Аннушка. Глава 34.
Страшные видения, что приходили во снах и Ане и Нюре были недалеки от истины, но совсем не точны, всё же нет, наверное, на свете человека, способного с точностью предугадать чью-то судьбу. Обрывистые, неполные видения, наполненные личным страхом женщин, не могли рассказать им, что происходило на фронте.
По началу Василий и Антип попали в учёбку и даже умудрились встретиться там, но после их пути разошлись. Василий, попал рядовым, в резервный полк пехоты, оттуда прямиком на передовую. Первый раз встретился с врагом он при передвижении на фронт, в теплушке, оборудованной двухъярусными нарами, набитой новобранцами.
При приближении к линии фронта поезд атаковали три немецких бомбардировщика. Испуганные солдаты, упавшие на пол, прижимались к нему изо всех сил, слыша пронзительный звук бомб. Разрывом одной из них было опрокинуто два последних вагона. Поезд замедлил ход и люди стали выпрыгивать из вагонов, чтобы попытаться укрыться в степи. Увидев бегущих солдат, два остальных самолета с бреющего полета стали их расстреливать из пулеметов. Вася прижимался к земле, пытаясь укрыться в чахлой траве, рядом с ним рухнул Петька Квашнин, земляк. Осколок прилетел ему в ногу, вырвав из неё приличный кусок. Оказать ему помощь на месте не предоставлялось возможным. Василий поднял голову и огляделся, недалеко проходил ров, заросший травой, там можно было укрыться и помочь земляку.
Воспользовавшись тем, что самолеты ушли на круг, он подхватил потерявшего сознание Петьку и волоком потащил его к рву. Он успел, самолеты вернулись, продолжая расстреливать солдат, всё ещё покидавших вагоны и бегущих по степи. Не поднимаясь, он снял с себя ремень и перетянул ногу Петьке, пытаясь остановить кровь. В тот момент он не думал о страхе, тот догнал его намного позже, когда самолеты улетели, вагоны оцепили, раненных занесли вовнутрь, а убитых похоронили, в степи у железнодорожной насыпи, неглубоко и просто засыпав сверху землей. Петька остался здесь же, ремень не спас, и он истек кровью, так и не дождавшись медицинской помощи.
Василий сидел в вагоне, на нарах и дрожащими руками неумело пытался прикурить папиросу, сунутую кем-то ему в рот. До этого он никогда не курил. Война научит его перевязывать раны, пить чистый спирт и закусывать снегом, спать в окопе полном воды и стирать портянки в мутной луже. Очень скоро, под Москвой, он будет контужен и будучи без сознания попадёт в плен.
Антип, будучи водителем механиком танка Т-34 попал в окружение при первой же атаке, в которой участвовал. Кругом поля, пшеница так и колосится не в пример, зауральской, высокая, с налитым колосом. Чтобы остаться в живых пришлось танк загнать в середину поля и притаиться. Три человека, он связист и помощник –водитель просидели в танке три дня и три ночи. Старались не шуметь и не двигаться, ведь немцы, расположившиеся возле кромки поля могли засечь танк. Разговаривали шёпотом, рассказывали о себе, о семье, откуда родом. Пить хотелось страшно, днем внутри раскалённое пекло, утром пальцем собирали выпавшую на броню росу, ждали исхода.
На четвертый день началось наступление наших войск и танк Антипа, вместе с ними помчался вперёд. Немцы растерялись и наутек, разбежались в разные стороны, как тараканы. Антип танк гонит, а впереди по полю немец бежит, тяжело бежит, назад всё оглядывается. А он скорость слегка сбавил и через смотровое стекло в немца этого всматривается, а тот высокий, худощавый и бежать совсем не может. Парень даже вздрогнул, так этот бежавший немец на отца его был похож. А немец, видимо выбившись из сил, остановился бросил оружие, повернулся к танку лицом и руки вверх поднял, сдаюсь мол. Антип глянул на него, а у него лицо старое , морщинами испещрённое.
-Дави гада! -закричал связист и второй водитель его поддержал, но Антип не смог, тоска на сердце навалилась, не доехав до немца три-четыре метра, он резко отвернул танк в сторону.
-Ты что! –закричал связист,-врага пожалел!
-Да заткнись ты, крикнул ему в ответ Антип, уже пожалевший о своём поступке. Он остановил танк и взяв в руки оружие, без страха подбежал к немцу, чтобы его добить.
-Ну что немчура? Страшно тебе? Страшно? Так какого х@ра вы к нам приперлись, а? Подохните здесь, как мухи! –крикнул он ему в лицо, так и не выстрелив, лишь забрав его оружие побежал обратно к танку. Грозная машина взревела и выпустив черный дым рванула дальше по полю.
Как-то по вечеру забрякали воротца в доме Анны, застучали валенки по крыльцу, в парах холодного воздуха зашёл Душечкин, председатель колхоза. Привычно взглянул в красный угол и вспомнив, что икон там больше нет, крякнул от досады.
-Вот, что, бабоньки, собирайтесь-ка вы на лесозаготовки, родине лес нужен, а окромя вас и некого послать. Ты, Настасья, на хозяйстве останешься, куды тебе с пузом, а вас Анна и Нюрка завтрева жду у конторы, повезём вас в лес. Возражения не принимаются!
-Ну ты хоть бы присел, Геннадий Иванович, целый день на ногах, вот и калабушки у нас имеются, лопотину снимай, обутки на печь поставь, пущай согреются, да за стол садись.
-Некогда мне с вами, бабы, лясы точить, ещё сколь домов обойти надо! Мужики то ваши пишут хоть? –спросил он у Анны.
-Антип на днях прислал писульку, а от Васи так и не бывало ничего-ответила за неё Настя, запахивая на груди старенькую душегрею.
-Ничё, Анна, напишет ещё, ждите-ответил Душечкин, обращаясь к хозяйке, - Семён-то на дежурстве?
-А где ему ещё быть?
-Чуть позже и его к вам пришлю, в лес-то, а пока пусть тут побудет, при мне.
-Да какой из него работник-то? Ишь че бухает, да кровью отхаркивается, в лесу его погибель ждёт, уж лучше мы с Нюрой отробим.
-Ну, смотрите сами, а я дальше пошёл-попрощался председатель и с неохотой шагнул за порог.
В лесу, где заготовляли лес, стояла небольшая избушка, с печкой внутри и нарами, на которых вповалку спали женщины. Бригадиром над ними был одноногий Борис, старый мужичонка, худой, словно воробышек. Бабы жалели его, никогда с ним не спорили, как бы тяжело им не было. Каждый день уходили они в лес, оставляя одну, по очереди, на дежурстве. В задачу дежурной входила готовка, да поддержания тепла в избе, погода стояла морозная, после тяжелого дня в лесу так и хотелось побыстрее оказаться в тепле.
Питание у работниц было скудноватое, чуть муки, из которой ладила дежурная алябушки с отрубями да травами разными. Выручал Борис, умеющий ставить силки, тогда варили супец, как он любил шутить «с пустом», бульон, заправленный мучкой, но и ему были рады. Иногда прибывал гонец от председателя, подвозил провианту, тогда и вовсе радостно становилось.
Снега в лесу было много, наломавшись за день с ручными пилами, бабоньки по вечерам боевого духа не теряли, песни пели, да разные истории в темноте пересказывали.
И всё бы неплохо, но и Тамарка, мать Лизы попала на лесозаготовки тоже. Ох и хитра баба была, всё норовила без очереди в избушке остаться, да споры ненужные заводила. Уж бабы урезонивали её, урезонивали, а той всё нипочем, цепляла колючими словами она Анну и Нюрку, ковыряла душевные раны грязными руками, никак успокоиться не могла.
В этот день Нюрка до того свои валенки «напоила» -хоть выжимай. Вечером сунула их к печке, хлебнула супа с «пустом» и на нары, спать. Сотоварки вошкались ещё, переговаривались, а она словно в болото, в сновидение провалилась, бульк и нету. Видит она во сне Васю, худого, съёжившегося, стоит в колонне у поля, а вокруг люди в форме, немцы, догадалась она во сне. По два человека из колонны выводят они и запрягают в борону, а потом заставляют по полю идти, друг за другом на определенном расстоянии. И вдруг взрыв, взметнулись в небо остатки человеческих тел и обломки бороны.
-Заминировано поле-то-подумала она, со страхом наблюдая, как выбирают немцы следующих людей и впрягают в бороны. И опять взрыв. Кричит беззвучно Нюрка во сне, мечется по нарам, следующая пара-брат с напарником.
-Живи! Живи! –шепчет им вслед девушка, до боли сжимая кулаки свои.
-Живи! Умоляю, живи!
Взрыв. Вторая пара в куски, а брат с напарником живы, залегли и лежат.
-Лежите, не вставайте-просит их Нюра, -ждите темноты, немцы на поле не сунутся, постреляют из далека и уйдут!
Так и произошло. Видит в своем сне она, как в потемках ползёт брат по полю, к кромке, до крови искусала губы и выдохнула облегченно, увидев, как бегут две фигуры к темному лесу.
Открыла глаза, мокрая, как мышь. Тихо в избе, спят бабы, кто как, в повалку и лишь мать, почувствовав её боль подошла к ней и прижала к сердцу своему, убаюкала, как маленькую.
Утром Нюрка хватилась, а валенка одного нет, вечером уронил его, случайно или с умыслом, кто ж разберет, в печь, в золу горячую. Растерялась, как на работу пойдешь, кто-то и предложи, останься мол сегодня на дежурстве, а вечером придумаем что-нибудь. А как останешься, если очередь дежурить Тамарке подошла? Та ни пяди ни уступит, на своём стоять будет. Пришлось Анне свои отдать, а дочкин валенок себе забрать.
Взяла она бересту, приладила к ступне, да обмотала тряпками разными, так и на работу пошла. Нельзя не пойти, наказание строгое ждало тех, кто работой манкировал. Но и дитя своё не могла она без валенок на работу отправить. Так и менялись они с Настей целый день, до вечера, то одна в тряпках работает, то другая. Бог милостив, обе ноги сохранили. Да и Борис подсобил, из заячьих шкурок сшил наподобие валеночков меховых, всё теплее ногам было, чем в бересте да тряпках.
Через месяц вышло время бабам возвращаться в Елошное, а за ними, в условленный срок не едет никто и продукты покончались давно, голодно холодно. Собрались бабоньки и решили пойти пешком иди, оставив Бориса в лесу, ему то точно не дойти было. Шли неделю. Что брали с собой, приели, идут голоднехоньки, ноги подкашиваются. На пятый день подошли к деревне одной, а уж вечер на дворе, буран поднимается. Ноги ну прямо с пару изошли, да и одежда насквозь свитеет, языки от голода распухли во рту. Видят огонек виднеется, изба впереди, зашли. В доме темно, печь топится, жилым пахнет, а навстречу им хозяйка, да такая сердешная:
-Раздевайтесь, бабоньки куда вы в эку-то непогодь побредете? Ишшо замерзнете где-нито ненароком-то-говорит им, а сама невдолге ужин для гостей сгоношила. Невелик ужин –по картовке выдала каждой, да по калабушке зеленой, плеснула на дно кружек молочка парного. Тамарка, та сразу у стола уселась, а Анна осмотрелась, с повети головенки торчат-четверо малолеток. Тут уж никакой кусок в горло не полезет, а Тамарка ест уже, торопится, словно отнимет кто.
-Ты пошто, хозяюшка, от ребяток своих еду отбираешь? –спросила хозяйку Анна, показав рукой на детей.
Та враз слезой изошлась, слова сказать не может, еле выдавила из себя по слогам:
-Дак еть вы не едали вон сколько и ишшо идти, а мои-то дома и ничо, если в ночь-то не поедят, а утре видно будет. У Анны и других женщин слезы тут же сами собой покатились. Каждую дома ждали дети, у каждой на фронте или муж, или брат или отец был, а вот гляди ж не очерствели душой, не разучились благодарности. Переночевав на полу, отогревшись и отдохнув, поблагодарив хозяйку, пошли дальше. Чуть дольше задержалась Анна, передала хозяйке она мешочек с травами в благодарность и шепнула на прощание:
-Жив и здоров твой соколик, жди, вернется весь израненный, в сорок шестом, ты уж надежды не теряй, добро нынешнее зачтется тебе и обняла крепко, радуясь про себя, что не растеряли отдельные люди себя в этой страшной войне.
Друзья, я решила, что буду размещать "Аннушку" до нового года и после без перерыва, а вы сами решите, читать её или обождать чуток.
В нашем телеграмм уютно и тепло, заходите, если что)))