Мне тут прилетело от подписчика отрицательной обратной связи. Дескать, не за то я ругаю историков, что они мешают родную историю с грязью, тиражируя бред и агитки, а за то, что меня самого в них не взяли. Вот не надо так.
Сегодня будет как раз тема про момент, когда бредни и агитки победили. В правлении царя Ивана таких периодов не то, чтобы много 1553-54, 1569-71 и вот финалочка около 1580.
Про нее наши великие и не очень альтернативщики насочиняли примерно следующее.
Грозный бездарно проиграл войну Баторию, попросту бегая от того с мощной полевой армией и подставляя под удар немногочисленные гарнизоны Полоцка, Великих Лук и Пскова. С последним Баторий не сладил. В процессе (не иначе как в порядке гиперкомпенсации) то ли шестой, то ли стопятсотый раз женился на юной красавице Марии Нагой да так увлекся юной боярышней, что заделал ей ребенка после двадцатилетнего почти перерыва. Ну и главное, взял, да и зарядил сыну в висок чем-то то ли тяжелым, то ли остроконечным. Тот не оценил, да и помер. Ах какой ужасный тиран и сластолюбец царь Иван! Ах какой никудышный правитель!
Пометки на полях
Как-то в эпоху до интернета я смотрел видеорассказ якобы историка Радзинского о Сталине. С кучей эмоциональных накачек, истерик и мальчиков кровавых в глазах и не только. И даже тогда понимал, что это не про Сталина, сурового мрачного пахана, а про то, что бы чувствовал на его месте безвольный истероид. Ну хотя бы сам Радзинский.
Вот и с Грозным – та же петрушка. Читаешь его письма и перед тобой волевой жесткий мужик. Да, порой неудачливый, где-то суетливый и тщеславный, но умный и целеустремленный, со своим специфичным юморком. А в учебниках – ох..
Власть по-своему справедлива и требовательна, она прощает многое, но не слабость. Истероиды там долго не живут. Зато истероиды потом про нее порой пишут. А нам продирайся сквозь их фантазии и бредни уровня «Экспресс-газеты» к реальной истории..
Еще веселее альтернативщики от истории, которые пытаются то распилить царя Ивана на несколько правителей под соусом – ну так же логичнее будет, фигли он так долго правил. То выдать тяжелые поражения за победы, а страну, с трудом удержавшуюся на краю пропасти, за величайшую империю тогдашнего мира. То вообще достаточно грешного и некрепкого в вере человека за православного святого.
Конец пометок на полях
Вторая половина 1570-х после калужского сидения 1576 подарила царю Ивану несколько спокойных и счастливых лет. В думе наступил относительный хрупкий консенсус между княжатами и ордынцами. Сын был занят богатым и неспокойным Новгородом и с отцом не ссорился. Рядом была незаконная, но любящая Василиса Мелентьева, которую ехидные соратники прозвали «женищем», но не трогали. Близким казался успех международный, когда Речь Посполитая сгинет в междоусобице, и Литва с Ливонией упадут в руки царя как зрелые яблоки благодатной осенью. Осенью 1577, после успешного ливонского похода так и казалось, да и Ливония была подчинена почти полностью. Оставались лишь Рига и Ревель, но и на их крепкие стены лились пушки.
А вот следующий год стал для царя Ивана сплошным разочарованием. Уже зимой растаяли как дым его великие завоевания. Баторий договорился с литовскими магнатами, добил Данциг, и многообещающая польско-литовская свара не состоялась. Габсбурги на нее не явились, сраженные собственной пересменкой на троне. Тогда же зимой сделал Грозному ручкой принц датский Магнус, попутно сдав литовцам крепости своего удела. Судить его мы не будем. Политика – грязное дело, вовремя предать там — значит предвидеть. Магнус предал определенно очень вовремя. Год спустя его бы попросту не приняли, годом ранее ему было бы нечего предложить Баторию. В Прибалтику вошла русская армия, действовавшая поначалу с умеренным успехом, но закончившая кампанию трагедией Венденской катастрофы. Параллельно в Польше и Литве заседали сеймы, решавшие дать королю денег на войну с Россией или не очень. Венден качнул весы в понятную и неприятную царю сторону.
Грозному до этого всего по правде в моменте не было ни малейшего дела. Его тогда же, пользуясь отсутствием сожженного черного мага личного врача Бомелия, от души накормили сулемой. Крепкий старик цеплялся за жизнь как мог, его даже приносили на совещания Думы на носилках (один в один – поздний Годунов), но травили на совесть, и отчаявшийся царь провозгласил наследника. И видимо сильно удивил выбором приближенных т.к. выбрал бунташного сына Ивана, великого князя Новгородского, а не логичного вроде бы Симеона. Ну или степень взаимной симпатии Ивана и Симеона сильно переоценивается.
Новая метла стала мести по-новому, фавориты царевича из числа родственников и приближенных стали получать назначения в войска и раз за разом проигрывать литовцам. Следуя интересам Новгорода и Шуйских, царевич направил острие удара в 1579 на Ревель, где армия Хилкова достигла некоторого успеха, но расплатой стала потеря Полоцка, играючи взятого Баторием, и разгром русской армии под крепостью Сокол.
Военная катастрофа привела к созыву Земского собора, на котором армия потребовала передачи церковных земель. Ну как армия. Вполне понятная и спаянная ее часть, у которой земель и впрямь было немного, а наследственных – не было вовсе. Которую только что оттерли от руля Шуйские с царевичем. Родня которых только что открыла вполне ощутимый второй фронт в Поволжье. Собор закончился фактически ничем, просто порушив и без того хрупкий внутренний мир.
Пометки на полях.
Вот вам формулировка решений собора 1580. Церковь практически отбилась как по мне.
Собрахомся в преименитом граде Москве некоих ради царских вещей, паче ж и от нележащего варварского прещения от турского, и от крымского, и от нагай и от литовъского короля, с ним же совокупишася Полша, угры, немцы Лифлянския и другия Свейския, сии все совокупившеся образом дивияго зверя распыхахуся, гордостию дмящеся, хотяху потребити православие. Мы ж сих ради со благочестивым царем нашим поболехом зелне, и многая попечения о сем благочестивый царь наш с своим сыном царевичем князем Иваном, и с своими боляры и со всем своим синклитом сотвори, яко же довлеет его царской власти. В сих же и в нас внесена быша некая, яко возложеная Богови, села и пожни, или иная угодия земленая, яко же по священным епископиям и по святым монастырем в пустош изнуряютца ради пьянственного и непотребного слабого жития многообразне, многая ж в запустения приидоша. И яко же убо по монастырем сия запустеваху, а х тому от мирских живущее прилагаху, не токмо ж по благословеней вине, но и с ухищрением и тяжею, и прибытка никоего же несть, но развее токмо по монастырем в пустош изнуряетца на пьянственыя и на иныя проторы; яже не токмо иноком, но и мирских свыше потребы не подобает творити. И сия убо по монастырем в пустош изнуряхуся паче потребы, а воинственному чину от сего оскудение приходит велие. И сего ради со благочестивым царем и великим князем Иваном Васильевичем всеа Русии, и с его сыном с царевичем со князем Иваном, мы преосвященный Антоней митрополит всеа Русии и со всем освященным собором, и со всем царским синклитом, уложихом сице, да церкви Божия и священныя места без мятежа будут, а воинский чин на брань против врагов креста христова ополчатца крепце, и сице устроихом: да елико есть земель и земляных угодей, елико недвижимых вещей, еже есть села и деревни, и пожни и сеножати, что до сего даная и возложеная Богови в митрополие, и в епискупиях и по монастырем, да ничто же претваряетця, и из митропольи, и из епискупий и из манастырей не изходит, и вотчины никоторым судом ни тяжею у митрополита, и у владык и у манастыря не емлют и не выкупают, хотя которое место и не утверждено крепостьми, и того у манастыря не выкупити, и вперед с манастыри о вотчинах не тягатися. А от сего дни вперед, з генваря пятого надесять дня вотчинником вотчин своих по душам не давати, а давати за них в манастыри денги, которое село чего судит. А село имати вотчинником, хотя кто и далеко в роду: а будет у кого роду не будет ни дальнего, и та вотчина имать на государя, а денги за нее платити ис казны. А митрополиту, и владыкам и манастырем земель не покупати, и закладней не держат и. А хто после сего уложенъя купит землю, или закладня учнет за собою держати, и те земли имати на государя безденежно. А которые ныне закладни за митрополитом и за владыками и за монастыри, и те земли поимати на государя ж, а в денгах ведает Бог да государь, как своих богомолцев пожалует. А которые вотчины княженецкие даваны преж сего, и в тех волен Бог да государь, как своих богомолцов пожалует. А вперед княженецких вотчин не имати, а хто возмет без государского ведома, и те вотчины взяты на государя безденежно. А которые покупили княженецкия вотчины, а те вотчины взяти на государя, а в денгах ведает Бог да государь, как своих богомолцов пожалует. А вперед митрополиту, и владыкам и манастырем земель не прибавливати никоторыми делы, жити им на тех землях, что ныне за ними. А которое место убогое, земли будет мало, или не будет, и он бьет челом государю, и государь с митрополитом соборне и з бояры приговоря, и устроят тот манастырь землею, как будет пригоже, как бы ему мочно прожити. А на болшое утвержение царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии к сей грамоте печать свою приложил; а митрополит Антоней всеа Русии к сей грамоте печать свою привесил и руку свою подписал; а владыки печати свои привесили и руки свои подписали; а архимандриты, и игумены и старцы руки свои приложили. Утвержена сия грамота в преименитом в царствующем граде Москве лета 7088 (1580), месяца генваря в 15 день.
Конец пометок на полях
Конец лета 1580 ознаменовался новой горькой пилюлей от Батория. Его армия вместо крепкостенного Смоленска (на защиту этой крепости отправили Симеона и большие контингенты) вильнула в сторону Великих Лук, которые и взяла, учинив в городе жесточайшую даже по меркам того времени резню. Город оборонял выдвиженец царевича Фёдор Лыков, штурма (как и весь гарнизон с жителями) не переживший. Следом под Торопцем была разгромлена рать князя Хилкова, годом ранее наводившая ужас на Ревель.
Шведы параллельно взяли Корелу и очистили от русских гарнизонов запад современной Эстонии. В Поволжье бушевал вихрь ногайских набегов и готовился пожар черемисских и татарских восстаний 1581-85.
Как на это отреагировал русский царь? А также, как и в 1571 году на пожар Москвы. Свадебками.
Сам еле живой Грозный взял в жены Марию Нагую, сын Иван выбрал Елену Шереметьеву, а сын Федор – Ирину Годунову. Обычно в этом месте историки впадают в эротоманию, рассказывая о прелестях почти тридцатилетней Нагой или совсем еще юной Шереметьевой. Принято считать, что царь любил Марию и ненавидел Елену (как дочь и племянницу опальных Шереметьевых). А еще что сами жены конфликтовали за старшинство и этим во многом спровоцировали конфликт отца и сына с размахиванием острыми предметами. Верится во всё это никак.
Пометки на полях.
За Нагой не особо и скрываясь стоит Мстиславский и ногайские кланы, за Шереметьевой – Шуйские (Шереметьевы их вечные вторые воеводы), за Годуновой – суздальские и старомосковские кланы. Это попытка собрать правительство национального единства в рамках отдельно взятой семьи. Грозный умеет в дипломатию. И да, его параллельные английские сватовства – не более чем запрос на срочные военные поставки и кстати успешный. Нужна ему была еще одна Мария (Гастингс), ага как же.
Конец пометок на полях
Почему?- спросите вы.
Последние свои годы Грозный – тяжело больной старик, практически инвалид. Поход 1577 года отчасти свернули ровно из-за его проблем со здоровьем. Подозревать его в походах по чужим еле одетым женам и размахивании тяжелым посохом можно исключительно в рамках фэнтэзи-истории имени Карамзина.
В России за власть боролись две с половиной кремлевские башни. Север (Новгород и Псков) контролировали Шуйские, двоюродные братья Ивановичи и Петровичи. Формально великим князем Новгородским был Иван Иванович. Отнять эти богатейшие кормления пытался ордынский или ногайский клан Мстиславского (плюс зятья Голицыны, Бельские и Нагие). Вместе с отстраивающейся Москвой постепенно набирали силу старомосковские рода, группировавшиеся вокруг последнего из Захарьиных Никиты Романовича (условно ярославские, будущие триумфаторы смуты) и Годуновы-Сабуровы (суздальский клан). На руку старомосковским родам была личность митрополита Антония, выходца из этой среды.
История 1580-81 – это попытка рывка к власти ордынцев. Они, опираясь на негласный союз с Баторием, играют в поддавки, саботируя войну с поляками. Все поражения 1579-80 – поражения армий во главе с выходцами из старомосковского боярства. Финалом должен был стать Псков с утилизацией армии Шуйского (новгородский наместник на тот момент уже князь Голицын, «ордынец»). Параллельно в Москве смещают недодавленного на соборе 1580 митрополита Антония и умирает в Александровой слободе наследник Иван Иванович.
В Москве устраивает диспуты о вере с панегириками католицизму посланник папы Антонио Поссевино. Если его задумки реализуются – Россия станет куда менее клерикальным государством, скорее воспроизводя веротерпимые кальки Орды и Литвы, близкие ордынцам и Гедиминовичам.
Но Баторий подвел своих русских доброхотов, и пружина разжимается в обратную сторону. Церковь сильна, богата и весьма мотивирована. И ей есть на кого опереться. Новым митрополитом становится новгородец Дионисий, явный ставленник Шуйских. Наследником после недолгих споров становится Фёдор Иванович. На Мстиславского царь после смерти царевича накладывает опалу, по тогдашней доброй (не очень) традиции на его двор летят головы казненных сторонников.
После замирения на западе русские рати идут на восток, но, в отличии от ситуации 1573, идут воевать, а не договариваться. Поволжских повстанцев поддержать уже некому. Девлет-Гирей умер, наследник Семин-Гирей увлеченно воюет на Кавказе, туркам (тоже изнемогающим в этой войне) уже не до Поволжья. Уже после смерти царя Ивана его сын (и фактический соправитель в 1582-84) Федор опутает волжские переправы и север Сибири цепочкой крепостей, фактически присоединив фактически то, чем отец правил формально. В Твери сойдет с престола и ослепнет великий князь тверской Симеон. Пиком этих бурных разборок стал 1584 со своим Земским собором, огромной ногайской армией в ближнем Подмосковье. Ну да он стоит своей статьи.
В опалу попадает и царица Мария, с ноября 1581 (с момента смерти старшего сына Грозного) она живет фактически под домашним арестом. Мужа она впоследствии увидит только в гробу. Буквально. Но при этом осенью 1582 года родит ему сына Дмитрия. Еще раз, чтобы вы прочувствовали. Опальная жена, год не видевшая мужа, рожает ему сына, а тот с радостью признает его своим ребенком. Если вы сможете увидеть в этом что-то кроме усыновления Грозным внука, сына умершего наследника – делитесь, я так и не смог.
Елена Шереметьева после смерти Ивана Ивановича получит в вотчину Лух (тот самый, которым недолго правил эмигрант-господарь Борис Валашский) и до самого падения клана Шуйских в 1588 будет жить в Москве (в Новодевичьем), окруженная почетом и уважением. Ее в грамотах будут называть «царицей», чванливые историки потом будут предполагать, что писари делали ошибки в слове «старица». Чего только не предположишь, чтобы не думать.
Поражения начала 1580-х, как мне кажется, во многом стали следствием неуспеха интеграционных усилий русского царства. Резко расширившись, оно так и не смогло выстроить устойчивой властной иерархии. Не работали до конца ни старые великокняжеские московские рецепты, ни новые, привнесенные ордынскими и литовскими новыми подданными. Империя, о которой мечталось царю Ивану, тоже так и не случилась, а без нее сложная система, которая исторически сложилась, управлялась негодными инструментами с предсказуемыми результатами. В Смуту систему принудительно упростили и старые добрые рецепты заработали, но их вновь хватило ненадолго.
А историкам я желаю всего хорошего, и в числе этого хорошего обязательно должно быть внедрение системного анализа в их учебные программы.