Психологический триллер «Марта, Марси Мэй, Марлен» (2011) имеет смысл посмотреть хотя бы ради того, что эта лента буквально вырвала из тени сестер-близняшек куда более талантливую, но младшую Элизабет Олсон, даровав её талант «тёмному кинематографу» (вспоминайте Ванду Максимову из эпопеи «Мстители»)
Получился дебют в квадрате, причем очень качественный. С одной стороны, публика узнала о канадском режиссере Шоне Даркине, который предпочитал ориентироваться на европейское кино (именно по этой причине его фильм был явлен на легендарном независимом фестивале «Сандэнс»).
С другой стороны, был проложен путь предпочитающей русскую классику и школу Станиславского, и даже проходившей стажировку во МХАТе Элизабет Олсен, которая в отличие от своих старших сестер актерскую карьеру воспринимает очень серьезно.
Фильм полон смутной недосказанности, предполагающей активную работу мысли у зрителя. Например, возмущения по поводу того, дескать, мы не поняли, что за секта имелась в виду – не принимаются. Ибо вы сами должны домыслить, что подразумевается «Семья» Чарли Мэнсона (к слову сказать, это не такой уж и сложный ребус).
Этот персонаж-страшилка, до сих пор держащий в трепете американскую публику, специально удален на второй план, так как речь совершенно не о нём. По этой причине в ленте нет документальности из «Так сказал Чарли» и шикарного поворота сюжета, как «Ничего хорошего в отделе Эль Рояль». Чарли здесь вообще как бы ни при чем, насколько может быть «ни при чем» лидер секты.
Вам предложно поразмыслить о феномене его последовательниц. Еще в рамках сериала «Водолей» многие задавались вопросом: зачем девочки из хороших семей сбегали к этим хиппи-убийцам? В данном случае куда более важно, почему они не убегали?
Покинуть секту – это ещё не означает оставить её. Девушка, которая смогла вырваться на волю, ещё не стала подлинно свободной. Она продолжает внутренне существовать на «семейном» ранчо. По этой причине проводится параллель между обычным семейством и «названной семьей».
Эпизод с убийством кошки осознанно нас отсылает к «Двадцатому веку» Бертолуччи, когда речь шал о зарождении фашизма. Вам предложен иной вариант «тотальной идеологии». Она всеобщая, так как ею пропитано всё вокруг. Любая вещь превращается в «якорь», за который вытягивается цепочка пугающих ассоциаций.
Любо предмет превращается в бытийственную гиперссылку, прикосновение к которой ведёт к сумрачным воспоминаниям. Не важно, что это будет: стакан, отражение в зеркале, барная стойка. Всё, что вас окружает, превращается тёмную топь, из которой могут вынырнуть ужасы прошлого.
И собой похвалы заслуживает « открытый финал», который заставляет сомневаться уже вас самих: а может быть паранойя – это явленный и ощутимый процесс, а не какая-то отвлеченная фантазия?
Подобно тому, как реальность является многослойной, так и героиня перескакивает из ипостаси в ипостась, что отражено в трёх женских именах, вынесенных в название. Это имя девушки, которое ей дали родители. Имя, как её нарекли внутри секты. И имя, как она должна была представляться за её пределами.
