Весть о хвори, приключившейся с Ярославом, пришла в Киев аккурат в тот день, когда княгиня Анна, помучавшись родами ночь, день, да еще одну ночь, произвела на свет девочку. Дитя слабое и хилое, почти и не плакало, к неудовольствию повивальных баб.
-Да и как родиться дитю здоровому, коли ни мать, ни отец, положенных жертв матери-Макоши не сделали? - шептались меж собой самые смелые.
После своего исцеления, князь Владимир, яростно пресекал все шепотки, витавшие над Киевом, касаемые того, что князь предал богов предков, променяв их на византийского Бога единого.
Дочку, по настоянию Анны, крестили и имя дали странное, Мария. По настоянию Малуши и привычное люду имя получила малютка - Добронега. (Мария-Добронега - под таким двойным именем и вошла в историю эта девочка, жизнь которой достойна отдельной повести)
Княгиня Малуша, внучку меньшую жалея, сама послала быка жертвенного на капище, да цветов последних, осенних, велела положить к ногам Макоши. А тут еще и весть о Ярославе, заставила душу вдвойне томиться.
Она пришла к Владимиру держать совет о том, как быть теперь.
Сын был задумчив. Говорила Малуша словно в пустоту, понимая, что слова отскакивают от него, как горох о невидимую стену.
Наконец Владимир встрепенулся, стряхнул с себя невеселые думы и сказал:
-Сам поеду и Феодора с собой возьму!
Малуша нахмурилась. Уж и не рада была приезду Алтун с сыном. После первых дней радостной встречи, Малуша заметила в Алтун перемену. Конечно, она и раньше знала, что Алтун, как и муж ее, княжич Улеб, веру Христову приняла давно, но тогда напоказ не выставляла и на обряды киевлян смотрела со снисхождением, без осуждения, как на игры несмышленых детей. Теперь же даже массивный, деревянный крест носила наружу на плоской груди, не обращая внимания на косящихся теремных слуг. И Феодора Владимир так приблизил к себе, что не только жрецы недовольны, но даже и воеводы нет-нет, да и разразятся недвусмысленным ругательством в адрес новоявленного "чернеца", как прозвали Феодора за ношение темных одежд. То, что Феодор приходится князю братом, в Киеве никто почти не знал.
Владимир же твердо уверовал, что своим исцелением обязан Феодору и частенько звал его к себе, слушал. А теперь и в Полоцк, к хворому Ярославу, собрался взять его с собой!
-Опомнись, Владимир! - не сдержалась в этот раз Малуша, - Не гневи народ! Знаешь ведь, люд наш долготерпив, да на расправу скор! Может как призвать князя, так и скинуть его, коли что не по нраву!
-Ты меня не равняй с другими, мать! - Владимир смотрел мимо Малуши, куда-то в даль, выглядывая лишь ему одному ведомое, - Не было еще на Руси князя, под чьею рукой было собрано столько земель!
-Отца своего вспомни!
-Помню! Верен был отец Перуну и другим Богам нашим! Да только не помогла ему вера та - сгинул на чужбине, да так, что и тело его на огонь жертвенный положить не пришлось!
Возразить было нечего. Малуша молчала.
-Чтобы Русь удержать во едино, должен я показать свою крепкую руку, показать что князь для них един, как Бог!
Вскоре Владимир уехал, а Малуше оставалось лишь посылать в бескрайнее небо чаяния своего сердца и надеяться, что кто бы ни управлял судьбами человеческими, на чьей стороне не была бы правда, а уберег бы ее сына от страшной ошибки...
Со стороны Новгорода, в направлении к Киеву, двигался небольшой отряд, возглавляемый немолодым уже, а можно сказать что и старым, воеводой. Отряд шел неспешно, чай не на войну. Ехавший впереди воевода откровенно наслаждался редкими минутами, когда не надо было принимать бесконечные решения, выслушивать тысячи жалоб и среди них выбирать то, что стоит его внимания, а что откровенный навет.
Сейчас он чувствовал себя абсолютно свободным. Там, в Новгороде, не ждала его жена, выросли и давно обзавелись своими семьями дети, решают за него дела, проверенные годами люди. Добрыня, а это был именно он, наслаждался этой свободой, хоть и знал, что продлится она не долго, ровно до того дня, как войдет он в Киев.
Давненько не бывал он там, успел соскучиться. Скучал и по внучатому племяннику своему, которого выпестовал, как родного сына, но знал - зол еще Владимир на него, не простил ему Ярополка. Потому и сидел все эти годы в Новгороде Добрыня не навязываясь, являлся лишь по зову князя. Вот и теперь, получив от Владимира послание, что всем наместникам надлежит явиться в Киев на совет княжий, он немедля выдвинулся в путь.
Как ни старался Добрыня, растянуть путь подольше, но вот уж едет его отряд по окрестным Киеву деревням. Множество деревень выросло вокруг великого города за время его последнего визита сюда. Вырос и сам Киев. Каменные стены, что начала возводить вокруг города еще сестрица его, княгиня Ольга, теперь оказались внутри города, а вокруг них выросли дома, да не простые, а каменные, толстостенные, которым не страшны пожары, так часто уничтожавшее раньше жилища горожан.
-Добрыня! Вот радость-то! - Малуша прильнула к одному из немногих из оставшихся еще на этом свете, родному человеку.
Добрыня вздохнул глядя на нее. Давно ли падчерица, молоденькой девчушкой, бегала на свидания к Святославу? А вот уж у самой внуков во множестве и морщинки залегли вокруг глаз. Странно, но на покойную Белку, Малуша совсем не походила, видно пошла в отца своего, Рода, что утонул, когда Белка еще носила дочь в животе. Глядя на Малушу, Добрыня ощутил насколько он сам стар. Сколько же лет живет он уже на этом свете? Почитай больше шести десятков!
-Я по зову Владимира приехал! - сказал Добрыня, с любопытством разглядывая пышное убранство княжьего терема. Много в нем появилось нового, впрочем чему удивляться, если все вокруг изменилось до неузнаваемости.
-Разминулись вы с ним! В Полоцк Владимир отправился - захворал Ярослав!
-Ох беда...- протянул Добрыня, не зная как еще выразить свое сочувствие такой напасти.
В это время в горницу вошла девица. У Добрыни перехватило дыхание, чего не было уже поди несколько десятков лет, насколько она была хороша! Ростом высокая, статная. Косы черные, тяжелые, по плечам разлеглись. И лицо строгое, с точеными, правильными чертами.
Она степенно поклонилась ему и Малуше, и произнесла низким, грудным голосом, на иностранный манер коверкая слова:
-Прости, княгиня Малуша! Княгиня Анна квасу захотела, а вся челядь пропала, найти не могу!
-Не хуже ли стало княгине Анне? - заволновалась Малуша.
-Не хуже! Пойдет она на поправку! - слова девушки прозвучали угрожающе, мол только попробуйте по другому подумать!
-Ну ступай, Ярка! Ищи квас для княгини!
"Ярка!" - повторил Добрыня про себя имя девушки - "Прямо по ней имя!"
Сердце Рогнеды-Гориславы билось гулко и часто. Приехал! Сам! Видно не может забыть ее даже рядом с молодой женой! Значит люба она ему!
-Здравствуй Горислава! Как Ярослав? - произнес Владимир, входя в терем.
-Увидит батюшку, так и хворь пройдет! - губы Гориславы произносили совсем не те слова, которые хотела сказать. Хотелось ей презрительно вздернуть бровь, обронить что-то язвительное в адрес княгини Анны и о том, что князь разлуки не выдержал, но видно пообломала жизнь, сдержалась.
Она повела мужа, не могла еще по другому его воспринимать, в светлицу Ярослава. Юноша был бледен - не видел солнца уж давно. Владимир подошел к его ложу, откинул покрывало, скрывавшее ноги сына. Из-под длинной сорочки торчали тонкие конечности. У Владимира похолодело на сердце. Ноги сына походили на старческие, сквозь белую кожу просвечивали голубоватые вены.
-Батюшка! - Ярослав стыдливо опустил глаза. Даже встать перед князем не мог, совсем не слушались ноги.
-Не печалься, Ярослав! Я привел к тебе того, кто меня самого у смерти вызволил!
В глазах юноши появилась надежда. Поверил князю-отцу сразу же!
-Что за лекарь такой дивный у тебя появился? - спросила Горислава, как только они вышли от Ярослава.
Владимир велел привести Феодора. Тот вошел, поклонился. У Гориславы округлились от удивления глаза. Одетый в черное юноша, не таясь, носил на шее простенький крест. Это в Киеве, привычном и терпимом к иноземному, здесь, в Полоцке, Богов чтили ревностно, не допуская инакомыслия.
-Не допущу к сыну крестопоклоника! - взъярилась Горислава, в недоумении глядя на Владимира. "Уж не лишился ли он ума рядом со своей византийкой!" - мелькнула в голове мысль.
-Моя воля, как сына моего лечить! - ответил Владимир, намеренно выделив это "моего".
-Ничем он помочь не сможет ему, только беду накликает!
-Меня он молитвами на ноги поставил, не навредит и Ярославу!
Они стояли рядом, разъяренные, как и прежде в шаге от того, что бы не наброситься друг на друга, позабыв о Феодоре. Он же, кашлянув тихонько, тихо проговорил:
-Нет во мне зла, как и в Боге моем! Коли будет его воля, встанет княжич на ноги!
Горислава фыркнула, зло засмеялась:
-Коли так случится, то и я стану служить твоему Богу! Да только тому не бывать!
Феодора повели к Ярославу, а Владимир, несмотря на надежду питавшую Гориславу, заперся в отведенной для него светлице и даже попытки не сделал больше, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.
