Великолепна переписка всех без исключения действующих лиц;
занимательней других, конечно, письма самого Цезаря, им и уделена львиная доля романа, но и письма остальных корреспондентов, как то, Юлии Марции, вдовы Гая Мария;
Клодии Пульхры (именно она, по мнению Цезаря, влачит загубленную жизнь, и «живет лишь тем, чтобы сообщать всему, что ее окружает, разброд, царящий в ее душе»);
Публия Клодия Пульхра, ее брата, такого же развратника и циника, что и сестра, но лишенного ее ума и привлекательности;
Гая Валерия Катулла, поэта, влюбленного в Клодию (в своих письмах Цезарь недоумевает, как такая грязная и опустошенная женщина может быть предметом обожания и вдохновлять Катулла на блистательные стихи: «неужели и высшие натуры способны так же обманываться, как простые смертные? Меня огорчает не его ненависть ко мне, а его любовь к Клодии»);
историка Корнелия Непота;
Цицерона, закоренелого врага Цезаря, неформального вождя и идейного вдохновителя партии «пожилых сенаторов», пережившего всего на один год диктатора и погибшего от рук его последователей и сторонников;
царицы Египта Клеопатры;
актрисы Кифериды;
Азиния Поллиона, давнего сотрудника и доверенного лица Цезаря, осчастливившего Вергилия и Горация разом следующей сентенцией: «Подагра и нечистая совесть, друзья мои, первые враги сна», которой он предварил пространное письмо-воспоминание об одном эпизоде из жизни Цезаря, которое, в свою очередь, проливало некоторый свет на его непредсказуемый характер и отчасти объясняло происхождение его титула – «божественный»;
Марка Юния Брута, одного из убийц Цезаря, неизменно пользующегося доверием, уважением и дружбой со стороны последнего вплоть до момента убийства (автор не придерживается версии об отцовстве Цезаря);
а также, письма анонимных авторов и множества второстепенных лиц друг другу и Цезарю могут доставить подлинное наслаждение (это слово, но не понятие, несколько подзатерто ныне спортсменами и обслуживающими их писаками, и прочими героями нашего времени, но я не в силах подобрать что-либо, более подходящее) скромному любителю литературы.
Удерживаюсь от соблазна процитировать очередной удачный отрывок из письма Цезаря и продолжаю своими (смешно, правда?) словами.
Как я уже писал выше, роман в письмах не подразумевает последовательного изложения событий. Вот и Торнтон Уайлдер то и дело возвращается с середины пути в исходную точку повествования, потом опять устремляется вперед, и опять назад, и даже еще далее назад, далее исходной точки, которой как будто является 1 сентября 45 года до Р.Х.: некоторые письма датированы августом.
Развратная бабенка Клодия Пульхра осыпает Цезаря упреками («У тебя есть обязательства по отношению ко мне. Ты сделал меня тем, чем я стала. Я – твое творение. Ты, чудовище, сделал чудовищем и меня») и, судя по его реакции, она имеет на это некоторое право. Какая-то темная история, о которой автор сообщает нам непрозрачными намеками, связывает этих столь разных людей. В письме Катуллу, видимо для разжигания вящей страсти к ней самой, как к невинной жертве насилия, и вящей ненависти к Цезарю, как к насильнику, она прямо сообщает, что была изнасилована своим дядей в двенадцатилетнем возрасте: не Цезарь ли этот дядя? И не выдумка ли эта история?
Огромную часть своего времени и своей энергии Цезарь тратит на воспитание молодой жены. Разумеется, втуне. Он, похоже, и сам не уверен в достижимости требуемого результата, но продолжает прикладывать усилия по инерции и по устоявшейся привычке во всяком случае добиваться результата. Помпея не является надежным тылом: по глупости и по недомыслию она попадает под влияние Клодии, принимает неуместные знаки внимания, оказываемые ей братом Клодии, и, наконец, оказывается замешанной в отвратительной истории, связанной с осквернением усилиями брата и сестры священных Таинств Доброй Богини, в которых принимают участие девственные весталки и избранные знатные женщины Рима по праву рождения, «отвязная» Клодия в том числе. Среди последних сохранились еще «римские матроны», хранительницы домашних очагов и государства, воспитательницы мужей-консулов, граждан и детей, своих и приемных, поэтому замять скандал (Клодия ввела в храм во время Таинств своего брата, переодетого весталкой; Цезарь знал об этом плане, извещенный письмом Клеопатры, но мер не принял, предоставив событиям течь естественным путем; Помпея так же была «в курсе», но, благодаря иному источнику) не удалось.
Вы помните, конечно, «жена Цезаря…». Итог этого неудачного супружества – развод и последующая женитьба на умной и скромной Кальпурнии, с которой Цезарь, поживи он подольше, возможно, смог бы обрести если не семейное счастье, о котором мечтал, то семейный покой, на который надеялся.
Цезаря отвлекают анонимные письма с угрозами, сообщения о листовках с призывами покончить с позорным рабством и вернуть Риму свободу, и срамных стишках, позорящих Цезаря, нацарапанных на стенах городских зданий, главным образом, общественных уборных (авторы стишков справедливо полагали, что мимо этих зданий не пройдет ни один римлянин).
Все эти мелочи отнимают у Цезаря то время, которое он мог бы отдать государственному строительству, которое одно по-настоящему его занимает, которое одно по-настоящему ему интересно.
Держа в руках, как ему казалось, все нити заговоров, Цезарь не отказал себе в удовольствии лично сочинить поносящую его листовку. К его удовлетворению она получила самое широкое распространение в народе: полемический и литературный дар никуда не делись.
