Монолит вдруг замолчал. От него больше не шли приказы, и "монолитовец" больше не знал, что делать.
На него опустилось отчаяние.
В памяти обрывками возникало что-то. Прекрасный, величественный образ, божественный свет, к которому "монолитовец" тянулся всем своим естеством.
Во имя этого света и по его воле "монолитовец" вскидывал оружие и стрелял. В прицеле возникали неверные, которым была неведома божественная благодать, которые снова и снова посягали на святыню, и лишь бесконечной алчностью сквозила их аура. Монолит не хотел подпускать этих ничтожных, подлых, себялюбивых существ к себе.
Дёргалось оружие в руках, чёрные души неверных уходили под землю, недостойные даже тех крупиц солнечного света, что пробивались сквозь плотную завесу туч. Порой самого "монолитовца" обжигало болью - но это была счастливая боль, которую он чувствовал, стоя на страже великого Монолита, ласкавшего его своим благословением. Раны, полученные в праведных боях, зарастали - и он вновь был готов служить. И служил с радостью.
Но это счастливое служение продолжалось до того момента, как наступила пустота.
"Монолитовец" бродил без цели и смысла. Он видел других "монолитовцев" - таких же неприкаянных и потерянных, но вскоре остался один, убредя какой-то своей дорогой по бездорожью и мало что осознавая.
- Почему ты оставил нас, Монолит?
То прекрасное чувство, окутывавшее его раньше - чувство покровительства великого Монолита и единения со своими братьями, - ушло, оставив после себя только холод. Краски померкли, и окружающий мир теперь казался серым, невзрачным... пустым.
- Почему ты оставил нас, Монолит?
Растерянность переходила в злость.
"Монолитовец" увидел вдалеке группу вооружённых людей. Они шли куда-то против хода "монолитовца". Возможно, к самому Монолиту.
- Монолит умер, - прошептал "монолитовец", и его губы вдруг растянулись в злорадной усмешке.
Теперь неверные никогда не доберутся до Монолита. Ведь он умер!
"Монолитовец" проиграл, но и его враги тоже!
Неверные заметили его и кинулись врассыпную, стреляя в его сторону. Кажется, пуля просвистела мимо уха.
"Монолитовец" пришёл в ярость.
- МОНОЛИТ УМЕР!!! - заорал он на всю Зону и укрылся за остовом старого БТРа, взяв в руки собственную винтовку.
Рядом упала граната. Звук взрыва хлестнул по ушам, и больше "монолитовец" ничего не слышал. Он неловко завалился наполовину набок, наполовину на спину, чувствуя страшную, нестерпимую боль, в которой больше не было ничего прекрасного - как тогда, когда самые худшие раны он получал во имя праведной миссии, и был счастлив этим.
Нет, эта боль была страшной, раздирающей, испытываемой во имя ничего.
"Монолитовец" сцепил зубы, подвывая от этих страшных ощущений. В памяти вдруг стали всплывать какие-то образы. Он помнил, как шёл куда-то с группой людей. Кажется, их было двое. Кажется, они были его друзьями.
Кажется, они были мертвы.
Он попытался пошевелиться, но от этого боль стала ещё нестерпимее.
- Я вернусь всего через пару месяцев, - говорил он, присев перед девочкой всего лет девяти, - и мы больше не будем здесь жить.
- А где мы будем жить? - спросила она.
- В каком-нибудь очень хорошем месте, - ответил он, чувствуя, как его губы трогает улыбка. - Долго и счастливо, как в сказке.
Всё тело мелко дрожало. Вместе с болью накатило смятение, распад рассудка будто бы надвое - в одной части его был Монолит, а в другой - что-то иное...
Он увидел человека в сером комбинезоне, обшитом брезентом. Когда-то "монолитовец" сам носил такой. И его друзья, кажется, тоже.
Этот человек держал оружие наготове, и почти тут же хищное чёрное дуло уставилось на валявшегося в неловкой позе "монолитовца".
Глядя на этого человека, лицо которого скрывал шлем с забралом из непрозрачного стекла, и в чёрное дуло, "монолитовец" вспомнил, как он когда-то тоже валялся на земле, и к нему тоже подходили такие вооружённые люди... Только их комбинезоны были пятнистой камуфляжной расцветки, с зелёным нагрудником и коричневыми вставками. Серые комбинезоны были на нём самом и его товарищах, что лежали рядом, пробитые пулями и недвижимые, а "монолитовец", тогда ещё не бывший "монолитовцем", порывался одной рукой дотянуться до выпавшей "Беретты", в то время как вторая саднила и ныла сильной болью.
Он помнил, как эти люди бесцеремонно схватили и куда-то потащили его.
Помнил, как в мозг забрались чьи-то холодные пальцы, копаясь в извилинах, раскалывая сознание чудовищной болью. А потом... а потом...
А потом он стал их братом.
Глаза "монолитовца" расширились. В голове, пока разрозненно, плавали буквы чьего-то имени - возможно, его собственного, - которые он лихорадочно пытался собрать и выстроить в правильной последовательности.
Палец человека в сером комбинезоне вдавил спуск.
- Меня зову... - слова "монолитовца" прервал вырвавшийся из чёрного дула огонь, увлёкший его куда-то - возможно, в никуда.