Глава 12
– Как она? – немного нервно спрашивает сестра больной.
– Прекрасно. Осталось немного.
– Можно мне к ней?
– Ещё немного подождите, пожалуйста.
Иду в палату, а там… вот неожиданность! Кристина рожает. Не дождалась её перевода в родильное отделение.
– Головка пошла, – комментирует Людмила Владимировна, которая лично пришла принять роды. – Четыре, пять, шесть, семь… десять. Хорошо. Теперь отдохните, не тужьтесь.
– Как трудно… – выговаривает Кристина. У неё красное, покрытое бисеринами пота лицо, мокрые волосы. Смотрю на неё и думаю: правильно, что мужчин на такое событие не приглашают. Незачем им видеть свою женщину в таком состоянии. Может разочароваться. Кстати, рядом с роженицей, держа её за руку, стоит Руслан.
– Правое передне-затылочное предлежание, – говорит Барченкова. – Папочка, вы в обморок не упадёте? – спрашивает его чуть насмешливо.
– Я в норме, – отвечает он.
– Принесите Руслану стул на всякий случай, – замечает гинеколог.
– Кристина, – говорю роженице, – пришла ваша сестра.
– Юля?
– Да, она спрашивает, можно ли ей зайти.
– Да!
В коридоре прошу девушку быстренько переодеться, потом завожу внутрь.
– Итак, Кристина, ещё разок, – улыбается Барченкова.
– Сестрёнка, я здесь, милая моя, – улыбается Юлия, и мне становится немного спокойнее. С чего вдруг Кристина решила, что у неё заберут малыша? К этому, кажется, никаких предпосылок. Муж, рядом сестра, которая её любит. Иначе бы не смотрела с такой нежностью и желанием помочь.
– Давайте-как изо всех сил, хорошо? – просит Барченкова.
Кристина набирает в лёгкие побольше воздуха и начинает тужиться. При этом кричит. Громко, во весь голос. У меня звенит в ушах, попутно пытаюсь вспомнить: сама себя так же вела, когда рожала? Некоторые моменты помню, а другие словно в тумане. Видимо, из-за слишком сильных ощущений. Не могу сказать, чтобы это была запредельная боль, иначе бы потеряла сознание. Но разум отказывается открывать ящички с такими воспоминаниями.
Гинеколог снова считает, а потом прекращает и говорит с улыбкой:
– Вот и она! Я вижу головку. Смотрите, какая красавица. Кристина, давай ещё чуть-чуть.
В следующее мгновение палату оглашает новый звук – плач новорождённой малышки. Мы все невольно улыбаемся: вот и свершилось ещё одно чудо появления на свет.
Кристина немного ошалевшими глазами смотрит на малышку, вдруг становится серьёзной и тревожно спрашивает:
– У неё всё нормально?
– Да. По десять пальчиков на ручках и на ножках, – отвечает Барченкова с улыбкой.
Честь перерезать пуповину достаётся молодому папаше, который смотрит на всё происходящее так, словно ему показывают фантастический фильм. Людмила Владимировна показывает, Руслан осторожно делает «щёлк» ножницами. С этого момента и начинается то, что называют самостоятельной (в биологическом пока плане) жизнью.
– Какая она маленькая… – с нежностью говорит Кристина, рассматривая дочку. Её мы положили мамочке на грудь. – Здравствуй, малышка. Здравствуй, моя маленькая. Спасибо вам! – смотрит на медиков, – спасибо вам большое!
Вот и прошли роды, но история Кристины и её малышки, как оказалось, на этом не заканчивается. Выхожу из палаты, там ожидает Юлия.
– Ребёнок умственно нормальный? – спрашивает она.
– Пока рано говорить. Но с виду она вполне нормальна, – отвечаю ей. – Активна, для опасений нет причин.
Юлия молчит задумчиво, потом спрашивает:
– Когда придут социальные работники?
Изучающе смотрю на неё.
– Они не придут. Мы не вызываем их, если у ребёнка есть взрослые любящие родители.
– Вы очень милы, и я не хочу вас обидеть, – говорит Юлия. – Но вы достаточно квалифицированы, чтобы делать такие выводы?
– Они рады ребёнку, у них есть своя квартира. Руслан работает.
– Руслан сторож в автосервисе своего отца. Ни он, ни она не водят машину, потому что плохо умеют читать. Квартира у них есть, но за коммунальные услуги плачу я, а также каждую неделю напоминаю им о стирке. Они милые, добрые люди, но они не смогут ухаживать за грудным ребёнком, – рассказывает Юлия.
– А у вас есть основания делать такие выводы? – спрашиваю её.
– Я бы очень хотела, чтобы их не было, – грустно признаётся девушка. – Вы не представляете, как бы я хотела.
Она уходит. Очевидно, выпить кофе, чтобы успокоить нервы. Я же еду в родильное отделение, куда наконец перевели Кристину с малышом. Руслан, конечно же, рядом. Моим глазам предстаёт удивительная картина: сама Людмила Владимировна Барченкова показывает молодой мамочке, как правильно пеленать малышку.
– Заворачиваете справа, потом снизу. А потом слева, вот так. Понятно? Ручки и ножки должны оставаться внутри. Получается такой вот симпатичный конвертик. Теперь попробуйте сами.
Кристина в точности повторяет все движения гинеколога. Руслан комментирует. Я вижу, что ребята подошли к делу очень ответственно. Барченкова отходит назад. Видит меня и чуть смущается.
– Вот, решила провести экспресс-курс молодой мамаши, – говорит иронично.
– Спасибо, – шепчу ей.
Кристина пеленает малышку. Нежно поднимает и прижимает к груди. Руслан осторожно обнимает их обеих, и все трое замирают. Кто скажет мне в этот момент, что есть на свете хоть одна причина отнять у них ребёнка? Но Юлия, к сожалению, права. Социальных работников привлечь всё-таки потребуется. По крайней мере для того, чтобы они были в курсе и могли контролировать то, как пара ухаживает за своим малышом.
Вечером еду домой. Свидания с Борисом сегодня не будет – он улетел в Казань решать бизнес-вопросы. Приглашал с собой, обещал устроить экскурсию по местным достопримечательностям. Конечно, мне очень хотелось. Но я не могу оставить Олюшку так надолго одну. То есть с няней, но всё-таки. Да и с работы кто же меня отпустит? Заславский и так, бедняга, зашивается на непривычной должности. Ему сейчас очень нужна поддержка опытных коллег.
Пришлось Боре отказать, несмотря на сильное желание…
– Стоять! Стоять, я сказал! – резко жму на педаль тормоза. Дорогу мне перегородил полицейский. Он выбежал буквально ниоткуда, едва не оказавшись под колёсами. Автоматически замечаю, что у него в руке нет полосатой палки, значит это не сотрудник ГИБДД. Но тогда что он делает на проезжей части!
Опускаю стекло.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Туда нельзя! Сильный пожар! Разворачивайтесь!
Слышу, как неподалёку, приближаясь, ревут сирены пожарных машин.
– Пострадавшие есть? – спрашиваю.
– Уезжайте, я сказал! – требует сержант, гневно буровя меня глазами.
Разворачиваю машину, паркуюсь на противоположной стороне. Иду к полицейскому, который продолжает останавливать все другие автомобили. Показываю ему служебное удостоверение, представляюсь.
– Покажите, куда идти. Там людям требуется моя помощь.
– Вам там нечего делать. «Скорые» уже в пути, – бросает полицейский.
– Вы не понимаете! Пока они сюда доберутся, кто-то может умереть. Покажите, или сама пойду!
– Да вы рехнулись! Там опасно!
– Да что случилось-то?
– Произошёл взрыв на предприятии.
– Тогда тем более я должна спешить. Не волнуйтесь, работала на «Скорой», знаю правила.
– А, чёрт с вами! – раздражённо машет рукой сержант и показывает направление.
Бегу туда, и буквально через минуту мимо меня проносится «Неотложка». Оттуда быстро выходит бригада. Узнаю врача – работали когда-то вместе. Его зовут Андрей Тимофеев, человек очень опытный.
– Элли? Привет! Давно не виделись! – радостно улыбается мне. – Ты здесь какими судьбами? Ты же ведь заведуешь отделением в клинике?
– Здравствуй. Проезжала мимо, решила, помощь будет не лишней. Что здесь?
– Помощь лишней не бывает. Вот сейчас у МЧС узнаем.
Бежим к пожарному, который раздаёт указания. Три машины стоят в стороне, поливают четырёхэтажное промышленное здание. Оно выглядит, как после бомбёжки: окна выбиты, прямо в середины до второго этажа зияет здоровая дыра – локомотив запросто въедет. Вокруг обломки кирпича, стёкла. Третий этаж полыхает справа, его пытаются потушить. Огонь ниже, видимо, каким-то чудом не распространился. Или, скорее всего, там горит какой-то цех.
Подходим к пожарному, представляемся.
– Нам сообщили о мощном взрыве. 20-30 пострадавших, в основном лёгкие. Рваные раны, ожоги, один погибший…
– Товарищ капитан! Мы всё укрепили. Надо послать вниз медика, – подбегает чумазый пожарный. – Там человека прижало в завале!
– Туда пролезть можно? – спрашивает Тимофеев.
Пожарный оценивает его плотную фигуру. Рядом двое таких же фельдшеров.
– Вы нет, она – да, – показывает на меня. – Вы врач?
– Да, заведующая отделением неотложной помощи, – говорю ему.
У спасателя подпалённые брови поднимаются.
– Не доводилось видеть гражданских начальников в таких ситуациях, – белозубо улыбается он.
– Всё когда-то бывает в первый раз, – подмигиваю ему. – Есть во что переодеться?
– Конечно.
Иду к пожарной машине, мне выдают обмундирование. Как они ходят каждый день в такой тяжести? На мне всё мешком висит, от каски шея клонится, ботинки такие, словно к каждому гирю привязали. Но куда деваться? Раз вызвалась.
– Скорее, нам сюда! – показывает пожарный и бежит в здание.
– Как вас зовут?
– Можно на «ты», – бросает на ходу. – Дамир. У вас есть опыт спасения из-под завалов?
– Нет, но ты отведи меня к пострадавшему, разберусь на месте.
Пока идём внутри здания, где стоят какие-то станки, шкафы и прочие агрегаты, достаю телефон и сообщаю своим коллегам о скором прибытии множества пострадавших. Пусть готовятся. Заодно сообщаю, где нахожусь. Меня в ответ пытаются спросить, как там оказалась, но прерываю разговор. Пришли.
– Первый отрезок пути почти вертикальный. Метров пять. Лучше лезть головой вперёд. Там не будет места развернуться, – поясняет Дамир. – Стены неровные, так что руками удерживаться легко. Скалолазанием не занималась?
– Не доводилось. А я туда влезу? – осматриваю дыру с неровными краями.
– Да, сначала будет тесновато, но дальше расширение.
Дамир включает фонарик на моей каске.
– Клаустрофобии нет?
– Нет.
– Ты лучше иди первой. Если что, я вытащу, – говорит Дамир.
«Господи! Спаси и сохрани!» – говорю и начинаю погружение в лаз.
Метр, другой… над головой, слева и справа слышится какой-то тяжёлый прерывистый гул. Луч фонарика скользит по стенам, видны обломки кирпичей, через них приходится перелезать. Кое-где торчит арматура. Болтаются провода. Надеюсь, они обесточены. Толкаю перед собой сумку с медицинским оборудованием.
– Уже близко, – громко, стараясь перекричать гул, говорит Дамир. – И не задевайте квадратные бруски. Это стойки, на них всё держится.
– Да. Здесь дальше посвободнее, – говорю, замечая, что лаз расширился до полутора метров. Откуда-то сбоку струится пар.
– Мы поддомкратили, сколько смогли, – сообщает Дамир.
Я понимаю, но стойки потрескивают, пытаясь выдержать огромную массу. Над нами всё здание, а мы оказались в подвальном помещении. Если вся эта махина сверху обрушится, превратимся в кашу. Но лучше об этом не думать. Поднимаю голову. В луче света оказывается мужчина лет примерно 50-ти, чья голова густо осыпана серой пылью. Он лежит в узком пространстве: сверху бетонная плита, снизу такая же. «Как бутерброд», – думаю с опаской.
– Мы идём к вам! – кричу ему. – Как вы себя чувствуете?
– Вытащите меня отсюда, – говорит он слабым голосом. – Мне больно.