Аннушка. Глава 35.
Страх, черная зависть, злость очень меняют людей. Трудно оставаться спокойной, когда та, с кем под стол пешком ходила вдруг заделалась повитухой, стала уважаемой на селе и самое главное, в любой ситуации, не теряет присутствие духа, оставаясь доброй и внимательной к людям.
Глупа была зависть Тамары к Анне. Глупа и безнадёжна, ведь видела она лишь внешнюю оболочку жизни повитухи, не зная о том, какие сновидения её мучают и как тяжело она переносит чужие болезни и чужую боль, пропуская их через себя. Завидовала Тамарка Анне и строила козни, действуя исподтишка, назло. Это она сбросила валенок Нюры в золу, хотелось ей посмотреть, как выкрутится на этот раз Анна и это она, нисколько не каясь, написала пасквильный донос на Семёна. А неча дурой такой быть, -считала женщина, - жизнь по щекам бабу хлещет, а та знай наулыбывается себе, да песенки напевает. Малахольная, одним словом, говорила о Анне завистница.
Вернувшись с лесозаготовок Тамарка притаилась чутка, здесь, в Елошном, отыграться на сопернице было проще, да вот хоть внуков до неё не допускай и этого для неё предостаточно будет! Поэтому Анну, пришедшую в гости, приветила она неласково, дальше порога не пустила, присесть не предложила. Дочери дома не было, ломалась на работе, так что Тамарка разошлась по-полной.
-Ну и чего явилась? –встретила она гостью грубо,- не звали тебя, чего приперлась?
-Мальчишек навестить хочу,-спокойно ответила Анна, показывая на внуков, притаившихся на повети,-живы ли, здоровы ли?
-Здоровехоньки, чего им сделается? -недовольно бункнула Тамара, прокормить неможно, всё как галки прожорливые клювы раскрывают да исть просят!
-Вот я тут принесла чутка, Семён-то поохотился, мяса добыл, немного-извиняющим голосом сказала гостья, -с другими поделились, вон Нинке Черпановой занесла, ей похоронка вчера пришла, сама знаешь, мал мала у неё.
-А нечё было рожать! Мишка у неё отродясь ничего не зарабатывал, а дитёв плодил, как мух! А теперича успокоился, в сырую землю улёгся, тащи Нинка, поднимай детей как хошь.
-Язык у тебя, Тамара, как поганое ведро, Мишка за правое дело погиб, тебя, между прочим, защищая, а Нинка, помнится, когда вы по молодости погорели в дом свой вас, пустила пожить!
-Ты морали мне пришла читать? Благодарствую и сама с усами, понимаю кое-чего в жизни-отбрила Тамарка гостью, -давай сюда своё мясо, да иди куда шла, дел невпроворот, это у тебя ни котенка, ни ребенка, а мне внуков поднимать надо!
-Может отпустишь мальчишек на вечерки ко мне, всё ж не чужая я им?
-А это пусть Лизка решает! Она им мать, как скажет, так и будет!
Анна лишь вздохнула, зная, что дочь Тамары находится под её пятой и слово против матери не скажет.
-Вот вернётся Вася, -пригрозила она собеседнице,-всё расскажу, он, на фронт уходя наказал мне за внуками присмотреть, слабенькие они у нас, а ты дальше порога меня не пускаешь!
-Пусть вернётся для начала, а там видно будет! –Тамарка отвернулась к затянутому морозами окну, давая понять, что разговор окончен.
Анна вышла из избы и сердито пошагала в сторону дома. Уже подходя к нему увидела у ворот сани, нагруженные чемоданами, перевязанными меж собой серой веревкой, сердце сжалось в тревоге, кого на ночь глядя принесло? Голиком обмела валенки на крыльце, прихватила в сенках кружочек замороженного молока и открыв дверь зашла, замерев у порога. Быстро охватила взглядом комнату и сильно удивилась, увидев у стола Зинаиду, жену Макара и их мальчика, Володичку, в испуге жавшегося к матери.
-А вас-то каким ветром в Елошное занесло? –спросила она, рассматривая мужика в большом тулупе, сидевшего на табурете у входа.
-Здравствуйте, Анна Егоровна-тихо ответила ей Зина, прижимая к себе сына, -вот, приехали к вам, больше не к кому,- она тут же, не сдержавшись расплакалась тут же и видя её состояние пустил слезу и ребенок.
-Рассчитаться бы, хозяйка-обратился мужик к Анне, -с самого Кургана тащились, она-он кивнул в сторону гостьи сказала, что по приезду расчет будет.
-А ну, выйдем! –скомандовала ему женщина и добавила, обращаясь к дочерям,-самовар вздуйте, девочки, а ты Семен, чемоданы в избу занеси.
-Чем возьмешь за дорогу? -спросила она у извозчика, следя за тем, как муж развязывает веревку на чемоданах.
-Мне бы продуктов, хозяюшка, в городе сейчас голодно очень.
-Так и в деревне не сладко, ладно, посмотрю, чем помочь можно, сам знаешь, всё государству отдаем, да на фронт посылаем. Мучки немного есть, рыба наморожена, картоха имеется, только ведь не довезешь, померзнет вся.
-Хучь мороженная, но всё одно еда, у самого мал мала меньше дома дожидаются.
-Почему не на фронте? - спросила Анна, жестами подзывая мужа, -с виду вроде как здоровый.
-Грыжа у меня –неохотно ответил ей собеседник.
-Грыжа говоришь? На голубом глазу врёшь и не краснеешь! Нет у тебя никакой грыжи, здоровый ты, как бык! -возмущенно сказала женщина.
-Может и нет, а ты кто, чтобы решать здоровый я или нет? У тебя мужик вон тоже дома прохлаждается! Я человек маленький, меня наняли, я привез, а больше меня не касается, ваше дело рассчитаться и расстанемся на этом!
-Семушка, подай этому, чего просит, а ты запомни, вранью - короткий век, - сердито сказала Анна, уходя назад, в избу.
Тихие сумерки опустились на Елошное, к вечеру пошёл снег, большими хлопьями, повалил с неба, резко потеплело и дым из печных труб застелился по земле.
В доме Анны было тихо, люди, находившиеся в нём чаюшничали, на столе было не густо, немного алябушек, но зато имелся кусковой сахар, невиданная роскошь, привезенный гостями из города. Привезла Зинаида и соль, совсем немного, серую, с мусором, но и её Анна приняла с благодарностью, ибо с началом войны и такой не было нигде.
Семен, сидя на скамье чинил сети, Нюрка ускакала к подруге, Настя прикорнула на кровати, Володя игрался на полу с котенком, которого достали из подпола, где умудрилась родить старая кошка. Ещё один кот грел пузо на коленках гостьи, которая гладила его тонкой рукой и рассказывала Анне о том, как оказались они в Елошном.
-Месяца три, после вашего отъезда пришли и за Макаром, как не сторожился он, а нашли за что зацепиться, арестовали и больше я его не видела. С работы меня погнали, из дома нас с Володей выселили, как семью «врага народа», мы к моим родителям переехали. А там…Отец погиб в начале войны, эшелон разбомбили на пути к фронту, сердце мамы не выдержало, как похоронку получила, слегла и больше уже не встала.
Как похоронила её, всё кувырком пошло, я же по здоровью слабая, на завод пойти? Не выдержу, да и сын постоянно болеет, а тут весточка от Макара, мол езжайте в Елошное, там войну пережидайте. Да он и тебе письмо написал, да где же оно? А, вот, нашла! – Зина протянула Анне листок, свернутый треугольником. «Анне» -было написано на нём сверху.
-Ты не думай, я не читала-заторопилась гостья, -я никогда чужих писем не читаю.
Анна отвернулась от неё и раскрыла листок: «Дорогая, Анна и Семён! Не думал, не гадал, что придётся к вам за помощью обратиться, а приходится. Укатали сивку крутые горки, вряд ли встретимся ещё с вами, поэтому прошу, помогите Зине и Володе, кроме них и вас нету у меня никого на этом белом свете. Знаю, Анна, имеешь ты доброе сердце и не оставишь их в беде! Простите меня и прощайте, не поминайте лихом. Ваш Макар».
-Что ж,-сказала Анна, складывая листок обратно в треугольник,-на селе тоже работать надо, сама знаешь, с тунеядцами сейчас строго, надо тебя к делу приставить. А знаешь, что? В школу, я слыхала, учительница нужна, пойдешь?
-Пойду, только у меня с математикой не очень, я же в основном историю партии преподавала, да и то, взрослым.
-Ничего, справишься, при школе комната имеется, там и жить станете, на первых порах тяжело придётся, печи топить станешь и в школе тоже, Семён ежели чего поможет, пока пообвыкнешься. Ты вот что, языком особо не болтай перед бабами кто ты и откуда, а я всем скажу, что родственница ты наша, дальняя. Да не реви раньше времени, может и к лучшему жизнь повернется, дождешься Макара своего. А теперича укладываться будем. Кровати лишней у нас нет, но на печи самое- то, отогреетесь с дальней дороги-сказала Анна, убирая со стола.
На печи пахло чуть-чуть кирпичной пылью, овчиной, на которой лежала Зина, на бревенчатой стене висели белые мешочки, на приступочке сохла береста и валенки, а под боком разливалась равномерная теплота, согревая озябшее тело. Под боком сопел сын, спавший крепким сном, а она всё никак не могла уснуть, думая о том, что ждёт их впереди. Стукнула входная дверь, Нюра вернулась домой, чертыхнулась, запнувшись за кота, развалившегося на полу, шикнула на дочь проснувшаяся Анна. Зина осторожно перевернулась на другой бок и наконец-то заснула.