Аннушка. Часть 33
Ранним утром 22 июня 1941 Анна, собрав домочадцев отправились к Берёзовому рему, подкосить немного травы для коз. День обещал быть жарким и это не могло её не радовать, скошенная трава быстрее высохнет, а там и копнить можно. Работали быстро, косили в несколько рук и к обеду управились, решив немного отдохнуть в тени разросшихся кустов ивняка.
-Глянь-ка, Нюра, у тебя глаза вострые, никак скачет кто к нам? -попросила Анна дочь.
-Да как есть это наш Василий-ответила ей девушка, всматриваясь в подъезжающего всадника.
-Мабуть случилось чего? Он вчерась говорил, что на дальний покос поедет, хотел глянуть что там и как- взволнованная Анна поднялась с травы, где раскладывала немудренную еду и встала рядом с Нюрой.
-Война! Война началась! –крикнул издалека Вася и Анне покачнулась, не устояв на ногах.
-Пьяный он что- ли? –сердито буркнула Нюра, не видя, как сбелела мать, зато Семен увидал, подхватил, прижал к себе.
-Германия напала на нас, диктор по радио сказал, собираются все возле сельсовета-выпалил Василий, спрыгивая с лошади, -сказали взять самое необходимое, повезут в Лебяжье, оттуда в Курган,-продолжил он. У Душечкина списки, тебя, батя, в них нет.
-А ты, сынок? Ты есть?
-Есть мать. И я и ровесники мои тоже в списке этом, я попрощаться заскочил, а то пока вы до Елошного доберетесь, стемнеет. Лизка сидор собирает, пацанов к родителям её отправил, чтобы под ногами не путались, а сам сюда. Благослови, мама, на долгую дорогу. Анна отлепилась от мужа, достала из плетенной корзинки маленький калачик, отломив кусок подала сыну, завернув его в тряпицу:
-Этот храни, есть не моги, как бы голоден не был, а от этого откуси- попросила она, подавая оставшийся кусок калача,-он при мне храниться будет, а ты обязательно назад вернешься, так как дома останется незаконченное тобою дело, ведь ты хлеб мой не доел. После достала она из мешочка, прикрепленного к юбке маленькую иконку и благословила ею сына. Сердце рвалось из её груди, слабели ноги от горя, но Анна держала лицо, передавая свою уверенность Васе.
-Дай Бог, свидимся ещё сыночка, ты там береги себя, особо на рожон не лезь, пуля она ведь что пчела, побежишь-ужалит.
-Мам, ты за Лизкой моей присмотри, глупая она, вечно на поводу у матери своей идёт, пацанчиков моих сохрани, младший сопливел, на днях перекупался, так ты разберись там, а я жене накажу, чтобы слова против тебя сказать не могла. Ну давайте что-ли прощаться, идите сюда обниму вас хоть. Равнодушно шелестел листьями куст, под которым они стояли, стелились под ветром степные травы, светило солнце, обогревая своими лучами Василия и облепившего его со всех сторон мать, отца и сестру. Молча стояли люди, а что тут скажешь, когда вырвали из груди кусок, оставив дыру и залепить её опосля не постарались.
Долго смотрела вслед сыну Анна, глядя на маленькую фигурку, исчезавшую в жарком мареве, а слезы её текли и текли, словно разверзлись небесные хляби и не было им ни начала ни конца.
В Лебяжье в это время, в доме Куделькиных, собирали Антипа. Велено ему было явиться к утру, и целая ночь была у них с Настей в запасе. Лежали в кровати муж и жена не в силах разомкнуть рук своих.
-Не отпущу я тебя, Антипушка, спрячу, да хоть в Елошном, на болотах, там вовек никто не сыщет! -шептала Настя, прижимаясь горячим телом к мужу,-пущай другие воюют, а ты мой, мой!
-Что ж я бесогон какой, под женской юбкой прятаться, когда все мои товарищи воевать будут? Да и ненадолго уеду, наваляем вражине и назад! Так что, голуба моя, соскучиться не успеешь.
-Страшно мне, Антип, ребенка под сердцем ношу. Всё время ждала подходящего, чтобы тебе сказать, вот и дождалась!
-Ох, едрит-мадрит налево,-вскочил с кровати Антип, -так это ж другое дело, голуба моя! Я ж теперь только об этом думать и буду! А как же, сын меня дома ждать будет да красавица жена!
-Может ещё дочку рожу? – улыбаясь сквозь слезы сказала Настя.
-А я и на дочку согласный, только, чур, пусть на тебя похожа будет, я ведь и не красавец вовсе.
-Дурашка! Хватит по полу скакать, ложись иди, завтра ни свет, ни заря вставать, дай хоть последние минуточки с тобой побыть!
-А ты знаешь, о чем я подумал? –сказал Антип, ложась обратно- ты в Лебяжье не оставайся, в Елошное езжай, тамошний председатель тебя с распростертыми руками примет, опять же, мать рядом, повитуха, поможет ежели что.
-А дом как же? А хозяйство?
-Родителям передашь и за домом присмотрят, а мне поспокойнее будет, мамка у тебя боевая, в обиду не отдаст, да и сестра ни в чем ей не уступит. А я писать тебе буду, хоть и мастак, но пару слов черкну с дороги. Ты прости меня, родная, что не могу остаться с тобой, ради нашего дитя я там должен быть-ответил он, целуя жену.
Тихо было в новеньком доме Куделькиных, слышно лишь было, как далеко где-то смеялись люди, звучала музыка, так прощались с мирной жизнью лебяжане, не осознавая пока, что многим не суждено будет вернуться в родные края.
В июле Настя вернулась в Елошное и поселилась у матери, заняв привычное место в маленькой спаленке, где хозяйничала до сих пор Нюрка. Анна и Семён были рады её возвращению, а председатель колхоза Душечкин, не попавший на фронт из-за возраста и болезней, не знал куда усадить дорогую гостью, заглянувшую в контору.
-Беда, Настя, мужиков почти не осталось, а на носу уборка. Отсенокосили с большим трудом, теперь бы успеть до снега зерно прибрать, потому ставлю тебя бригадиром тракторной бригады, дам в помощницы свояченицу твою Лизку, бабы вы не глупые, разберетесь что там и как. Спуску другим не давай! А не то сядут на шею и ножками болтать будут! Дружбы меж собой не заводите, иначе какой с подруг спрос?
-Да я, Геннадий Иванович, на сносях, где мне с бригадой управиться?
-А, сейчас через одну то на сносях, то родила недавно-махнул рукой Душечкин,-родина от нас ждет, что? –спросил он.
-Что? –повторила за ним Настя.
-Хлеба! Хлеба от нас ждет, родина! И наша задача его ей дать! Ясно?
-Ясно, товарищ председатель! Разрешите идти?
-Да и иди уж, бригадирша! Не смею задерживать!
Осень 1941 года выдалась теплой, до последа ждала природа, когда люди отмолотятся. Настя счернела вся от постоянного пребывания на солнце. Трактора бесконечно выходили из строя, приходилось чинить своими силами, вот тогда и пригодились ей уроки дяди Николая Василевича, что давал он ей в мастерской МТС. Домой двадцатишестилетняя Настя возвращалась без сил, вполуха, полусонная слушала ворчащую мать, разминающую ей руки и ноги, кулём валилась на кровать, чтобы утром снова бежать к своим тракторам.
Елошное той осенью сильно обезлюдило, на всё село приходилось несколько мужиков, да и те калеки. Вчерашние мальчишки, ещё вчера беззаботно ловившие рыбу в озерах, окружавших село встали на замену мужикам, ушедшим на фронт. Анна чувствовала на себе бабскую зависть от того, что Семен находился при ней. И хотя в помощи он никому не отказывал, помогал по мере сил своих, нет –нет да прилетало в адрес её крепкое словцо.
Особенно лютовала сватья, мать Лизы, не давая Анне осмотреть внуков. Они и до войны не особо роднились, Вася обиженный на Настю к матери захаживал изредка и вроде, как и не ссорились они, но словно черта меж ними какая-то пролегла. А сыновья, как назло, в отца пошли, тонкокостные, вечно болеющие. Лиза предпочитала обращаться к фельдшерам, пичкала ребятёнков таблетками, а Анну держала на расстоянии.
Вот и сегодня, встретившись в магазине не удержалась сватья, на пустом месте ссору завела.
-Хорошо некоторым, чьи мужья головы на подушках мягких отлёживают, пока наши мужики да сыночки незнамо как воют- выплюнула она, увидев Анну на пороге магазина. Стоявшие у прилавка бабы, как совы, живо повернулись к двери, кто ж такое действие пропустит? Замерли в ожидании ответа Анны. Та молча прошла к прилавку, брать особо и нечего было, чудом соль завезли, ради этого и зашла она сюда.
-Не болит, видать у тебя сердце за сына, ишь даже жилка на твоем лице не дрогнула-продолжила сватья, -чего уж там, все знают приемный Васька у тебя.
-Не та мать, что родила, а та что взрастила. Язык без костей у тебя, Тамара, матери все дети равны-одинаково сердцу больны. Не привычная я языком попусту балаболить, всё у нас ещё впереди бабоньки и слёзы и потери. Сами запомните и другим передайте, долгой война будет, по весне и лету запасы делайте, травами да кореньями запасайтесь. Какими? Подскажу. Но коли чернота на сердце вашем ко мне не ходите, шажочка вам навстречу не сделаю, как детки ваши болеть станут-сказала Анна, выходя из магазина и не видя как накинулись бабы на Тамарку, ругая её за недобрый язык.
Права окажется Анна и в первую зиму хватит запасов её, чтобы не дать умереть ни одному дитёнку в Елошном. Крепким щитом встала она с Нюркой на защиту здоровья людей, обслуживая не только родную деревню, но и округу. Выхаживали они слабых детишек, допекали в печи, отпаивали отварами, обкладывали листьями, мечущихся в беспамятстве малышей, лишь с одним справиться были не в состоянии, с голодом, необратимо наступающим на село.