Зимой в Париже танцевали, с 11 ноября и все дни карнавала до Марди-Гра (Жирного вторника). Балы, частные, публичные, благотворительные, детские, придворные и простонародные, для художников, холостяцкие, шли один за другим, и весь Париж превращался в бальный зал.
Публичные балы проходили в театрах или в специальных танцевальных залах, вроде бала Валентино на ул. Сент-Оноре или Прадо на острове Сите. Самым главным, роскошным, безумным, иногда неприличным, кульминацией сезона, считался бал в Опере. Бальные площадки входили в моду и выходили из нее, залы закрывались или переезжали, но бал в Опере почти два столетия не сдавал позиций, несмотря на неоднократную смену адресов.
Первый бал в Опере, которая тогда находилась в Пале-Рояль, состоялся 2 января 1716 г. и он был как раз публичным балом, т.е. за входную плату там мог развлекаться кто угодно. Интересно, что превращение театрального зала в огромный бальный произошло благодаря некоему монаху-кармелиту, отцу Себастьяну, он придумал, как поднять пол зала на один уровень со сценой. Это изобретение принесло ему пенсию в полторы тысячи ливров. Как пишет один автор, в то время платили пенсии и за меньшие заслуги. В этот период главной (и скандальной) звездой оперных балов была дочь Регента, герцогиня Беррийская, которая несмотря на вдовство посещала Оперу под маской.
На балах плелись интриги, завязывались романы, звучали оскорбления, на которые часто нельзя было оскорбиться, не открыв официально инкогнито, и эпиграммы, модные зимой 1767–1768 гг., в сценках-пародиях демонстрировались все важные события прошедшего года.
Мария-Антуанетта посещала балы в Опере с удовольствием, как известно, она любила всевозможные развлечения. Конечно, она приезжала в тайне и всегда в маске, но ее быстро узнавали. Муж ее этих балов не любил. Однажды к ней, уже как королеве, подошла маска и стала увещевать, что подобные занятия ей не к лицу. Под маской скрывался актер Дюгазон, и вот тут не очень понятно, то ли на следующий карнавал, то ли именно эта встреча была подготовлена королем, он решил таким образом повлиять на супругу, чтоб она перестала посещать маскарады. Королева посмеялась и назначила этой маске встречу на следующем балу.
Брат ее, австрийский император писал ей длинные, нудные, нравоучительные письма с тем же посылом:
«Подумайте также о неприятностях, связанных с маскарадами в Опере, с дурными похождениями, о которых вы сами мне рассказывали. Не стану скрывать, что из всех развлечений маскарад, безусловно, самое неподходящее, и то, что вас туда сопровождает деверь, положения не меняет. Какой смысл казаться там незнакомкой, изображать из себя неизвестно кого? Неужели вы и вправду считаете, что вас не узнают? <> тогда зачем эти похождения, это недостойное поведение, зачем смешиваться с толпой распутников и непотребных девиц, с иностранцами, слушать их речи и, возможно, самой заводить не приставшие вам разговоры?»
Л-С. Мерсье в своих "Картинах Парижа" пишет, что к концу 18 в, а его книга вышла в 1781г., в Опере было уже не так весело как раньше, что там собираются герцогини, содержанки и мещанки в масках, но их все равно различают, что монахи, ускользая из монастыря, пробираются на бал, что большое внимание уделяется кадрили, а самое главное там - теснота, все ходят туда, чтоб наутро сказать: "Я был на балу; меня там едва не задушили".
После революции бал в Опере какое то время стал доступен только для аристократии, там не танцевали, из костюмов - только черные домино. Так было до 1833 г., когда директор Оперы снизил цену на билеты и объявил, что будет представлен еще и балет, который перешел в зал и публика стала танцевать галоп или качучу, андалузский танец, считавшийся крайне неприличным.
С 1821 г. парижская Опера располагалась на улице Ле Пелетье. Маскарады в Опере начинались в полночь, проходили каждую субботу, начиная с конца декабря, на последней неделе карнавала давались три дополнительных бала и еще один устраивался через три недели поста, на Ми-Карем.
Триумф бала в Опере случился, когда управлять им пригласили Филиппа Мюзара, дирижера и композитора, самого известного и модного тогда в Париже, сочинявшего популярную танцевальную музыку. Благодаря ему балы-маскарады в Опере стали обязательными к посещению, ни один иностранец, прибывший в Париж во время карнавала не мог его пропустить, слава его гремела по всей Европе. 9 февраля 1837 г. в Опере присутствовало 6 тысяч человек.
Костюмы самые живописные, танцы самые живые и самые страстные. Присутствие полиции почти не заметно, а между тем порядок образцовый, изумительнее же всего был триумф Мюзара, которого шесть самых прекрасных танцоров подняли на воздух и под приветственные крики и рукоплескания всей толпы торжественно пронесли по всему залу. Это — главная новость ночи. Мюзар сиял; он истинный царь разгула. "Парижские письма виконта де Лоне."
И качуча, и галоп, и даже самый неприличный канкан там исполнялись, что возможно и объясняло отчасти популярность балов Мюзара. Особенно в исполнении этих танцев прославилась австрийская балерина Фанни Эльсслер.
Довольно часто атмосферу на этих балах описывали словами вроде "ужас", "бесстыдство", "дикость", настолько она противоречила стандартному представлению о нравственности. Павел Анненков оставил похожие воспоминания о маскараде 7 февраля 1842 г., сравнивал его с вакханалиями и луперкалиями:
Женщины в мужских костюмах и мужчины в разных фантастических одеяниях, охватив, сжав друг друга, вихрем несутся вдоль залы, опрокидывая все, что попадется на пути. Вопли и бешеные крики неистового удовольствия возносятся до небес; громовая музыка не в состоянии заглушить адский шум; всякое движение есть обида, с умыслом нанесенная приличию; всякое слово — неблагоразумие или вольность человека, разорвавшего на некоторое время все связи с обществом и его условиями.
Но бал, конечно, продолжал существовать и привлекать толпы, в середине столетия здесь перемешивались аристократия, архитекторы, адвокаты, денди, мастера цехов, дантисты, генералы в отставке и дамы самого разного происхождения (платили за вход, кстати, только мужчины). Бал-маскарад называли биржей, где женщины играют в любовь на понижение или повышение.
В 1875 г. после очередного пожара Опера на этот раз окончательно сменила адрес, открылось всем известное сегодня здание Гарнье (от предыдущих не осталось и следа, ну почти). И балы продолжались и их успех измерялся количеством сломанных дирижерских палочек, количество участников увеличилось уже до 8 тысяч, был буфет и ресторан, который, понятно, всегда был занят.
7 февраля 1875 г. парижская газета описывала большой маскарад в Новой Опере и рассказывала, что все дружелюбные, в общем, бродяги, приветствовавшие появление каждого гостя в старой Опере криками и воем, оттеснены полицией, как и почтенные чистильщики обуви, что все окрестные кафе заняты теми, кто не попал в Оперу, но пришел просто посмотреть на вереницу экипажей и костюмы.
Вот, давно хотела написать об этом бале, очень много букв, как всегда, вышло, но это вполне праздничный, зимний и еще и юбилейный пост.
В телеграмм есть серия постов о парижском карнавале с картинками
