В одну чашу непрерывно сыпались мои благие дела, а в другую упали пустые орешки, раскалываясь сухим треском - символ моей тщеславной самоценности. Похоже, эти чувства превратили положительное в ничто, так как чаша с пустыми орешками перевесила. Мои добрые дела оказались лишены чистоты. Ужас и тоска охватили меня. Но тут внезапно на чашу упал пирог...
Во время зимы я подверглась воспалению легких. В течение восьми дней у меня была высокая температура, которая держалась на уровне около 41 градуса. Приблизительно на девятый день моей болезни я пережила знаменательный сон.
С самого начала, когда я пыталась произносить молитвы, я была отвлечена видениями - красивыми природными картинами, над которыми я словно плавала. Когда я слушала музыку или смотрела на прекрасные пейзажи, оставляя молитву в стороне, меня охватывала зловещая сила, и я скоро возвращалась к молитве. Временами я приходила в себя и ясно видела все, что окружало меня. Вдруг неожиданно я увидела, как около моей кровати появился иеромонах Стефан, мой духовник. Он взглянул на меня и сказал: "Давай пойдем".
Следуя принципам Церкви и ее предостережениям о том, что видения могут быть опасными, я начала читать молитву "Да воскреснет Бог...". Отец Стефан послушал ее с тихой улыбкой и произнес: "Аминь", словно приглашая меня куда-то.
Мы оказались в подземелье, словно в глубинах земли. В середине текла бурная река с черной водой. Я задумалась о том, что это может означать. И, отвечая на мои мысли, отец Стефан без слов сказал мне, что это место наказания за осуждение. Осуждение никогда не прощается.
В потоке я увидела знакомого мне человека, который еще был жив. С ужасом я помолилась о нем, и он, как будто, вышел из реки сухим.
Смысл увиденного был ясен: если бы он умер в том состоянии, в котором находился, он бы погиб за грех осуждения, не отмытый покаянием. (Он часто говорил, что детей нужно учить осуждать тех, кто поступает неправильно, чтобы отвратить их от греха). Но так как его смертный час еще не наступил, он сможет очиститься через большие скорби.
Мы отправились вверх к истоку ручья и заметили, что он вытекает из огромных, мрачных и тяжелых дверей. За этими вратами, казалось, скрывается мрак и ужас... Мы оба задались вопросом: "Что это может быть?"
Ведущий ответил мне мысленно: "Там находятся мучения за смертные грехи".
Между нами не было необходимости общаться словами, мы могли читать мысли друг друга непосредственно. От этих ужасных и плотно закрытых врат мы решили вернуться и продолжить восхождение.
К сожалению, я не помню точную последовательность того, что мы видели, но я передаю все образы точно.
Мы оказались в магазине готовой одежды. Всюду были вешалки с разнообразными нарядами. В помещении было душно и пыльно. Тогда я поняла, что эти платья символизируют мои мысленные желания хорошей одежды на протяжении всей жизни.
Здесь я увидела свою душу, которая казалась распятой и повешенной на вешалке, как костюм. Моя душа превратилась в платье и находилась здесь, томясь в скуке и одиночестве. Я также увидела другое изображение страдающей души - манекен, заключенный в клетку и красиво одетый. Эта душа задыхалась от пустоты и скуки, вызванных бесплодными желаниями, которыми она питалась в жизни. Мне стало ясно, что в случае моей смерти моя душа будет мучиться и томиться здесь, в пыли.
Однако, мой путеводитель - отец Стефан - повел меня дальше, и я обнаружила стол с чистым бельем.
Две из моих родственниц (которые в то время были еще живы) бесконечно перебирали это белье, перемещая его с одного места на другое. Ничего особенно ужасного не было в этой картине, но внезапно в меня вдруг-вдруг-вдруг проникло ощущение невыносимой скуки и душевной тоски.
Я поняла, что если бы эти родственницы уже умерли, то их ждало бы такое же бесцельное существование в загробной жизни; они не совершали смертных грехов и были невинными девушками, но не заботились о своем спасении, жили без какой-либо цели, и эта пустота должна была остаться с ними навсегда.
Затем передо мной открылся вид на аудиторию, полную солдат, которые с укором глядели на меня. И тогда я вспомнила о своей незавершенной работе: некоторое время я занималась помощью раненым воинам. Но потом я уехала, перестала отвечать на их письма и просьбы, оставив их на милость судьбы в сложное переходное время первых лет революции...
После этого меня окружила толпа нищих. Они протягивали ко мне руки и своим умом, без слов, говорили: "Дай, помоги!" Я осознала, что при жизни могла бы помочь этим бедным людям, но почему-то не сделала этого. В моем сердце вспыхнуло непередаваемое чувство глубокой вины и полной невозможности оправдать себя.
Мы продолжили свой путь.
Я также увидела свой грех, о котором никогда не задумывалась - неблагодарность по отношению к слугам, принимая их труд как должное. Однако, образ этого греха забылся, оставив только его значение в памяти.
Следует сказать, что мне очень трудно передать увиденные образы: они не поддаются словесному описанию...
Далее мне был прегражден путь весами.
В одну чашу непрерывно сыпались мои благие дела, а в другую упали пустые орешки, раскалываясь сухим треском - символ моей тщеславной самоценности. Похоже, эти чувства превратили положительное в ничто, так как чаша с пустыми орешками перевесила. Мои добрые дела оказались лишены чистоты. Ужас и тоска охватили меня. Но тут внезапно на чашу упал пирог или кусок торта, и правая сторона перевесила. Казалось, кто-то дал мне "взаймы" свое доброе дело.
Мы остановились перед горой - горой пустых бутылок, и я с ужасом осознала, что это символ моей гордости, пустой и глупой. Ведущий передавал мыслью, что если бы я умерла, мне пришлось бы открывать каждую бутылку, что было бы невыносимо и бесполезно. Но тут отец Стефан поднялся как гигантский штопор, изображая благодать, и все бутылки сразу открылись. Я освободилась и продолжила свой путь.
Стоит отметить, что я шла в одежде иноческой, хотя еще не была пострижена.
Я стремилась следовать пути духовника, и если я отклонялась, змеи вылезали и пытались меня укусить. Изначально духовник был одет в простую монашескую одежду, которая позже превратилась в роскошный пурпурный мантий.
Мы подошли к бурлящей реке. В ней находились злобные существа, похожие на людей, бросающие друг в друга толстые бревна с яростью. Когда они увидели меня, они завопили с ненасытной злобой, пристально на меня уставившись и стремясь напасть. Это было мучение гнева, неослабевающей ярости.
Я обернулась и заметила, как следом за мной ползает слюна, размером с человеческое тело, но без определенной формы, с лицом женщины. Невозможно передать словами ненависть, сверкавшую в ее глазах, которые непрестанно смотрели на меня. Это была моя страсть к раздражению, словно бес, который пробуждал ее. Эта слюна все время пыталась обхватить и задушить меня, но духовник отталкивал ее мысленно, говоря: "Она еще не умерла, может покаяться". С нечеловеческой злобой она продолжала упорно следовать за мной почти до конца испытаний.
Потом мы приблизились к запруде, которая выглядела как стена с сложной системой трубочек, через которые просачивалась вода. Это символизировало мою сдержанную внутреннюю ярость, множество злобных мыслей, которые существовали только в моем воображении. Если бы я умерла, мне пришлось бы проходить через все эти трубочки с огромными муками, словно процеживаться. Опять я ощутила ужасное чувство безответной вины.
"Я еще не умерла", - подумала я и отец Стефан отвел меня дальше.
За мной еще долго раздавались крики и шум воды - это был гнев.
После этого мы вошли в какое-то помещение, словно поднялись на более высокий уровень. В углу были размещены странные, безобразные существа, покрытые и пропитанные отвратительным срамом. Я поняла, что это наказание за непристойное поведение, пошлые анекдоты, неприличные слова. Я облегченно подумала, что я не совершала таких грехов, и вдруг услышала, как эти существа заговорили ужасными голосами: "Наша, наша!" И в моей памяти всплыли яркие воспоминания о том, как я, будучи десятилетней школьницей, писала глупости на бумажках с подругой. И снова пришла безответность, связанная с глубоким чувством вины, но ведущий сказал те же слова в мыслях: "Я еще не умерла" и отвел меня.
Покинув этот укромный уголок, мне открылся странный вид - моя душа, запечатленная в стеклянной банке, словно фигурка. Это был ритуал гадания, который унижает и превращает бессмертную душу в жизненный эксперимент.
В другом углу, сквозь окна, я увидела огромное количество кондитерских изделий, выставленных в ряды - это были сладости, которые я съела. Хотя я не видела здесь дьяволов, но этот тщательно собранный подарок из излишеств моей жизни испускал их злобное присутствие. Я должна была бы снова их есть, уже без наслаждения, но словно под пыткой.
Затем мы прошли мимо бассейна, наполненного постоянно кружащейся раскаленной золотистой жидкостью. Это был пытка извращенного сладострастия. От этой движущейся жидкости веяло суровой мукой. Потом я увидела душу моего знакомого (который еще жив) в виде необычного и нелепого цветка разнообразных оттенков. Он состоял из красивых розовых лепестков, сложенных в длинную трубочку - без стебля и корней. Духовник подошел, обрезал лепестки и глубоко посадил их в землю, произнеся слова: "Теперь они принесут плоды".
Неподалеку стояла фигура моего двоюродного брата, одетая в военную форму, словно она сама была амуницией. Он был предан военному делу и не находил удовольствия в других занятиях.
Затем мы перешли в другую комнату, где находились необычные фигуры: гиганты с маленькими головами и карлики с огромными головами. Там я стояла, выглядя как огромная мертвая монахиня, словно сделанная из дерева. Все эти фигуры символизировали людей, которые жили без послушания и руководства, предпочитая самостоятельный образ жизни: у некоторых преобладало физическое усилие, у других - сильное мышление. Относительно себя я поняла, что настанет время, когда я откажусь от послушания духовнику и испытаю духовную смерть.
И это произошло в 1929 году, когда я не послушала советов отца Стефана, ушла в раскол и не признала митрополита Сергия, будущего Патриарха. Отрекшись от духовного источника, я почувствовала внутреннее иссушение и омертвение, и только благодаря молитве Пресвятой Богородицы вернулась в объятия Церкви.
Мои ноги казались приклеены к полу, но после горячих молитв Божией Матери я снова обрела силы и смогла продолжить свой путь вместе с отцом Стефаном. Это были не испытания, а своего рода предвестники будущих моих отклонений от истинного пути спасения.
Затем мы прошли мимо нескольких огромных пустых храмов, что сопровождалось утомительной прогулкой. Я едва передвигала ноги и задумалась, когда же закончится эта долгая дорога. Внезапно отец Стефан ответил мне мысленно: "Ты же так мечтала об этом, зачем теперь жалуешься?"
Храмы, через которые мы проходили, были величественными и красивыми, но лишены божественности, пусты внутри. Время от времени мы встречались с аналоями, перед которыми я преклонялась на колени и исповедовалась, а они ждали, стоя рядом. Первым священником, перед которым я исповедовалась, был отец Петр (протоиерей собора, у которого я по настоящему исповедовалась после этого сновидения). После этого я не видела своего духовника во время исповеди, но часто исповедовалась перед аналоями. Все это говорило мне о моей будущей жизни, о спасении через частые исповеди.
Внезапно мы услышали звук барабанов и, обернувшись, увидели икону святителя Феодосия Черниговского в стене справа, которая словно напомнила о себе. Святитель стоял в полный рост в киоте и выглядел живым. Я вспомнила, что в последнее время перестала молиться ему. Затем, продолжая идти, мы встретили святителя Николая Мирликийского. Он был как розовый и золотой лепесток розы, освещенный лучами солнца. Моя душа содрогнулась от соприкосновения с этой святыней, и я испытала ужас, падая ниц. Все мои душевные раны зазвучали мучительно, будто были обнажены и освещены изнутри этой потрясающей близостью к святости. Лежа ниц, я видела, как святитель Николай поцеловал духовника в щеку...
Мы продолжили свой путь.
Вскоре я ощутила, что Матерь Божия может скоро спуститься к нам. Однако, моя слабая и греховная душа отчаянно металась оттого, что не могла непосредственно общаться со святыней.
Мы направились к выходу и почувствовали, что он близок. Практически у самого выхода я заметила мучения одного моего знакомого, а возле выхода - одну монахиню, которую казалось, подбрасывали вверх на доске. Но чужие грехи совершенно не привлекали мое внимание.
Затем мы вошли в храм.
Придел был в тени, а главная часть храма была озарена светом. В воздухе над иконостасом стояла стройная и необычайно красивая девушка, одетая в пурпурную мантию. Вокруг нее в воздухе образовалось овальное кольцо святых. Эта чудесная девушка показалась мне чрезвычайно знакомой и близкой, но я безуспешно пыталась вспомнить, кто она: "Кто ты, милая, родная, бесконечно близкая?" И вдруг что-то внутри меня сказало, что это моя душа, данная мне Богом, душа в том чистом состоянии, в котором она была после крещения: образ Божий в ней еще не был искажен. Вокруг нее находились святые заступники, я не помню, кто именно - один из них, кажется, был в древних священнических одеждах. Из окна храма льется прекрасный свет, озаряя все кротким сиянием. Я стояла и наблюдала, замирая.
Но тут из темного угла подошло ко мне ужасное существо на неестественно изогнутых ногах, уродливая женщина с огромным ртом и черными зубами.
О, кошмар! Это было мое отражение, искаженное и безобразное. Я ощутила смертельное отчаяние. Существо стремилось приблизиться ко мне с злорадством, но ведущий оттолкнул меня, произнеся слова: "Ты еще не умерла", и я с ужасом побежала за ним к выходу.
Вокруг колонны в тени сидели другие уродливые создания - чужие души, но я не думала о их грехах. Уходя, я оглянулась и снова с грустью увидела на высоте иконостаса мою родную, давно забытую, потерянную...
Мы вышли и продолжили идти по дороге. И тут моя будущая земная жизнь начала предстоять передо мной: я увидела себя среди снежных покрытых стариной монастырских сооружений. Монахини окружили меня, словно говоря: "Да, да, хорошо, что ты пришла". Они привели меня к игумену, который также приветствовал мое прибытие. Но почему-то я не хотела оставаться там, удивляясь самой себе во сне, ведь уже в то время (перед болезнью) я стремилась к монашеству.
Затем мы покинули это место и оказались на безлюдной дороге. Рядом с ней сидел впечатляющий старец с большой книгой в руках. Мы опустились перед ним на колени, и старец оторвал лист из книги, передав его отцу Стефану. Отец принял его и – исчез. Я поняла, что он умер. Затем исчез и сам старец. Я осталась одна.
В замешательстве и с ужасом я продолжила идти вперед, по пустынной песчаной дороге. Она привела меня к озеру. Заходило солнце. Тихий звон церкви доносился откуда-то. У берега озера стоял бор. Я остановилась, полностью сбитая с толку: дороги не было. И внезапно, скользя над землей, в воздухе передо мной появился образ духовника. В его руках было кадило, и его строгий взгляд был обращен на меня. Он двигался в сторону леса, лицом ко мне, кадя и словно зовя меня. Я последовала за ним, ни на мгновение не отводя от него глаз, и мы вошли в гущу леса. Он скользнул сквозь стволы деревьев, словно призрак, и продолжал кадить, неотступно смотря на меня. Мы остановились на небольшой полянке. Я опустилась на колени и начала молиться. Он, бесшумно скользя вокруг полянки и не спуская с меня серьезного взгляда, замотал всю ее в дым и исчез – я проснулась.
Несколько раз во время этого сна я приходила в себя, видела комнату и слышала дыхание спящей родственницы. Сознательно не желая продолжения сновидения, я читала молитву, но снова против своей воли словно теряла сознание.
Когда я, наконец, пришла в себя, до меня дошло, что время моей жизни истекает, и все, что я прожила, показалось мне бессмысленным, не готовящим меня к вечности. «Зря, все зря», – шептала я и с искренней мольбой приблизилась к Пресвятой Деве, чтобы Она помогла мне найти время для покаяния. «Обещаю жить для Сына Твоего», – изрекла я из самой глубины сердца. И в эту же секунду словно благодатный дождь омыл меня. Жара исчезла. Я почувствовала легкость, ощущение возвращения к жизни. Через ставни и щели я увидела звезды, манящие меня к новой, обновленной жизни...
На следующий день врач подтвердил мое полное выздоровление.
1924 год. Монахиня Сергия (в миру Татьяна Ивановна Клименко).
7 октября 1994 года, накануне дня своего Ангела, монахиня Сергия мирно отошла ко Господу. В молодости, очевидно по молитвам ее духовного отца иеромонаха Стефана, ей было дано видение — прохождение мытарств, которое она впоследствии подробно записала. Все это она обозначила, как главное для вразумления, для покаяния.
Слава Богу за всё!