Анна проснулась резко, словно кто-то ткнул ее в бок. Голова болела, щеки пылали, в груди стало тесно и она рванула на себе тугой ворот рубахи, заставляя ослабнуть крепко связанные тесемки.
«Владимир!» - вдруг молнией сверкнуло в голове. Как могла она так надолго уснуть и оставить его одного. Вон уж солнце встало, этак ее сморило! А ведь должна при муже быть, рядом! Жив ли он, или припадет она сейчас к бездыханному телу?
Словно из ниоткуда, за спиной появилась Ярка и вовремя. Анна, от резкого подъема, да тошных мыслей, обмякла телом. Ярка еле успела ее поймать.
-Говорила же, трапезничать надобно! Одними молитвами сыт не будешь! - бубнила Ярка, стараясь привести в чувство свою подругу и хозяйку.
Анна открыла глаза и вцепилась Ярке в рукав.
-Что с князем? - прошептала побледневшими губами.
-Да жив муженек твой, чего ему сделается! - ответила Ярка. Анна не обратила внимание на ее пренебрежительный, грубоватый тон. Она давно знала, что Ярка недолюбливает князя Владимира, как знала и то, что пытаться в чем-то разубедить Ярку дело неблагодарное, почти невозможное.
Анна облегчено перевела дух, но тут же к горлу подступил противный, желчный ком. Княгиня согнулась пополам, но давно не видевший пищи желудок, исторг из себя лишь тонкую, водянистую струйку жидкости. На этот раз, Ярка встревожилась не на шутку. Тело Анны сотрясали спазмы. Лицо приобрело зеленоватый оттенок.
-Давай сюда врачевателя! - закричала она во всю мощь своих здоровых легких, - Княгине худо!
В коридоре все задвигалось, пришло в движение. Смутно различимые голоса о чем-то перекликались, слышался топот ног.
«Заразил, окаянный! Хворь свою передал моей ласточке!» - в ужасе думала Ярка, вспоминая, как уже долго и беспросветно болел князь. Одна мысль о том, что Анне уготована та-же участь. Была для Ярки невыносима. Судьба повязала их невидимой, но прочной нитью и Ярка представить не могла, как сможет жить без свой милой принцессы, каковой продолжала ее считать.
Пока искали лекарей, да пока те рядились, кому первому княгиню врачевать, Анне немного полегчало. Краски жизни медленно возвращались на лицо. Она хотела было встать, но твердая рука Ярки удержала ее на месте.
-Куда ты, опять худо станет!
-Я должна при князе быть!
-Вот осмотрят тебя местные «эскулапы», - ввернула Ярка услышанное когда-то в Византии латинское слово, - тогда и пойдешь!
-Зачем только ты всех переполошила! - сокрушалась Анна, - Принесла бы лучше молока парного с медом, мне бы и полегчало!
Слабость, так внезапно накатившая, уступила место невероятно подъему сил. Если бы не строгий взгляд Ярки и лекари, осторожно дотрагивающиеся то до кистей, то до лба княгини, она бы уже подхватилась и побежала в горницу милого князя.
-Не видать на княгине хвори! -провозгласил седобородый врачеватель, обращаясь больше к Ярке, нежели к самой княгине.
-Как не видать? А что упала она прямо мне на руки?
-Такое бедствие могло с княгинею приключиться, от переживаний душевных!
Врачеватель низко поклонился и пошел к двери, увлекая за собой остальных носителей древнего искусства и как-то странно поглядывал на Ярку. Его пышная бровь смешно подергивалась и походила на бабочку, которая силится, да все никак не может взлететь. Уже когда лекарь выползал боком в раскрытую дверь светлицы, до Ярки дошло, что он таким странным способом подзывает ее.
-Пойду принесу тебе чего съестного, княгиня! И не вздумай вставать, покуда я не вернусь! - объявила Ярка и поспешила следом на лекарем.
Он ждал ее в коридоре и дышал так, словно только что спасся от стаи голодных волков.
-К княгине повитуху позвать бы надобно! Уж больно похоже, что понесла голуба наши от князя! - сказал прямо, уже не стесняясь присутствия высокой особы.
Ярка замерла в недоумении. И как ей самой-то не пришло такое в голову! Ни сейчас не пришло, когда и признаки все налицо, ни допускала такой возможности и раньше, словно была Анна все еще невинной девушкой под ее покровительством.
Когда Ярка вернулась, Анна, не смотря на ее запрет, уже была готова к выходу. Заставив княгиню сделать несколько глотков молока, принесенного с собой, Ярка позволила ей выйти, понимая, что удерживая Анну, только вредит ее волнующемуся сердечку.
Анна почти бежала. Хоть и понимала умом, что случись чего страшное с Владимиром, сказали бы ей тут же. Но жаждала посмотреть своими глазами, убедиться, что жизнь еще борется в нем и шанс на победу дан им обоим.
В светлице князя она остановилась в изумлении. Сквозь настежь распахнутые ставни лился поток яркого солнца, чего не бывало с первого дня болезни Владимира. Между окнами гулял свежий ветерок, из вне слышалось веселое щебетание птиц. А самое главное — Владимир сидел опершись на подушки и улыбался безмятежно, словно не хворал вовсе, а только отошел от прекрасного сна. У изголовья князя, на низкой скамеечке, сидел Феодор и что-то говорил, говорил, говорил… Слов не разобрать, но князь внимает им с таким интересом, что не заметил даже вошедшую в светлицу жену. Феодор увидел княгиню первым, замолчал, поднялся. Выглядел виноватым, хоть и сам не смог бы сказать в чем.
-Сокол ты мой ясный! - воскликнула Анна по-русски, зная, как любит Владимир, когда произносят эти слова ее уста. - Неужто прошла хворь! Слава тебе, Господи! - не удержалась княгиня и перекрестилась.
Ни тени презрения, как бывало порой, не мелькнуло на лице князя. Он протянул руку жене и Анна ухватилась за нее, как за спасательный круг.
-Молилась за меня? Переживала? - Анна кивнула, не в силах сдержать слезы радости, - Вон и Феодор, почитай всю ночь шептал надо мною! Видать решил мне ваш Бог помочь!
Анна не могла понять шутит Владимир или говорит серьезно. Спрашивать не стала — жив Владимир и с виду вроде как здоров, только исхудал очень. А чего еще надо?!
-Феодор! - внезапно обратился князь к молчавшему юноше, - Уж не знаю как, но от слов твоих тепло пошло по телу и полегчало мне!
-Господь явил милость свою! - ответил Феодор скромно, а сам смотрел на брата, признавая в чертах этого умудренного опытом человека, хоть и не на много старше его самого.
-Может и явил, да только все равно, через твои уста! Проси чего желаешь!
-Чего мне желать, князь! Ты жив, хворь отступила! Разве что… - запнулся Феодор.
-Ты говори, говори! Не стесняйся! - подбодрил его князь.
-Позволь возвести часовенку каменную, там где была она упред, где возносила молитвы княгиня Ольга!
Владимир призадумался. Он и сам плохо помнил ту часовню. После смерти бабки, погорела она в одночасье и причин никто не знал. Может молния Перунова сразила неугодную для себя домовину, а может и чья-то лихая рука запалила старые деревянные стены.
-А пускай! Строй, да такую, как в Византии! Злата и серебра не пожалею! - воскликнул князь, приняв решение. Перед его мысленным взором, уже взметнулись ввысь купола золоченые, зазвучали в ушах перезвоном колокола.
-Не осудит ли люд Киевский? - Феодор даже опешил от такой щедрости. Больше чем на маленькую молельню он и не рассчитывал.
-Не твоя-то забота! Твоя возвести собор, а народом своим сам займусь!
Феодор поклонился и хотел уж было уйти восвояси, как Владимир окликнул его.
-Постой Феодор! - голос князя звучал теперь мягко. - Помню я кто ты! И отца твоего помню - славный был брат у батюшки моего! Жаль у меня братьев не осталось! Будь хоть ты рядом, брат, не предай! Моих кровных братьев сгубила жажда власти, может она погубить любого!
-Во мне лишь одна жажда - познать истинного Бога! - ответил Феодор,- Лишь от нее не могу отказаться!
- Помогу тебе свой путь отыскать, но и ты не подведи меня!
- Не переживай, князь, плечо мое с тобою всегда!
Феодор вышел. Владимир долго смотрел ему в след, размышлял над чем-то. Молчала княгиня Анна, душой чувствуя, что свершилось на ее глазах что-то светлое, несущее добро всему грядущему.
Горислава давно уже не испытывала такой злобы. Думала угомонилась душа, успокоилось сердце, но стоило дойти до Полоцка вести, что ждет княгиня Анна рождения первенца, как все всколыхнулось в душе. И до того много баб побывало в постели Владимира. Горислава знала про то, как знала и то, что он любой юбки воротится он к ней. Какое-то время, после отъезда из Киева жила еще в ней та уверенность, постепенно превращавшаяся в надежду. Теперь и надежды не осталось. Пеплом покрылась душа, но оказалось что тлели еще в тлели ее уголечки. И стоило ветерку молвы дунуть, как уголечки те вспыхнули снова, разгорелись, обожгли.
Вошел Изяслав. Уже не мальчик, еще не мужчина. Весь в род Рогволдов удался, словно судьба заранее предопределила его на родину предков.
-Ярослав опять ленится! Какой из него княжич, смотреть тошно!
Отбросив свои горькие думы, Горислава вернулась мыслями к делам насущным.
-Не понукай брата! Нет в нем твоей силушки! - осадила Горислава старшего сына.
Между братьями всего то годок был разницы в летах, а и характером, и сложением были они совсем разными. В Ярославе было так мало жизненных сил, что это раздражало Изяслава, несшего на плечах своих тяжелую ношу власти.
-Опять с одра не идет! Жалится на ноги!
Эти частые жалобы всерьез волновали Гориславу. Лекари не находили причины болей, Изяслав считал, что только леность причина Ярославовой слабости. Но материнское сердце говорило - не врет сын. Что-то и правда болело у него, не давая жить полной жизнью.
-Поеду с дружиной малой вокруг Полоцка, посмотрю за порядком! - буркнул Изяслав, не найдя у матери поддержку.
Горислава пошла к горнице Ярослава. Он сидел на постели, опустив ноги на пол и рассматривал их с удивлением, словно чужеродные были ему чресла.
-Нейдут ноги, мамо! - Ярослав поднял на мать глаза, полные слез.
Она молча подошла к нему, села рядом, обняла. Мысль пришла в голову внезапно. Не только ее это сын! Есть у него отец, да не простой, князь! И лекари у него, не чета полоцким врачевателям. Успокоив сына, как могла, она поспешила найти вестового и надиктовала ему послание для Владимира, коего еще считала своим мужем.