искал бы так долго и верно. Каждый находит то, что ищет на самом деле».
Аслан вообще на протяжении всего цикла преподносится как единственная сила, которая способна одержать верх над чем угодно. Даже языческие боги – и те проигрывают ему. В «Принце Каспиане», например, сёстры Пэвенси открыто признаются друг другу, что вряд ли бы чувствовали себя в безопасности рядом с Вакхом, если бы по близости не было Аслана.
Но что же «Последняя битва»? В ней собираются давно знакомые нам герои, семь друзей Нарнии: Полли и Дигори, уже постаревшие, но не утратившие веру, самые первые дети, заставшие создание Нарнии, Питер, Эдмунд и Люси Пэвенси, их кузен Юстэс Вред и его подруга приключениям Джил Поул из «Серебряного кресла». Все они возвращаются в Нарнию вне зависимости от возраста, потому что все… умирают. И это не мои догадки, эту мысль нам начинают подбрасывать уже в девятой главе в разговоре между Юстэсом и Джил. А позже Аслан заявляет о том прямым текстом, что воспринимается умершими спокойно и как должное. В живых же остаётся лишь Сьюзен, и это служит ей наказанием за то, что она стала взрослой.
– Ох уж эта Сьюзен! – воскликнула Люси. – Её ничего не интересует, кроме нейлона, губной помады и приглашений. Она всегда была такая смешная, так старалась поскорей вырасти.
– Если бы вырасти! – сказала леди Полли. – Хотела бы я, чтоб она действительно выросла. Все школьные годы она мечтала стать такой, как сейчас, и проведёт всю остальную жизнь, пытаясь такой и остаться. Она хотела как можно быстрее достичь самого глупого возраста и оставаться в нём как можно дольше.
Итак, Сьюзен предпочла жизнь в реальном мире, предпочла вырасти и быть женщиной, а потому дверь в Нарнию для неё закрылась навсегда. Потому она обречена жить в «стране теней», потому что чётко разделяла мир действительности и тот мир, в котором они царствовали когда-то давно. Сьюзен выбрала развитие, в то время как остальная семёрка осталась будто бы законсервированной. В «Покорителе зари» говорится, что Эдмунд и Люси всё время обсуждали Нарнию, в «Последней битве» все семеро снова собираются с той же целью. Все они живут от приключения до приключения, промежутки в реальном мире просто пропуская, не считаясь с ними, готовясь лишь к очередному путешествию в заветную страну. Ни один из героев не изменяется, кроме «гадов», которые меняют вектор поведения без каких-либо предпосылок в угоду сюжету. Например, Юстэс за одну главу из гадкого мальчишки стал положительным персонажем, при этом внутренностей его изменения мы не увидим. Вообще в целом с персонажами плохо по одной простой причине – в них нет глубины, они все одинаковые, потому что все – утрировано положительные. У них нет мук выбора, нет сомнений, нет теней – они все белые, а всех чёрных давно распяли.
Этими условно чёрными являются неверующие и, как ни странно, женщины. Если женщина не антагонистка, то из-за неё начинаются беды. Если женщина владеет магией – она истинное зло, но если мужчина может колдовать – он образец добродетели. В трёх повестях мы сталкиваемся с колдуньей Джадис, которая всё время пытается завоевать то Нарнию, то «страну теней». А в первой повести она и вовсе съедает яблоки из заветного сада, которые есть нельзя. Сэр Льюис сам говорит - «она уже давно пала». И в дальнейшем наделяет её способностью обращаться в змею. Связь с таким хтоническим зверем, условное «грехопадение» наводит на мысль о том самом змее, а дальше – о той самой Лилит. Все же девочки, которые рисуются нам положительными, походят на мальчиков – Полли, Аравита, Люси, Джил. Они бойкие, храбрые, за словом в карман не лезут – такими ведь могут быть только мальчишки. А Сьюзен остаётся на той стороне, вместе с Джадис, потому что они те самые женщины, которых, судя по всему, кое-кто опасается.
Во всём цикле в принципе есть только одна любовь – любовь к Нарнии и любовь в Нарнии. Любви за её пределами просто не существует. Там нет ни детско-родительской любви, ни братско-сестринской, ни уж тем более романтической любви. Только любовь к Аслану и его творениям. О любви самого же Аслана говорить не приходится, она слишком уж избирательна.
Я потому не верю в обширное влияние бессознательного сэра Льюиса на создание цикла, что слишком уж много хлебных крошек нашла по дороге, а они так методично одним лишь бессознательным разбрасываться, увы, не могут. Определённый замысел, всё-таки, был, в котором, быть может, автор и самому себе побоялся признаться.
И что же в итоге? В финале нет никакой радости от такого, казалось бы, светлого конца. Нарния переродилась, все её друзья и обожатели рядом, как и её создатель, чего же ещё желать? Но не думать о той же Сьюзен не получается. О том, что умереть и попасть в какую-то страну лучше, чем жить в своём мире – тоже. Я не против поучений и рассказов в формате обёртки, когда детям подсовывают науку в виде сказки. Но стоит ли делать это с такой жестокостью и категоричностью? Обязательно ли лишать детей выбора, предоставляя только два варианта, один из которых заведомо провальный, потому что там ты неизбежно будешь страдать? Как насчёт милосердия?
