Глава 11
– Оксигенация растёт, – слышу от медсестры.
Мы в смотровой. На столе – третья жертва преступника. Согласно документам, зовут её Аделаида Вениаминовна Маковецкая.
– Снимки готовы, – их приносят из отделения функциональной диагностики.
Смотрим вместе с Еленой Севастьяновой.
– У неё вывих бедра, – говорит коллега. – Давайте вправим перед МРТ.
– Хорошо, – поддерживаю её решение. – После сделаем контрольный снимок сустава. Показатели?
– Давление 110 на 70, пульс 88, – отвечает медсестра.
Чтобы вправить сустав, приходится звать Данилу. Он забирается на смотровой стол над старушкой, держит её ногу, пока Елена тянет её. Раздаётся щелчок, всё готово. Хорошо, пострадавшая под сильной дозой обезболивающего. Иначе бы ей было очень больно, а такое даже молодой и сильный мужчина выдержать не сможет, что уж говорить о старушке – «божьем одуванчике».
Севастьянова поручает медсестре позвонить в диагностику, чтобы подготовили ИВЛ на всякий случай. Заодно просит взять кровь на КЧС и повторить снимок грудной клетки. Когда больную везут по коридору, там уже стоят следователи.
– Как она? – интересуется Багрицкий.
– Показатели в норме. Ей вправили бедро, – отвечает Севастьянова.
Похоже, этим двоим придётся здесь провести ещё некоторое время. Аделаида Вениаминовна – выживший свидетель. Возможно, у неё есть какая-то информация, способная пролить свет на личность преступника. Но в том, что это не человек, а мутант, уже всё отделение судачит. Сама слышала, проходя мимо группы медсестёр, как они рассуждали, что с такими надо делать. Оскоплять – это самое безобидное, что прозвучало из их уст. Я с ними согласна, только вслух сказать это не имею права в силу своей должности.
Спустя примерно сорок минут Аделаиду Вениаминовну возвращают к нам. К нам спускается из своего отделения Людмила Владимировна Барченкова, чтобы провести у старушки гинекологический осмотр. Но прежде заглядывает на минутку ко мне – поинтересоваться, как Олюшка. Отвечаю, что всё хорошо, малышка моя растёт без проблем. У меня по женской части тоже, слава Богу (даже стучу по дереву на всякий случай, хоть и не слишком верю в приметы), всё хорошо.
Когда говорю это, краснею. Вспомнилась ночь, проведённая с Борисом. Он же стал моим первым мужчиной после того, как мы расстались с Граниным! Я очень волновалась. Конечно, моё беспокойство не похоже было на мужское. У сильного пола в таких случаях «осечки» случаются, им бывает за них очень стыдно. Для некоторых – целая психологическая травма! Но мой организм принял всё хорошо. Правда, я не достигла пика удовольствия, поскольку эмоции зашкаливали, да и думала о разном. Но было хорошо, спокойно и радостно, а это главное.
Всё это Людмила Владимировна, конечно, от меня не услышала. Я просто вспомнила, вложив всё во фразу «всё замечательно». Но опытная гинеколог, бросив ироничный взгляд, от которого я покраснела немного, всё и так поняла. И после сразу вместе со мной поспешила к пострадавшей.
– Следов проникновения нет, – говорит Барченкова минут десять спустя.
– Хоть на этом спасибо, – замечаю в ответ.
– Кто на такое способен? – удивляется гинеколог.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Надеюсь, его найдут, отведут подальше, пристрелят, как бешеную собаку, и бросят в мусорный контейнер.
В этот момент в смотровую влетает Дина Хворова, наш новый администратор. Несколько секунд беззвучно разевает рот, как выброшенная на берег рыба, а потом показывает куда-то за спину.
– Там… там… насильника привезли!
– Ну, раз я больше не нужна, пойду к себе, – Барченкова хмурится. Ей явно не хочется видеть преступника. Понимаю, но сама сделать так же не могу. Прощаюсь с Людмилой Владимировной и иду смотреть, что там за зверя поймали.
– Вошли в две вены. Пульса нет. Большая огнестрельная рана грудной клетки. Множественные ушибы. Собачьи укусы и открытый перелом левого бедра, – это сообщает фельдшер «Скорой помощи», которая привезла маньяка.
На каталке, без сознания, лежит парень лет 18-ти. Поразительно, но выглядит он довольно симпатично: правильные черты лица, блондин с серо-голубыми глазами, неплохо сложён. Отмечаю про себя, что очень похож на одного популярного певца, который любит выступать с триколором на плече. Такому бы покорять девичьи сердца, а вместо этого он издевается над беззащитными пожилыми женщинами. Что может подвигнуть человека к такому?
– Ему 19 лет, зовут Иван, фамилия Садым.
– Оставим на каталке, – говорю, когда его ввозят в смотровую.
– Дыхания не слышу, – сообщает медсестра.
– Вы его поймали? – спрашиваю обоих следователей, которые идут по коридору и останавливаются у двери.
– Нет, поисковая группа. Этот… кхм… – капитан Багрицкий явно не хочет крепко выражаться в моём присутствии, – тип прятался в порту. Служебная собака его нашла. Пытался от неё убежать, забрался на контейнеры, сорвался. Потом начал стрелять. Пришлось его успокоить.
– Жалко, рано собаку отогнали, – говорит одна из медсестёр. – Ещё минут двадцать, и всем было бы легче.
Остальные угрюмо молчат, но по глазам вижу – согласны.
– Коллеги, я прошу вас воздержаться от подобных замечаний, – озвучиваю своё мнение. – Помните: мы здесь медицинские работники, а не судьи с прокурорами.
– На мониторе есть ритм, – слышу через несколько секунд. – Ставим вторую капельницу?
– Нет. Что это, Лена? – спрашиваю Севастьянову, которая присоединилась к нашей бригаде.
– Неэффективный выброс, – отвечает она.
– Да. Дифференциальный диагноз?
– Гиповолемия – уменьшение объёма циркулирующей крови, гипоксия – кислородная недостаточность, напряжённый пневмоторакс – патологическое скопление воздуха или других газов в плевральной полости, лёгочная эмболия – закупорка лёгочной артерии и/или одной из её ветвей тромбом, выпот в перикарде, тампонада – скопление жидкости в полости перикарда, – отвечает Севастьянова, словно книгу читает. Про себя отмечаю, что из неё после окончания ординатуры получится очень хороший врач.
– Катя? – спрашиваю медсестру, и та привычно отвечает:
– Брадикардия 48.
– Что будешь делать? – этот вопрос Севастьяновой.
– Дайте ему окочуриться, – говорит кто-то из бригады «Скорой». Они ещё здесь.
– Он больной, и мы должны сделать всё, что можем, – отвечаю на эмоциональный выпад. – Елена?
– Ампулу адреналина струйно и миллиграмм атропина.
– Всем ясно? – осматриваю коллег, которые, не окажись меня здесь, возможно, стояли бы сложа руки и ждали естественного конца. Не могу их за это осуждать, но и не приветствую подобное. – Выполняйте.
Делаем интубацию.
– Пульс слабый, – говорит Катя.
– Слева дыхания нет, – сообщает ординатор. – Шейные вены расширены. Как я и говорила – напряжённый пневмоторакс.
Приходится ставить центральный катетер. Он необходим, поскольку преступнику требуется перелить много крови.
– Сколько осталось первой отрицательной? – спрашиваю.
– Это всё, четыре единицы, – докладывает Катя.
– Твоё решение? – спрашиваю Севастьянову. Знаю, что сейчас не слишком подходящее время для учёбы. Но есть надежда, что умница-ординатор справится. Она поджимает губы, думает пару секунд и выдаёт:
– Будем делать аутотрансфузию!
– Уверена? – задаю новый вопрос. – Вольём обратно его же кровь? Разве больному не нужно переливание?
– Он его получит.
– Здесь мало. Половина на полу, – продолжаю нагнетать обстановку. Делаю это специально: самый быстрый метод научить птенцов летать – выбрасывать из гнезда. Правда, в нашем случае я выступаю в роли того, кто выталкивает, но внизу мягкое подстелила. Ведь не ухожу.
– Ничего. Ему хватит, – резко отвечает Севастьянова.
– Ему нужна кровь, Лена!
– Это тоже кровь, – говорит ординатор. – Подключайте к центральному катетеру на полную!
Мы продолжаем возиться ещё минут двадцать.
– Как он? – в палату заглядывает Данила Береговой. – Помощь нужна?
– Доложите, – говорю Севастьяновой.
– Массивный гемоторакс – скопление крови в плевральной полости, возможно задета лёгочная артерия, – отвечает ординатор. – Мы сделали аутотрансфузию из дренажного мешка. Давление поднялось до 80.
– Ты влила обратно его кровь? – удивляется Данила.
– Операционная оповещена. Он вполне стабилен. Можно везти.
– Тогда отправляем, – решаю я.
Это поистине удивительно! Мы только что спасли трижды никчёмную жизнь человека, который совершил столько жестоких преступлений, одно из которых закончилось гибелью пострадавшей. Вот зачем мы это делаем? Бешеных зверей не лечат, их отстреливают. Может, и с такими, как этот Садым, следует поступать так же? Но я не должна поддаваться эмоциям. Во-первых, потому что клятва Гиппократа для меня не пустой звук. Во-вторых, степень виновности подозреваемого определяет суд. Мы же, если не станем лечить попавшего к нам человека, станем заниматься самосудом, а это в нашей стране уголовно наказуемое преступление. Получится, что уподобимся насильнику и убийце.
– Эллина Родионовна!
Когда слышу это, автоматически догадываюсь: кому-то нужна помощь.
Иду в первую смотровую. Там беременная женщина лет 30-ти. Срок, судя по внешнему виду, поздний. Примерно 34-35 неделя.
– Её ночью рвало, – поясняет мужчина рядом. – Я её муж, Руслан. А она – Кристина.
– Совсем немножко, – говорит женщина. – Я поела солёных крекеров, как моя сестра учила. Обычно помогает.
– Вас часто тошнит? – спрашиваю.
– Я всегда ем крекер, и проходит.
– Вчера она съела целую коробку вишнёвого мороженого, – сообщает мужчина.
– Руслан! – возмущается дама и тут же морщится.
– У вас уже были такие боли?
– Иногда чуть-чуть поболит и проходит, а сейчас что-то стало очень часто.
– Как часто?
– Сколько раз было, Руслан?
– Раз 8-9 за одну телепередачу.
– Хорошо. А теперь, пожалуйста, полежите спокойно. Я вас быстренько осмотрю. Расслабьтесь.
Стоит мне начать осмотр, как сразу становится понятно: раскрытие матки семь сантиметров. Это значит, до момента родов (10-12 см) осталось немного.
– Я принесу монитор плода, – говорит медсестра.
После осмотра, пока беременная с мужем в палате, нахожу её карточку. И тут, к моему огорчению, выясняется одна очень неприятная вещь: у Кристины много лет назад была диагностирована умственная отсталость. С этим что-то надо делать, но как быть?
– Эллина Родионовна! – зовёт меня медсестра в ту же палату.
– Что случилось?
– Она хочет уйти домой. Боится, что у неё заберут ребёнка.
– Я ухожу домой! – слышу из-за двери. Муж растерянно наблюдает за сборами Кристины.
Иду туда.
– Вам нельзя домой, вы рожаете.
– Руслан, где мои туфли? – спрашивает она, не обращая на меня внимания.
Мужчина молчит.
– Кристина, если вы уйдёте, для ребёнка это будет очень плохо, – пытаюсь её остановить. – Вы ведь любите своего малыша и не хотите навредить ему?
Отрицательно мотает головой.
– Прошу вас, давайте я сделаю ещё один осмотр. Ради маленького.
Кристина нехотя соглашается. Укладывается на койку. Я смотрю на Руслана. Он-то почему её не остановил? И, вглядевшись в лицо мужчины, неожиданно понимаю: хоть и выглядит, как взрослый, а в лице есть что-то детское. Как же сразу не догадалась? Он тоже умственно отсталый.
– Вы уже знаете, у вас мальчик или девочка?
– Девочка, – отвечает Руслан.
– Чудесно. А почему вы боитесь рожать в нашей клинике?
– Её заберут у меня, – отвечает Кристина.
– Почему?
– Так сказала Женя.
– А кто это?
– Её сестра, – сообщает Руслан.
– Мы не забираем детей у таких хороших родителей, – улыбаюсь обоим. – Оставайтесь у нас, и мы обо всём позаботимся.
Понимаю, что лукавлю. Но как иначе? Правда напугает беременную, и она, с учётом её психического состояния, отправится домой и родит где-нибудь по дороге. Надо подумать, как быть. И судьба, как всегда в таких случаях, подсказывает решение:
– Простите, я ищу свою сестру, Кристину Ковалёву, – говорит женщина у стойки регистрации, когда прохожу мимо.
– Здравствуйте, я доктор Печерская. Идёмте со мной, – приглашаю её внутрь.